Цитаты в теме «удивление», стр. 8

Любой язык — это медаль, которую отчеканила история.

Умных людей на свете куда больше, чем талантливых. Общество кишмя кишит умниками, начисто лишенными таланта.

Подобно странствующим рыцарям, которые придумывали себе столь совершенную возлюбленную, что искали ее повсюду и нигде не могли найти, великие мира сего знакомы с дружбой только в теории.

Те, которые дают советы, походят на дорожные столбы, которые дорогу указывают, но сами по ней не ходят.

Когда кругом все удивительно, ничто не вызывает удивления, это и есть детство.

Почему вы так много говорите со скучными людьми? — Боюсь, что иначе меня заставят слушать.

Близкое общение — вот откуда берут начало нежнейшая дружба и сильнейшая ненависть.

Для начала палестинский террорист утверждал, что в метафизическом плане ценность заложника равна нулю (ибо он неверный), но не является отрицательной: отрицательную ценность имел бы еврей; следовательно, его уничтожение не желательно, а попросту несущественно. Напротив, в плане экономическом заложник имеет значительную ценность, поскольку является гражданином богатого государства, к тому же всегда оказывающего поддержку своим подданным. Сформулировав эти предпосылки, палестинский террорист приступал к серии экспериментов. Сперва он вырывал у заложника зуб (голыми руками), после чего констатировал, что его рыночная стоимость не изменилась. Затем он проделывал ту же операцию с ногтем, на сей раз вооружившись клещами. Далее в беседу вступал второй террорист, и между палестинцами разворачивалась краткая дискуссия в более или менее дарвинистском ключе. Под конец они отрывали заложнику тестикулы, не забыв тщательно обработать рану во избежание его преждевременной смерти. Оба приходили к выводу, что вследствие данной операции изменилась лишь биологическая ценность заложника; его метафизическая ценность по-прежнему равнялась нулю, а рыночная оставалась очень высокой. Короче, чем дальше, тем более паскалевским был диалог и тем менее выносимым — визуальный ряд; к слову сказать, я с удивлением понял, насколько малозатратные трюки используются в фильмах «запёкшейся крови».

Это ничтожество всех объектов нашей воли явно раскрывается перед интеллектом, имеющим свои корни в индивидууме, прежде всего — во времени. Оно — та форма, в которой ничтожество вещей открывается перед нами как их бренность: ведь это оно, время, под нашими руками превращает в ничто все наши наслаждения и радости, и мы потом с удивлением спрашиваем себя, куда они девались. Самое ничтожество это является, следовательно, единственным объективным элементом времени, другими словами, только оно, это ничтожество, и есть то, что соответствует ему, времени, во внутренней сущности вещей, то, чего оно, время, является выражением. Вот почему время и служит априори необходимой формой всех наших восприятий: в нем должно являться все, даже и мы сами. И оттого наша жизнь прежде всего подобна платежу, который весь подсчитан из медных копеек и который надо все-таки погасить: эти копейки — дни, это погашение — смерть. Ибо в конце концов время — это оценка, которую делает природа всем своим существам: оно обращает их в ничто.

Достойно удивления, как страстно некоторые личности, якобы чуждые ко всему, жаждут заручиться поддержкой власть имущих. Под напускным презрением к власти они скрывают страстное желание быть поближе к тем, кто ею облечен.

— Мне до удивления легко было обманывать вас все это время. Когда ты в следующий раз будешь придумывать план побега, убедись, что не рассказываешь о нем не тому человеку.
— Мне было до удивления легко обмануть тебя, Гарридо. Когда ты в следующий раз будешь стучать своему начальству, убедись, что тебя не водят за нос.

Моя мама поехала сейчас отдыхать. Вчера звонит оттуда и с таким удивлением мне говорит: «Знаешь, оказывается, здесь, на отдыхе, нет моря! » Она думала, что есть, когда ехала. А я ей говорю: «Боже мой, зачем же ты туда поехала? » Она, бедная, говорит: «Да, плохие люди посоветовали ».

Ему казалось, что он сделал шаг в окно, распахнутое в давно исчезнувший мир. Он видел, что на этом мире почиет свет, для которого в его языке слов не находилось. Все, на что падал взгляд, было четким и словно очерченным одной линией, как будто каждую вещь задумали и создали только что, прямо на глазах; и вместе с тем каждая травинка казалась неизмеримо древней. Цвета были знакомые – золотой, белый, синий, зеленый; но все они были такими свежими, так золотились, белели, синели и зеленели, что Фродо казалось, будто он видит их впервые и только сейчас придумывает им названия – новые и достойные удивления.

САМЫЕ ПОПУЛЯРНЫЕ ТЕМЫ автор бытие вампир вражда губы жара жизненно золото капля легенда лед лес мат момент мужчина неизбежность объятие одиночка осень ответ плата победа походка путь революция рыцарь снежинка сочувствие стремление тайна трусость уверенность усилие утрата фантазия