Цитаты в теме «хаос», стр. 10
Память — дряхлая ключница,
Выжившая из ума,
Все своею рукой, все сама
Так уложит, что взять — не получится.
Не откроет она сундука,
Там, где хаос былой
Аккуратной
Стопкой сложен,
За складкою складка;
Только списка сухая строка,
Где почти нет меня,
Где когда-то Ветер бился в ослепшие стекла
Без тебя замолчавшего дома.
Снимок старый, почти полустертый,
И зачем сохранен — непонятно:
Нет деталей, оттенков, объема.
И лишь сны, шаловливые дети,
Чуть старуха на миг отвернется,
Тащат первое, что попадется,
Из ее сундуков: междометия,
Позабытые лики, разлуки,
Ароматы, движения, звуки
Все свалив, торжествующе, грудой,
Все измяв, все вконец перепутав.
Смерть наклонился так, что его череп оказался на уровне ее лица.
— ЛЮДИ ГЛУПЫ И ПОНАПРАСНУ РАСТРАЧИВАЮТ СВОИ ЖИЗНИ. ТЫ ВИДИШЬ ОСВЕЩЕННЫЕ ОКНА, И ТЕБЕ ХОЧЕТСЯ ДУМАТЬ, ЧТО ЗА НИМИ СКРЫВАЕТСЯ ВЕЛИКОЕ МНОЖЕСТВО ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ И СОБЫТИЙ, ХОТЯ ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ТАМ, ЗА ОКНАМИ, НЕТ НИЧЕГО, КРОМЕ МЕЛОЧНЫХ ТУПЫХ ДУШОНОК, ПОЖИРАТЕЛЕЙ ПИЩИ, НАЗЫВАЮЩИХ СВОИ ИНСТИНКТЫ ЧУВСТВАМИ. ОНИ ДУМАЮТ, ИХ НИЧТОЖНЫЕ ЖИЗНИ БОЛЕЕ ЗНАЧИМЫ, ЧЕМ ДУНОВЕНИЕ ВЕТЕРКА.
В глазах Смерти ярко полыхал синий огонь. Ей показалось, что ее поглощает какая-то бездна.
— Нет, — прошептала Сьюзен. — Нет Я никогда так не думала.
Смерть резко выпрямился и отвернулся.
— НО ВООБЩЕ ЭТО ПОМОГАЕТ.
— Но в том, как люди умирают, нет никакого смысла! — воскликнула Сьюзен. — Это же хаос! Где справедливость?!
— ХА.
По сути дела, если мы не изберем путь децентрализации и прикладную науку не станем применять как средство для создания сообщества свободных личностей (а не как цель, для которой люди назначены служить лишь средством), то нам останутся только два варианта: либо некое число национальных, милитаризованных тоталитарных государств, имеющих своим корнем страх перед атомной бомбой, а следствием своим — гибель цивилизации (или, если военные действия будут ограничены, увековечение милитаризма), либо же одно наднациональное тоталитарное государство, порожденное социальным хаосом — результатом быстрого технического прогресса вообще и атомной революции в частности; и государство это под воздействием нужды в эффективности и стабильности разовьется в благоденствующую тиранию.
Таково ремесло писателя: его жизнь — водоворот лжи. Приукрасить для него — что перекреститься на красный угол. Мы делаем это, чтоб доставить вам удовольствие. Мы делаем это, чтоб убежать от себя. Физическая жизнь писателя, как правило, статична, и, пытаясь вырваться из этого плена, мы вынуждены ежедневно выстраивать себя заново. Тем утром я столкнулся с необходимостью придумать мирную альтернативу вчерашнему кошмару, при том, что в писательском мире драма, боль, поражение поощряются как необходимые для искусства предпосылки: если дело было днем — выпишем ночь, была любовь — устроим ненависть, безмятежность заменим хаосом, из добродетели сделаем порок, из Господа — дьявола, из дочери — шлюху. За участие в этом процессе я был неумеренно обласкан, и ложь зачастую просачивалась из моей творческой жизни — замкнутой сферы сознания, подвешенной вне времени, где вымысел проецировался на пустой экран, — в осязаемую, живую часть меня.
Россия, моя Россия, была всего лишь аполитичным хаосом. Мы жили в неразберихе и коррупции, мы только пытались протянуть до завтра. Даже армия не была бастионом патриотизма — просто место, где можно получить профессию, пищу и кров, а иногда немного денег, чтобы послать их домой, когда правительство решало-таки заплатить своим солдатам. «Клятва защищать родину»? Моё поколение не знало таких слов. Их можно было услышать от ветеранов Великой Отечественной войны, сломленных, безумных чудил, которые осаждали Красную площадь с потрёпанными советскими флагами в руках и рядами медалей, пришпиленных к выцветшей, побитой молью форме.
Гете пишет, что «вначале было действие». Это, может, справедливо для ситуаций этического и экзистенциального выбора, но решительно не годится для проблем, затрагивающих истоки движения и восприятия. Однако и здесь обычно происходит нечто неожиданное: первый шаг, первое движение, первый взгляд, первый импульс – как гром средь ясного неба, из ниоткуда, из хаоса и бессмысленности. «Вначале был импульс». Не действие или рефлекс, а импульс – нечто более элементарное и в то же время более загадочное, нежели действие и рефлекс.
Она ещё не понимает, что безответная любовь, в конце концов, превращается в ярость и хаос, нервы и внутренности, вывернутые наружу, как собачьи кишки. Она еще не понимает, что иногда тот, кто любит безответно, должен потребовать возмещения, что любовь может быть злым и подлым делом, что иногда из-за любви можно потерять терпение. И когда нервы и кишки убраны внутрь, кожа зашита, а кровь смыта, чтобы ни в чем не виноватые зеваки не испытывали чувства неловкости, в том, кто носит эту любовь, начинает тяжелеть ядовитая опухоль, которая растет медленно и неуклонно, превращаясь в бешеный сгусток обезображенной ткани. Этот сгусток расположен на два ребра ниже сердца и называется ненавистью.
Великие события всегда начинаются буднично. У кого-то засветилась фотопленка, чтобы через полвека была создана атомная бомба. Кого-то высекли за неуспеваемость и посадили за уроки на жестком стуле — и он изобретает водяные матрасы. Мир состоит из сплетения причин и следствий, и кое-кто утверждает, что это — гармония. Ничто, уверяют они, не случайно, и судьбы наши предрешены. Впрочем, их остается все меньше, таких людей, главным образом из-за их манеры переходить улицу, полагаясь на судьбу больше, чем на сигналы светофора. Представители же философской школы, основанной на так называемой теории хаоса, напротив, выживают и множатся, ибо они стараются вовсе не переходить улицу.
В морском прибое, в шуме сосен,
В глухой тональности дождя,
И в кликах журавлей под осень,
И в том, как слово произносит
Впервые малое дитя,
Во всхлипах (стонах, междометиях),
В потоках и лавинах гор,
В любом предмете и сюжете,
Во всех пределах и столетиях
Живут мажор или минор.
Есть звукоряды чистых тембров —
Чугун колоколов и сталь,
Ель тонкой деки и хрусталь,
А город — хаос пот и темпов,
Его тональность не проста.
И если выдастся минута
Беспечной грусти, праздных дум,
Прислушаюсь тогда к чему-то,
Что рядом прозвучит лишь смутно,
Как легкий и неясный шум,
И в соразмерность ритма доли
Я приведу по мере сил,
И к звукам горечи и боли
Добавлю радости и воли,
И шум берез или осин.
И ощущаю повторение
Из бессознательной глуши
Мелодии стихотворения,
И выбираю направление
Потока мысли и души.
1) День будущий не любит, когда его поджидают, сложа руки на коленях. Его делать самим надобно.
2) В науке человеку можно более, нежели в политике, сделать. Ибо наука область ума такова, куда власть имущие по дурости своей залезать боятся, дабы дурость ихняя пред учеными видна не была
3) Когда немец встречает добропорядочного нищего, он дает ему работу. Когда русский встречает лентяя-нищего, он дает ему милостыню. Отсюда и явилось изобилие попрошаек — от безделья!
4) Россия — это хаос! Сколько голов — столько требований. Не имея понятия о свободе, русские путают ее со своеволием.
5) Какая же Русь без разбойников? Коли правители да воеводы разбойничают, так и простой народ, под стать им, на большую дорогу выходит.
6) Да супружние дела криводушия не терпят.
******
Ты не горюй. Жизнь, она словно колесо у телеги: еще не раз туда-сюда обернется.
Как ветер мокрый, ты бьешься в ставни,
Как ветер черный, поешь: ты мой!
Я древний хаос, я друг твой давний,
Твой друг единый,- открой, открой!
Держу я ставни, открыть не смею,
Держусь за ставни и страх таю.
Храню, лелею, храню, жалею
Мой луч последний — любовь мою.
Смеется хаос, зовет безокий:
Умрешь в оковах,- порви, порви!
Ты знаешь счастье, ты одинокий,
В свободе счастье — и в Нелюбви.
Охладевая, творю молитву,
Любви молитву едва творю
Слабеют руки, кончаю битву,
Слабеют руки. Я отворю!
Всё вполне выносимо, но в общих чертах,
А в деталях постылые эти детали!
Не от них ли мы так безнадёжно устали,
И особенно те, кто сегодня в летах.
Эти ритмы попсовые над головой,
Эта дрель за стеной, что проникла в печёнки,
Уголовного вида хозяин лавчонки,
Одинокой собаки полуночный вой,
Этот ключ, что, хоть тресни, не лезет в замок,
Полутёмный подъезд и орущие краны,
Тараканы и мыши, и вновь тараканы,
В жаркой схватке с которыми всяк изнемог.
Бог деталей, я всё же не смею роптать.
То ли Ты мне шепнул, то ли выскочка – дьявол,
Что на тех, кто в мирском этом хаосе плавал
И тонул, - лишь на них снизойдёт Благодать.
И берешь себя в руки. Как-будто в твоих руках
Успокоится буря, отсрочится чей-то суд.
И душа в твоем теле безоблачна и легка.
И бездонная память — прозрачный пустой сосуд.
Нет в ней больше осколков и пепла. И нет вины.
И тебе все до фени, до лампочки, до звезды.
А вокруг бесконечность, умноженная на сны,
По которым на волю уходят твои следы.
Голоса неразборчивы. Сколько их там в тебе?
Они глуше и глуше. Стихают уже в дали.
И идешь себе с Богом по миру, где правит бес,
И все то, что от Бога, безбожно в тебе болит
А вокруг столько глаз. Только кажется — ни души.
Потому что они занавесили зеркала.
И не чувствуешь святость, покуда не согрешишь.
А она изначально ты помнишь? В тебе была.
И твой внутренний хаос — обычная дань войне,
На которой от пули не спрячешься за слова
Если выбраны цели — кощунственно о цене.
И берешь себя в руки. И молишься, что жива.
Мне бы уехать туда, где ветер сорвался с цепи.
Вернусь через пару дней совершенным целым.
Жмешь кнопки на сломанном пульте:
Молчи, ешь, спи, занимайся делом.
Ночью стал лед на лужах —
Зеркала в асфальтовых рамах.
Сбивается пульс,
Приджазованный ритм — чаще и чаще.
Вот пройдены точки кипения ртути,
Олова и вольфрама — Хаос кипящий.
Такая спокойная нежная и прохладная кожа,
А звери под ней сбиваются в стаи,
Бегут по венам, рычат и воют.
И я же знаю себя — кроме ветра никто
Не поможет, не успокоит. Не то что бы красное,
Ярко-цветное нужно заставить казаться
Едва заметным, прозрачным,
Сдержанно-бежевым. Но можно, всё это рвущее,
Тянущее, живое не будет больше меня касаться?
Я не выдерживаю.
Знаешь, такая дикая пустота
Хочется отпустить себя и разбиться.
Или навылет — сквозь перекрестки, лица —
Город прошить, банально нырнув с моста.
Сольное танго — быстро скользить вперед
И замирать от ужаса и восторга.
И понимать: нечасто, совсем недолго
Сердце вот так танцует и так живет.
Это зима — проснуться и не найти
В мире себя. Отсутствие. Хаос. Ветер
Вместо волнений, мыслей, всего на свете.
Ветер, и ночь, и вечность секунд в пути.
Но ледяное — скорость, огни, провал —
Бьется и тает грустным спокойным смехом.
Хочется развернуться и просто ехать,
Чтобы остаться с тем, от кого бежал.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Хаос» — 217 шт.
