Цитаты в теме «одежда», стр. 29
Работает не только прямая реклама, но и другие аттракторы. Пятнадцать лет назад человек очень осознанно подходил к покупке. Сегодня 65—67% людей принимают решение импульсивно, на месте. Вот пример: если в магазине дорогой мужской одежды распылить запах сигар или дубленой кожи, то продажи вырастут на 30%. В магазине спортивной одежды цветочный запах увеличивает продажи до 60%. С помощью музыки также можно управлять спросом. Эти инструменты невидимы, но они очень мощные. Возьмите магазины “Ж” — это самый что ни на есть масс-маркет. Их послание — модная обувь по низким ценам. Там некачественная, одноразовая обувь, но зато великолепная система скидок и бонусов, на которых они и работают. Другой пример: в Нью-Йорке угол дома, где был магазин классической одежды, облюбовали подростки маргинального вида. Лояльные покупатели перестали туда ходить, и продажи упали. Владелец обратился к консультантам, и те рекомендовали включить классическую музыку. На следующий день вход был свободен.
Настоящая близость не в трении чьих-то тел,
Когда в страстном порыве одежда стремится на пол,
Не тогда, когда ты охал, кричал и ахал
И отнюдь не тогда, когда выше небес взлетел.
Настоящая близость кроется в чем-то простом,
Когда молча целуют в щеку или в макушку
И когда в квартире делят одну раскладушку,
Не задумываясь о проблемах, когда вдвоем
Настоящая близость не ночью — она по утрам,
Когда кто-то готовит завтрак и варит кофе,
Когда жизнь твоя на едином огромном вздохе
И казалось, себя возложишь к ее ногам.
Настоящая близость — это вам не клише,
Не пустые фразы, выдумки не до поэта,
Не трение тел ночами, вплоть до рассвета.
Настоящая близость — когда душою к душе.
Мне говорят все, что я идеальна.
Я улыбаюсь и скромно молчу:
Это приятно, хотя тривиально,
Но возражать никому не хочу.
С виду же я — как всегда — безупречна:
Внешность, одежда, походка в взгляд,
Сдержанна в меру и в меру сердечна —
Каждому рада и каждый мне рад.
Только внутри оголтелые бесы
Резво играют сознанием моим,
Требуя денег, власти и секса
Только снаружи я херувим,
Ну, а в душе моей звездная бездна
Черных влечений, безумных страстей.
Только туда — если вам интересно —
Я не пускаю незваных гостей.
Береза с ветром целовалась,
Манила хрупкостью своей.
Её, тревожа, ветер рвался,
Увидеть наготу ветвей.
И, словно в танце, стан березки
Он нежно гнул и обнимал.
Она же, приодев сережки,
Внимала, что он ей шептал.
Был ветер сильным и упрямым.
Она податлива была.
До поздней осени до самой
Он приходил. Она ждала.
Когда всю ночь, дразня собою,
Последний лист с неё сорвал,
Любуясь хрупкой красотою,
Шепнул «Люблю» и вдруг пропал.
Неделю плакала березка
И дождь ей вторил невпопад.
Ей снился ветер. Речка в блёстках
И ветром сорванный наряд.
И вдруг увидела, проснувшись,
На ветках нежный первый снег.
Вернулся ветер, чуть коснувшись,
Её ветвей, как солнце век.
Одев в нежнейшие одежды,
Укутав милую свою.
Не рвался шквалом он как прежде,
Лишь тихо выдыхал: "Люблю"
Я руки простираю к тебе небо.
Не за подачкой призрачных надежд,
Не за удачей, славой от победы,
В рубище из затасканных одежд.
Нет не за тем, свой взор к тебе, направив—
Молю о здравии - любимых мной детей
Молю помочь крыло в пути расправить.
Взлететь над суетою серых дней.
Не создавать кумиров в идеалах,
Не гнать коней - забыв их покормить,
За них поверь я б на кресте страдала,
Чтоб не кололись, и не стали пить.
Чтоб им сума не грезилась ночами,
А подлость им претила сутью всей,
Молю тебя, я стоя пред свечами,
Не пряча глаз от вспыхнувших огней.
Я руки простираю к тебе - небо,
Прошу услышь хоть раз меня в тиши,
Я не прошу, поверь, воды и хлеба,
Прошу лишь детям - солнце для души.
Давай начнём с объятий вечер.
Лишь ночи пульс и звёзд опалы
Касанья, руки, губы, плечи
Блаженство памяти провалы
Целуя каждый пальчик нежно,
Одежду всю с тебя снимая,
Губами свой узор прилежно
На коже выведу, играя.
А дальше, стоя на коленях,
Я буду упиваться сластью,
Дрожать от перевозбуждения
И падать на пергамент счастью.
Кифарой, арфой или скрипкой
В руках твоей я буду страсти.
Послушной, грациозной, гибкой
Хочу твоей отдаться власти!
Забыв давно про робость, гордость,
Принадлежать тебе всецело.
Дай ощутить мне свою твёрдость,
Дай слиться и душой и телом.
Синхронно двигаясь навстречу,
Ты ритм задай моим движеньям
И я взаимностью отвечу,
Чтобы предаться наслаждениям.
Пусть крики заменяют стоны,
В экстазе таинство творится,
А с неба упадут хитоны
Позволь моим мечтам свершиться.
Нарисуй губами влагу поцелуя
И пусть чаша ночи будет ласк полна,
Чтоб тебя из нежить, счастьем из балуя
В океане страсти буду, как волна.
Нарисуй руками ты души касание,
Сбросивши одежды на пантакли чувств,
Напиши на звёздах каждое желанье —
Я исполню волю всех твоих безумств.
Нарисуй глазами все изгибы тела,
А в полёте жгучем будь неудержим
Головокружения я всегда хотела,
Чтоб луна вздыхала, будто пилигрим.
Нарисуй улыбкой сладкое мгновенье,
Тайною блаженства пусть играет кровь.
Нарисуй, что хочешь, кистью искушения
И возьми до капли всю мою любовь.
В колледже у меня была подруга. Ее звали Джой, что в переводе с английского означает «Радость», и она была единственной нормальной девочкой на моем курсе. Джой не была красавицей, но когда заходила в комнату, все взгляды были в ее сторону. По ее нарядам можно было составлять энциклопедию хорошего вкуса без правил. Она могла прийти на занятия в затертых до дыр Levi's 501 и в изношенных кроссовках, но при этом — в роскошных бриллиантах своей прабабушки и с великолепным тюрбаном из платка Hermes на голове. Предметом ее гордости была коллекция индийских сари, старинных украшений и обуви Manolo Blahnik, и все это она со вкусом соединяла вместе. Джой презирала модные журналы, но обожала ходить по магазинам. Как-то мы два дня бегали по лавкам старой одежды в поиске босоножек к ее новому платью Chanel: «Разве ты не видишь, к этому платью можно надеть только золотые босоножки vintage. Иначе никак». Я не понимала, но не могла не согласиться.
— Так, объясняю тебе доступно, тебя макнут в воду, а я выпью чашечку чая. Под тобой протекает известная река Темза. Надеюсь, ты сможешь задержать дыхание до тех пор, пока мой чайник не закипит. А после этого я задам тебе вопрос, всего один вопрос. А ты назовешь мне имя. Назовешь правильное имя – отпущу домой сухим и чистеньким, в новой одежде. Назовешь неправильное — я тебя ракам скормлю. А они американские, эти раки. Здоровые, голодные скоты. Как положено американцам, они сожрали конкурентов, но не откажутся от добавки. Ну-ка покажи ему, Чарли Хорошо, увидимся, наслаждайтесь
Ты уже нашла подходящего мужчину для длительных отношений, и вы вступили в так называемую романтическую фазу. Что может быть приятнее свиданий с любимым человеком, когда вы только начинаете узнавать характеры, вкусы и привычки друг друга? Дела отходят на второй план, и ты каждое утро не представляешь, как ты живешь до вечера, когда вы, наконец, встретитесь. Ты не думаешь, что одеть, ведь для него ты прекрасна в любой одежде. Вы настолько поглощены друг другом, что просто не можете жить по отдельности. Самые банальные и даже скучные дела приобретают ареол загадочной таинственности, если в них участвует твой избранник
Сколько весит ваша жизнь? Представьте, что вы несете рюкзак. Его лямки врезаются в ваши плечи, ощутили? А теперь сложите в него всё, что составляет вашу жизнь. Начните с любых мелочей. С ерунды безделушек, которые вы коллекционируете — почувствуйте, вес прибавился. Теперь пойдут вещи покрупнее: одежда, бытовая техника, лампы, белье, телевизор — рюкзак уже очень тяжелый. А дальше больше: кушетка, кровать, прочая мебель, и ваша машина тоже идет в рюкзак. Ваш дом, неважно какой он и сколько в нем спален. Постарайтесь вот это всё запихнуть в рюкзак. А теперь пройдитесь. Тяжеловато? Тоже самое мы делаем с собой ежедневно, навешивая на себя столько всего, что не можем двигаться, а движение — это жизнь.
Можно разными способами пытаться преодолеть депрессию. Можно слушать органные произведения Баха в церкви Христа Спасителя. Можно с помощью бритвенного лезвия выложить на карманном зеркальце полоску хорошего настроения в виде порошка, а потом вдыхать его через трубочку для коктейля. Можно звать на помощь. Например, по телефону, так, чтобы точно знать, кто именно тебя услышит. Это европейский путь. Надеяться, что можно, что-то предпринимая, найти выход из трудного положения. Я выбираю гренландский путь. Он состоит в том, чтобы погрузиться в черное настроение. Положить свое поражение под микроскоп и сосредоточиться на нем. Когда дело обстоит совсем плохо — как сейчас — я вижу перед собой черный туннель. К нему я и иду. Я снимаю свою дорогую одежду, свое нижнее белье, свой шлем безопасности, оставляю свой датский паспорт и вхожу в темноту. Я знаю, что пойдет поезд. Обшитый свинцом паровоз, перевозящий стронций-90. Я иду ему навстречу. Мне это по силам, потому что мне 37 лет. Я знаю, что в глубине туннеля, под колесами, между шпалами есть крошечный просвет.
– Что, по-вашему, следовало бы сделать всемогущему, чтобы вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?..
Будах, одобрительно улыбаясь, откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Кира жадно смотрела на него.
– Что ж,– сказал он,– извольте. Я сказал бы всемогущему: «Создатель, я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать людей добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей».
– И это все? – спросил Румата.
– Вам кажется, что этого мало?
Румата покачал головой.
– Бог ответил бы вам: «Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими».
– Я бы попросил бога оградить слабых. «Вразуми жестоких правителей»,– сказал бы я.
– Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их.
Будах перестал улыбаться.
– Накажи жестоких,– твердо сказал он,– чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.
– Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не хочу этого.
– Тебе виднее, всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.
– И это не пойдет людям на пользу,– вздохнул Румата,– ибо когда получат они все даром, без труда, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно.
– Не давай им всего сразу! – горячо сказал Будах.– Давай понемногу, постепенно!
– Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится.
Будах неловко засмеялся.
– Да, я вижу, это не так просто,– сказал он.– Я как-то не думал раньше о таких вещах Кажется, мы с вами перебрали все. Впрочем,– он подался вперед,– есть еще одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!
Да, это мы тоже намеревались попробовать, подумал Румата. Массовая гипноиндукция, позитивная реморализация. Гипноизлучатели на трех экваториальных спутниках
– Я мог бы сделать и это,– сказал он.– Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?
Будах, сморщив лоб, молчал обдумывая. Румата ждал. За окном снова тоскливо заскрипели подводы. Будах тихо проговорил:
– Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными или, еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.
– Сердце мое полно жалости,– медленно сказал Румата.– Я не могу этого сделать.
Мужчина должен быть ленивым. Медленным и ленивым. При этом жестким. Жестким и цельным.
Уверенным в себе, но не самовлюбленным. Спокойным, но не равнодушным. Умным, но не занудой. Чувствительным, но не сентиментальным. Циником, но не эгоистом. Доброжелательным, но не наивным. Прощающим, но не снисходительным. Осторожным, но не трусливым. Откровенным, но не кондово-прямолинейным.
Я бы прикуривала ему сигареты, сидя на полу у его ног. Или в постели — в его ногах. Я бы любила слушать его. Я бы мало говорила сама. А в постели и вовсе были бы слова не нужны.
Он понимал бы толк в еде, но не был бы капризен. Понимал бы толк в выпивке, но не был бы алкоголиком. Понимал бы толк в литературе, но не был бы писателем. Понимал бы толк в кино Ну и так далее Понимал бы толк в жизни, но не был бы мертвым. Просто — понимал бы толк!
У него были бы твердые убеждения, но он был бы терпим к чужим.
Такой мужчина высоко ценил бы тактильные ощущения.
Слово «комфорт» на его языке значило бы — не размах и богатство. А удобные для него вещи, мебель, одежда, приятные мелочи.
Люди не запоминают вашу одежду, они запоминают ваши поступки и дела. Все, что остается после человека, это его дела. Никто не будет помнить, как вы одевались, после вашей смерти, все будут помнить, как вы помогали бедным, кормили бездомных животных или как совершили революцию в своем бизнесе или во всем мире. Поверьте, на первом свидании мужчина не запомнит марку вашего платья или туфель, он запомнит вашу улыбку и сексуальность, которую вы источали в тот день. В вашем шкафу может висеть много именитых брендов, вы можете ходить в них на работу, в клубы или в гости, вас будут считать стильным человеком, но если вы не сделали ничего для других, вас забудут и никто не сможет вспомнить даже вашего лица. Если вы не делаете добра людям, то, марка вашей эксклюзивной одежды, не имеет значения. Многие думают, что одевшись в дорогой бренд он будет заметен, на самом деле, одежда человека — это то, что замечают в первую очередь, но помнят в последнюю. Память о человеке, это память о его делах, которые он оставляет за собой, чем больше хороших дел сделал человек, тем больше о нем память!
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Одежда» — 618 шт.
