Цитаты в теме «радио», стр. 2 ▷ Socratify.Net

Популярность лишь поначалу кажется судьбой, потом нередко это ирония судьбы, которую до поры до времени поддерживают печать, радио, телевидение и горячность особенно преданных почитателей.

Можно выключить,
Уменьшить звук,
От скуки вылечит,
Радио - лучший друг!

Мы курим в кровати одну на двоих
И губы касаются пальцев твоих
По радио тихо играет попса
И будет светло через полчаса.

Мы курим в кровати вот так, без затей,
Над нами квартира каких-то людей,
Которые видят какие-то сны,
А может быть, курят в кровати, как мы.

Мы курим в кровати и молча следим
За тем, как огонь превращается в дым.
Глоток никотина из пальцев твоих,
До самого фильтра — одну на двоих

Мы курим в кровати и двигаться лень
Отличный момент умереть в один день
Пока не прокрался рассвет на балкон,
Пока не проснулся в пальто телефон

Закружится комната и пропадет,
Окурок из пальцев твоих упадет,
Как сено засохшее вспыхнет кровать,
А мы будем в ней бесполезно лежать

Пожарные вытащат нас из огня
Обнявшихся крепко, тебя и меня
И будут в пример приводить всякий раз —
Курящих в кровати лишь нас.

Существует заболевание "амузия" — это утрата способности воспринимать музыку. Даже страшно представить себе такую жизнь, я ведь из тех, кто не выносит тишины. Многие люди за день устают от звуков и, придя домой, лежат и отдыхают, закрыв в глаза, а мне сразу хочется включить плеер или радио, хоть что-то.
Это ещё называют эффектом присутствия. человеку подсознательно хочется создать видимость того, что рядом с ним есть кто-то ещё, что вокруг постоянно что-то происходит. наверное, это крайняя степень одиночества, когда ты не можешь находиться в тишине даже во время чтения книги, когда ты постоянно в наушниках, когда тебе уже надоело отвечать на все эти фразы типа: "когда-нибудь ты оглохнешь!" и "у тебя голова от этой музыки не болит?" Да головная боль — ничто по сравнению с этим диким ощущением пустоты. Именно поэтому для многих из нас поломанные или забытые наушники сродни катастрофе. Мы просто прячемся в этих песнях. Ведь в них есть жизнь.

Я, откровенно говоря, не люблю последних новостей по радио. Сообщают о них всегда какие-то девушки, невнятно произносящие названия мест. Кроме того, каждая третья из них косноязычна, как будто таких нарочно подбирают.

Внизу кто-то поет. То даже не поет, а выкрикивает слова песни. Все эти люди, которым необходимо, чтобы у них постоянно орал телевизор. Или радио, или проигрыватель. Все это люди, которых пугает тишина. Это мои соседи. Звуко-голики. Тишина-фобы.

— Никакого общественного радио. У меня от него наступает менопауза.

Безмерное, зябкое одиночество в тысяченогой толпе, холодный, напрасный огонь электрической рекламы, подавляющая никчёмность женского совершенства, когда совершенство перешло границу пола и обратилось в знак минус, вредя само себе, будто электричество, будто безучастная энергия самцов, будто планеты, которые нельзя увидеть, будто мирные программы, будто любовь по радио.

— И что Рон надеется услышать по радио? Хорошие новости?
— Он надеется, что не услышит плохих.

В 1912 Гульельмо Маркони предсказал, что изобретение радио положит конец войне. Больше никакого недопонимания, никаких секретов. Позже, в двадцатом веке, было убито двести миллионов человек, в то же время, мы придумали более удобные способы общения. Но ни один из них не положил конец лжи, непониманию, убийствам.

А там, за большим оврагом, набитым до самого верха мокрыми чёрными ивами, жмутся друг к другу домики, я нахожу их красивыми. Особенно тот, что желтый, с ржавой железной крышей, в два этажа, заплаканный, он очень бы мне подошел. Я бы сидела в комнатке на втором этаже, кутаясь в серую шаль, и смотрела, как за окном провода убегают в даль, к одной невидимой точке, где сходятся все пути. А в комнатке чисто и бедно, и на часах всегда, например, половина двенадцатого, и никуда не нужно идти. На подоконнике мертвая муха, и в жестяной баночке козьими рожками вьется алоэ. По радио, нет, не музыка, даже не новости, а что-то такое. Мне кажется, именно так должен выглядеть ад, никакой тебе серы и сковородок с огнём.

— Ничего! Спустимся вниз и все! Она же меня в лицо не знает!
— По-твоему, она смотрела твой сериал по радио?

Конечно— конечно я смогу без тебя сдеру с ног сапоги, приму душ, включу радио, заварю кофе, полистаю журналы. Конечно я могу без тебя но мысли бьют электричеством как лампочка которая только что сидела себе в темноте. Пока не нажали на кнопку чтобы она засверкала.

Когда в твоей жизни появляется кто-то особенный, ты чувствуешь внезапное стеснение в груди или неконтролируемый прилив грусти, когда по радио поют песню про любовь. А раньше ты по радио слышал только последние известия.

Прощайте, чудные мгновения, надо забыть пленительные прозвища, которыми мы называли друг друга, сжечь фотографии свадебного путешествия, выключать радио, услышав песню, если мы когда-то напевали ее вместе.

Раневская передавала рассказ. Надежды Обуховой. Та получила письмо от ссыльного. Он писал: «Сейчас вбежал урка и крикнул: «Интеллигент, бежи скорей с барака. Надька жизни дает».
Это по радио передавали романсы в исполнении Обуховой.

Каждый из нас — остров. Иначе мы давно бы свихнулись. Между островами ходят суда, летают самолеты, протянуты провода телефонов, мы переговариваемся по радио — все что хотите. Но остаемся островами. Которые могут затонуть или рассыпаться в прах.

Удивительно, люди сквернословят с утра до вечера, но если они слышат по радио, как выражается знакомый, уважаемый человек, как он после каждой фразы вставляет «иди в жопу», то чувствуют себя глубоко оскорблёнными.

Если у вас есть тайна, можете сообщить о ней по радио, напечатать в бульварной газетенке, только не доверяйте её человеку, который пьёт больше трёх-четырёх порций в день.

А правда — она простая. Даже если однажды вечером ты читаешь жене и ребенку вслух. Читаешь им колыбельную. А наутро ты просыпаешься, а твоя семья — нет. Ты лежишь в постели, прижавшись к жене. Она еще теплая, но уже не дышит. Твоя дочка не плачет. Дом уже лихорадит от шума движения за окном, от воплей соседского радио, от горячего пара, заключенного в трубах внутри стены. Правда в том, что можно забыть даже этот день — забыть на те пару минут, пока ты завязываешь перед зеркалом галстук.