Цитаты

Цитаты в теме «мораль», стр. 7

Все изменяют (и это без соплей),
Кто мысленно, а кто душой и телом
Все люди — от рабов до королей —
Подвластны Купидону острым стрелам

Вопрос в другом: сказать иль умолчать,
Признаться ли в содеянной измене,
А, может быть, самозабвенно врать,
Вести себя как клоун на арене?

Умело замести свои следы
Просить прощения: «Право, бес попутал!
(Единственной своей не навреди )
Всевышний, сохрани меня от блуда!»

Простил себя Забылось? Все прошло?
Никто нигде — ни нюхом и не слухом
И вновь в недостающее ребро
Измена заползла нечистым духом?

Опять раскаяние: «Какая я — свинья!
Я не достоин! Я прошу прощенья! »
А на кону — любимая семья!
Ну, как? Знакомые, скажите, ощущения?

Вы спросите, а в чем же здесь мораль?
Все просто! Коль дошли вы до измены
Не получилось что-то в жизни Жаль!
Кто виноват, что вам нужны гаремы.
Евреи — это самый замечательный народ мировой истории, потому что они, поставленные перед вопросом: быть или не быть, со внушающей ужас сознательностью предпочли быть какою бы то ни было ценою: и этою ценою было радикальное извращение всей природы, всякой естественности, всякой реальности, всего внутреннего мира, равно как и внешнего. Они оградили себя от всех условий, в которых до сих пор народ мог и должен был жить, они создали из себя понятие противоположности естественным условиям, непоправимым образом обратили они по порядку религию, культ, мораль, историю, психологию в противоречие к естественным ценностям этих понятий. Подобное явление встречаем мы еще раз (и в несравненно преувеличенных пропорциях, хотя это только копия): христианская церковь по сравнению с «народом святых» не может претендовать на оригинальность. евреи вместе с тем самый роковой народ всемирной истории: своими дальнейшими влияниями они настолько извратили человечество, что еще теперь христианин может чувствовать себя анти-иудеем, не понимая того, что он есть последний логический вывод иудаизма.
На площади стреляют поэтов. На главной площади нервные люди с больными глазами находят своё бессмертие. Но бессмертие пахнет могилой, это эхо молчания в затхлых залах вечной немоты, это плесень апатии, это мгновение, ставшее тягучей, душной, статичной вечностью. На площади люди слизывают с побледневших пересохших губ вкус жизни, запоминая его навсегда, влюбляясь в яростную боль, несущую в себе семена любви и экстатичной жажды вдохнуть в пробитые легкие хотя бы ещё один глоток солёного воздуха. На площади люди отчаянно смотрят в небо, судорожно понимая, что человеческая смертность — всего лишь залог остроты чувств, горячности идей, вечного стремления успеть, не жалея себя: жить, любить, дышать, смеяться, кричать в распахнутые окна, подставлять неумолимо стареющее лицо дождям, ветрам, снегопадам, солнцу Потому что в конце этого предложения будет точка, восклицательный знак, а не шлейф уходящего в никуда многоточия. На площади стреляют поэтов. И поджарые животы в предчувствии пули прячут в чреве своём несказанные слова, тяжёлым комом поднимающиеся к сжимающемуся горлу, вырывающиеся в холодный воздух хрипом последних итогов. На площади, где стреляют поэтов, стоит мальчик. И небо давит на него, и снег кажется каменным, и тишина пугает И он пишет на изнанке собственной души детскую мораль взрослой сказки: Бог создал нас разными. Смерть — сделала равными.