Цитаты в теме «сострадание», стр. 9
Не может быть у отдельного человека такой ненависти или, скажем, такой любви, которая распространялась бы на всё человечество. Ну деньги, бабы Ну там месть, чтоб начальника машина переехала, ну это туда-сюда А власть над миром, справедливое общество, царство Божие на земле — это ведь не желания, а идеологии, действия, концепции. Неосознанное сострадание еще не в состоянии реализоваться.
наиболее им удается личина сострадания. Как они заботливы, чутки, внимательны! Как трогательно сочувствуют! Но если б вы могли бросить на них взгляд — флюоресцирующий, все просвечивающий взгляд, — какие самовлюбленные маньяки предстали бы перед вами! Чья бы душа ни кровоточила в мире — они обливаются кровью вместе с ней, но нутро их при этом не дрогнет. Вас будут распинать — они будут держать вас за руки, поднесут испить, будут смотреть на вас коровьими глазами и реветь в три ручья. С незапамятных времен они — профессиональные плакальщицы. Они лили слезы даже в дни Золотого века, когда, казалось, и плакать было не с чего. Горе и скорбь — вот их среда обитания, и все калейдоскопические узоры жизни они затягивают тусклой серой клейковиной.
Есть такая игра, в которую играют дети: они соединяют руки на счет «три», со всей силы сжимают пальцы, ты терпишь сколько можешь или хотя бы дольше, чем соперник. Игра продолжается, пока один не скажет «хватит», сдастся и не попросит пощады. Это не очень веселая игра. В игре на сострадание, когда один ребенок кричит, а другой слушает и боль прекращается. Разве вы бы не хотели, чтоб все было так просто? Это больше не игра, и мы уже не дети, ты можешь кричать «помилуй» или все, что хочешь. Никто тебя не услышит. Это всего лишь ты, кричащий в темноту.
Все–таки человек не развивается с возрастом, хоть тресни. Характер формируется годам к двадцати пяти, и потом уже, как ни бейся, себя не переделаешь. Дальше остается только наблюдать, насколько окружающий мир соответствует твоему характеру. Возможно, благодаря виски, — но мне было жаль Рудина. Героям Достоевского я никогда особенно не сострадал. А вот тургеневским персонажам — запросто. Как, впрочем, и персонажам из «Полицейского участка–87». Наверное, все оттого, что у меня слишком много слабостей. Чем больше у человека слабостей, тем охотнее он сострадает слабостям своих ближних. Слабости персонажей Достоевского зачастую и слабостями–то не назовешь, так что сострадать им на всю катушку не получается. Что же до героев Толстого, то их слабости так и норовят превратиться во что–то глобальное, статичное, на века Какое уж тут сострадание.
Наш мир основан на чем-то очень простом. Из чего и смысла нет выводить космические законы, но это «что-то» так же просто уловить и поймать, как, скажем, нежность, простую нежность изначальной связи – между животным и растением, дождем и почвой, семенем и деревьями, человеком и Богом. Я хотел бы думать о своей работе, как о колыбели, в которой философия уснет с пальчиком во рту. Помолчи немного, и ты почувствуешь ток нежности – не силы, не славы, не прощения от грехов, не жалости, не сострадания, этих вульгарных выдумок иудейского ума, только и способного представить человека корчащегося под кнутом. Нет, та нежность, о которой я говорю, совершенно безжалостна.
Кидание понтов, бессмысленных и беспощадных — обычная российская болезнь, которая передается и вампирам. Это вызвано не пошлостью нашего национального характера, а сочетанием европейской утонченности и азиатского бесправия, в котором самая суть нашей жизни. Кидая понты, русский житель вовсе не хочет показать, что он лучше тех, перед кем выплясывает. Наоборот. Он кричит — «смотрите, я такой же как вы, я тоже достоин счастья, я не хочу, чтобы вы презирали меня за то, что жизнь была со мной так жестока! » Понять это по-настоящему может лишь сострадание.
В вопросах, касающихся непостижимых явлений и душевного трепета, мужчины слишком прямолинейны, — заявила Пелагия, быстро пощёлкивая спицами — после третьего стакана чаю она, испросив у владыки позволения, достала вязание. — Мужчины не любопытны ко всему, что им представляется неважным, а в неважном подчас таится самое существенное. Где нужно что-нибудь пстроить, а ещё лучше сломать — там мужчинам равных нет. Если же нужно проявить терпение, понимание, а возможно и сострадание, то лучше доверить дело женщине.
У меня просто пена изо рта начинает идти от бешенства, когда политики, возвращаясь из своих избирательских округов, объявляют: «Люди моего города нуждаются только в одном — в Надежде», как будто все мы можем, радостно воскликнув: «Сказано — сделано, старичок», тут же повытаскивать из шкафов охапки надежды, распихать их по упаковочным пакетам и срочной почтой отправить по адресу «Ливерпуль-8». Собственно говоря, эти преисполненные сострадания болваны имеют в виду не «Надежду», а «Деньги», да только жадность не позволяет им этого сказать.
Если явившийся в мир человек падает так низко, как только возможно в обществе, о нем говорят, что он — монстр, или зло, или воплощение зла, но никто не допускает даже намека, что в нем имеется нечто сверхъестественное или потустороннее. Он может быть злым человеком, но всего лишь человеком. Но тот, кто, как Иисус или Будда, действует на другом полюсе, там, где творимое добро перехлестывает через край, неизменно превращается в наших глазах в святого, сверхъестественного, личность не от мира сего. Это является отражением того, как мы видим самих себя. Мы легко допускаем, что самое злобное создание — это человек, но не способны предположить, что совершеннейшее существо, тот, кто вдохновляет воображение, пробуждает творческое начало и учит состраданию, — тоже один из нас. Мы не способны думать о себе настолько хорошо, а плохо думать готовы.
Я ненавижу всех святых,-Они заботятся мучительноО жалких помыслах своих,Себя спасают исключительно.За душу страшно им свою,Им страшны пропасти мечтания,И ядовитую ЗмеюОни казнят без сострадания.Мне ненавистен был бы РайСреди теней с улыбкой кроткою,Где вечный праздник, вечный майИдет размеренной походкою.Я не хотел бы жить в Раю,Казня находчивость змеиную.От детских лет люблю ЗмеюИ ей любуюсь, как картиною.Я не хотел бы жить в РаюМеж тупоумцев экстатических.Я гибну, гибну — и пою,Безумный демон снов лирических.
Мой мир
Безоглядное хамство , злоба, черная зависть-
Это то, что так часто нас с тобой окружает.
Алчность, черствость, жестокость,просто тупость людская
Вызывают неловкость, а порою пугают.
Все, чему нас учили, что узнали из книг,
Прикоснувшись к такому, умерло в тот же миг.
Где добро, справедливость? Где души красота?
Внешне пусть и красив ты, а внутри-пустота.
Где твое состраданье? Где твой внутренний мир?
Только деньги- желанье. Только деньги- кумир.
В этом мире жестоком беззакония и зла
Всем, погрязшем в пороке не хватает тепла.
Не хватает улыбок, нежности и стихов.
Пусть мы не без ошибок, пусть мы не без грехов,
Только если мы будем хоть немного добрей,
Станут искренней люди, станет мир чуть светлей.
Когда нет рядом никого...
Когда нет рядом никого и тихо,
Достану старенький потрёпаный блокнот,
Погрызеную кем-то ручку Bifa,
И попытаюсь воссоздать мыслеворот
Витают где-то образы и фразы
Поймать пытаюсь смысла тоненькую нить
Порой ложатся на бумагу сразу,
Но чаще - их не успеваю уловить.
Вокруг порхают, крыльями махая,
То близко очень, то исчезнут в темноте.
Приблизившись,внезапно пропадают
Поймала...Отпустила... Нет, совсем не те.
Избитых фраз,банальностей не нужно.
Пытаюсь передать как можно я точней
Те чувства, что тревожат мою душу,
Метаморфозы те, что происходят с ней,
И самые заветные желанья.
Не из тщеславия,не ради похвалы,
Не для поддержки или состраданья,
Не ожидая ни признания, ни хулы.
Я просто сброшу груз,расправлю плечи,
Переживания превращая в строчки...
Становится спокойней мне и легче,
В момент, когда в блокноте ставлю точку.
О, Боже, дай мне силы дальше жить!
Пройдя по краю бешеной стремнины,
Я отделил друзей от клоунов и мимов
Теперь хочу последних навсегда забыть!
Ладонями касаюсь облаков,
Учусь парить, учусь любить и верить,
И вновь своей душою верность мерить,
И нежность отдавать, и принимать любовь.
В заплатах сердце Всё же хочет быть
Таким кому-то искренним и нужным,
Прожившим, пережившим, добрым, мудрым
И состраданию другого научить.
Ты дал мне Машу Благодарен я!
Быть может, я таких даров не стою
Вставая на колени, в снег, весною,
Прошу, дай сил! За всё прости меня!
Мы часто путаем понятия бывает, что ждем от того, кого считаем абсолютно нормальным человеком, сопереживания, сочувствия, сострадания. Мы восклицаем: «Ведь, он же человек разумный, а значит априори способен на такого рода эмоции!» Но разумный человек (hрomo sapiens) и добрый (bonum hominis), к сожалению не всегда одно и то же. Давайте вдумаемся и заглянем в словарь: человек разумный — от современных человекообразных, помимо ряда анатомических особенностей, отличается значительной степенью развития материальной культуры (включая изготовление и использование орудий), способностью к членораздельной речи и абстрактному мышлению. Понимаете?
Не всегда homo sapiens способен сопереживать, но bonum hominis — всегда.
Чем пахнет женщина? Попробуй улови.
Нюансов тысячи, как отблесков зари:
Уютом домашним, умом созидания,
Волнением космических тайн мироздания,
Спокойствием, словно могучие скалы,
Потоком ревущей, кипящей лавы.
Нежностью, лаской или туманом,
Лёгким флиртом, иль жёстким обманом.
Страстью, сметающей всё на пути,
Счастьем, которое мог ты найти.
Непредсказуемостью желаний.
Ужасом, болью ночных терзаний.
Лекарством горьким. Дорогой в рай.
Весельем, плещущим через край.
Тяжёлым унынием, как груз на плечах.
Зовом надежды в бездонных очах.
Заботами, страхом бессонных ночей.
Предательством лучших подруг и друзей.
Душевной болью и состраданием.
Младенцев лепетом, И пониманием
Грядущих ударов, зигзагов судьбы,
Желанием быть с той судьбою на вы.
Идёт по жизни сиянием увенчана
Ее величестово - Просто женщина.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Сострадание» — 195 шт.
