Цитаты в теме «палач», стр. 7
Я призывал палачей, чтобы, погибая, кусать приклады их ружей. Все бедствия я призывал, чтоб задохнуться в песках и в крови. Несчастье стало моим божеством. Я валялся в грязи. Обсыхал на ветру преступленья. Шутки шутил с безумьем. И весна принесла мне чудовищный смех идиота. Однако совсем недавно, обнаружив, что я нахожусь на грани последнего хрипа, я ключ решил отыскать от старого пиршества, где, может быть, снова обрету аппетит!
Этот ключ — милосердие. Такое решение доказывает, что я находился в бреду!
Кто-то нам дарит талант —
Мы его не ценим.
Ах, как играл музыкант
На подлунной сцене.
Звал своей скрипкой он
В мир святой и чистый,
Но был в гитариста
Город наш влюблен.
Скрипач на крыше, милый мой скрипач.
Скрипач на крыше, вспомни обо мне.
Скрипач на крыше, струн печальных плач
Я снова слышу в каждом сне.
Был не тщеславен, ни горд.
Был он виртуозен.
Но усмехнулся народ,
Слишком уж он серьезен.
Как он от нас далеко
На высокой крыше.
Мы почти не слышим
Музыки его.
Время — судьба и палач,
Нас казнило скоро.
Город покинул скрипач,
Стал не весел город.
Где-то играл гитарист,
А во тьме тревожной,
Вдоль по бездорожью
Уходил артист.
Весна дорисует май, с собой заключив пари.
Тебе не сходить с ума от легкости эйфорий.
И кажется все не так — ни паруса, ни крыла.
Когда остаешься там, откуда навек ушла.
Доверив следы пескам, собьешься легко с пути.
У тех, кто не стал искать, потерянность не в чести.
Как-будто в твоей игре раздвоенность на кону
Куда бы ни ехал Грек, считается — утонул.
Молчание, словно щит. Прими его и одень.
Соломинку не ищи. Не будет ее в воде.
Прохлада твоих молитв остудит горячий лоб.
Не то что бы от болит, покажется — отлегло
Что прошлое — ерунда. Что сможешь любить других.
Ты просто платила дань. Теперь раздала долги.
Вновь будет горяч очаг. И рядом с плечом — плечо
И кто на любовь венчал, не станет ей палачом.
Что счастье твое в пути. Ждала ты его не зря.
И колокол свят и тих. Ни ветра ни звонаря.
Рыцарь Роланд, не труби в свой рог.
Карл не придет, он забывчив в славе
Горечь баллады хрипит меж строк
В односторонней игре без правил.
Им это можно, а нам нельзя.
Белое-черное поле клетками.
В чьем-то сражение твои друзья
Падают сломанными марионетками.
Золото лат уплатило дань,
Каждому телу продлив дыхание.
Смерти костлявой сухая длань
Так не хотела просить подаяния
Много спокойней — прийти и взять
Этих парней из породы львиной
Как же теперь королевская рать
Без самых верных своих паладинов?
Музыка в Лету, а кровь в песок
Совестью жертвовать даже в моде.
Плавно и камерно, наискосок,
Меч палача над луною восходит.
Бурые камни над головой
Господи, как же сегодня звездно
Бог им судья, а о нас с тобой
Многие вспомнят, но будет поздно.
Брызнуло красным в лицо планет.
Как это вечно и как знакомо
Радуйтесь! Рыцарей больше нет!
Мир и спокойствие вашему дому
Мы — дети любви, пропавшие в дебрях
Дремучих славянских лесов
С крестом на груди, с повадками зверя
И с дерзостью бешеных псов.
Опричник и вор, святой да охальник,
Учитель да пьяный палач —
Трех коней гоним по лесу вскачь.
Мы верим в Христа, в счастливое завтра
И в лешего с Бабой-Ягой,
Жалеем слонов с далекой Суматры
И ближних пинаем ногой.
Мы терпим нужду, томимся богатством
И ищем потерянный след
В ту страну, где не бывает бед.
Там, там, там вечное лето,
Там, там, там вольная жизнь.
Там Господь каждому даст конфету
И позовет в свой коммунизм.
Мы ценим других, читая некролог
У серой могильной плиты
И топчем живых — мол век наш не долог —
На всех не найдешь доброты.
Мы наших врагов венчаем на царство
И ждем благодати с небес:
Там потом будет не так, как здесь.
Там, там, там вечное лето,там, там, там вольная жизнь.
Там Господь каждому даст конфету
И позовет в свой коммунизм.
Дожди забренчали сонаты
По клавишам мокнущих дней,
И труб водосточных стаккато
Органных тонов не бедней.
Я вот уже многие годы
От каждого ноября
Жду этой дождливой погоды.
Все жду я, все жду я, а зря
Хоть я не наивен, как прежде,
Твержу я — дождей подожди!
Живу я в невнятной надежде,
А годы идут, как дожди.
Последнему будет работа
Мой голубоглазый палач —
Мой тысячный дождь
Для кого-то всего только первый плач.
А если бы жизни кривая
Легла на ладонь, словно путь,
Я смог бы, глаза закрывая,
В грядущее заглянуть.
Нет, лучше, пожалуй, не надо!
И так не в ладах я с судьбой.
Известны исходы парадов,
А чем же закончится бой?
Ну вот, наконец — то,
Дождливый сентябрь!
Ну вот, наконец — то,
Прохладная осень!
И тучи повисли косыми сетями,
И кончился месяц под номером восемь.
РАСПЯТИЕ
Как давно заведено, к пустому месту
Казни всякий сброд согнали,
Расходясь, через плечо бросали
Взгляды на казненных,
Не по-злому корча рожи вздернутым троим.
Но управились сегодня скоро
Палачи и сели под большим
Камнем наверху для разговора.
Вдруг один (мясник, видать, матерый)
Ляпнул просто так: — Вон тот кричал.
И другой привстал в седле: — Который?
Чудилось ему: Ильею звал чей-то голос.
Все наверх взглянули, вслушавшись.
И, чтобы не погиб бедолага,
Губку обмакнули в уксусе
И в рот ему воткнули — в еле-еле слышный хрип,
Пытку думая продлить на час
И увидеть Илью сначала.
Но вдали Мария закричала,
И с истошным воплем он угас.
Не трави меня, за ладонь держи, я твой оберег, найденный во ржи, перебесятся месяцы, выдохнув ёмко: «жив», как родным ребёнком станешь мной дорожить. И слепы все те, для кого любовь — облетевший лист, адамово ребро, где под позолотой прячется серебро.
Не сжигай мосты, обнимай сильней, все бессонницы выряжены в палачей, истекает лимит ночей, сладостных речей, приходи засыпать на моём плече.
Будет холод жить меж оконных рам, приходить в виде писем и телеграмм, а потом новый год, рождество, а там все бегут закупать подарки родным в Ашан.
А у нас любовь, за неё не отдано ни гроша. И одна на двоих душа.
Вы – строители трещин
И дети разлада;
Большинству никогда не удастся понять,
Почему вы всегда выпадали из ряда
И впадали в потоки, летящие вспять.
Вы земной эволюции лишние звенья,
Обитатели жутких нездешних глубин
А Адепты Порядка таскали поленья,
Чтоб с костром вас оставить один на один.
Вы сомнения ставили выше законов,
Вас вела в никуда ариаднина нить
Вы в себе навсегда победили драконов -
Тех, которых, казалось, нельзя победить.
Вы, в глаза палачам беззастенчиво вперясь,
Свой недолгий земной половинили срок
Есть такая судьба: проповедовать ересь.
Есть такая планида: писать поперёк.
Когда я приступаю к опыту, связанному в конце с гибелью животного, я испытываю тяжёлое чувство сожаления, что прерываю ликующую жизнь, что являюсь палачом живого существа. Когда я режу, разрушаю живое животное, я глушу в себе едкий упрёк, что грубой, невежественной рукой ломаю невыразимо художественный механизм. Но переношу это в интересах истины, для пользы людям. А меня, мою вивисекционную деятельность предлагают поставить под чей-то постоянный контроль. Вместе с тем истребление и, конечно, мучение животных только ради удовольствия и удовлетворения множества пустых прихотей остаются без должного внимания.
Я наравне с другими
Хочу тебе служить,
От ревности сухими
Губами ворожить.
Не утоляет слово
Мне пересохших уст,
И без тебя мне снова
Дремучий воздух пуст.
Я больше не ревную,
Но я тебя хочу,
И сам себя несу я,
Как жертву палачу.
Тебя не назову я
Ни радость, ни любовь.
На дикую, чужую
Мне подменили кровь.
Еще одно мгновенье,
И я скажу тебе,
Не радость, а мученье
Я нахожу в тебе.
И, словно преступление,
Меня к тебе влечет
Искусанный в смятении
Вишневый нежный рот.
Вернись ко мне скорее,
Мне страшно без тебя,
Я никогда сильнее
Не чувствовал тебя,
И все, чего хочу я,
Я вижу наяву.
Я больше не ревную,
Но я тебя зову.
Любовь не измеряется ничем:
Ни временем, ни клятвами любыми:
Когда друг другом мы любимы были,
Свершалось волшебство, а между тем,
Не вдумываясь в правила игры,
Мы сами стали страсти палачами:
Любовь не измеряется ночами,
Ночами всё прощают: до поры.
И говорило всё в твоём
Печальном облике,
Что нам не суждено вдвоём
Летать на облаке.
Слезу подкрашивала тушь,
Чуть различимо:
Но аритмия наших душ
Неизлечима!
Когда любовь устанет от забот,
Умрут и понимание и верность:
Мы лишь потом поймём несоразмерность
Любви и отвоёванных свобод.
И книги всех земных библиотек
Не объяснят случившегося с нами:
Любовь не измеряется словами,
Слова бедны, и короток их век.
Какой бывает дерзкою любовь,
Не знал, что рядом с раем врата ада,
Любовь сначала будоражит кровь,
Потом тоска становится наградой.
Мы открываем ей свои сердца,
Мы доверяем ей чужие тайны,
На самом деле цель ее - душа,
Ранимое и тонкое созданье.
И если ты влюбленный человек,
Сочувствую, испил ты чашу яда,
Любовь теперь в твоей душе навек,
И поводок на шее из металла.
Ты раб любви, который не успел
Еще понять свои приоритеты,
Зато с наивной легкостью посмел
Нарушить непреклонные заветы.
Она, любовь, и Цезарь, и палач,
Ее клинок разит всегда навылет,
Прости душа, пожалуйста, не плач,
Что человек исхода не предвидел.
Что он пройдет одной ногой Эдем,
Но там любовь не даст ему остаться,
Печаль и боль последуют затем,
И им уже нельзя сопротивляться.
Такая вот отвязная любовь,
Перед душой юлит, когда ей надо,
А стоит чуть поддаться на игру -
Ты вечный раб милльонного отряда.
Действительно, в эшафоте, когда он воздвигнут и стоит перед вами, есть что-то от галлюцинации. До тех пор пока вы не видели гильотину своими глазами, вы можете более или менее равнодушно относиться к смертной казни, можете не высказывать своего мнения, можете говорить и «да» и «нет», но если вам пришлось увидеть её – потрясение слишком глубоко, и вы должны окончательно решить, против неё вы или за неё. Одни восхищаются ею, как де Местр; другие, подобно Беккарии, проклинают её. Гильотина – это сгусток закона, имя её vindicta*, она не нейтральна и не позволяет вам оставаться нейтральным. Увидев её, человек содрогается, он испытывает самое непостижимое из всех чувств. Каждая социальная проблема ставит перед ножом гильотины свой знак вопроса. Эшафот – это виденье. Эшафот не помост, эшафот – не машина, эшафот – не бездушный механизм, сделанный из дерева, железа и канатов. Кажется, что это живое существо, обладающее неведомой зловещей инициативой: можно подумать, что этот помост видит, что эта машина слышит, что этот механизм понимает, что это дерево, это железо и эти канаты обладают собственной волей. Душе, охваченной смертельным ужасом при виде эшафота, он представляется грозным и сознательным участником того, что делает. Эшафот – это сообщник палача. Он пожирает человека, ест его мясо, пьёт его кровь. Эшафот – это чудовище, созданное судьёй и плотником, это призрак, который живёт какой-то страшной жизнью, порождаемой бесчисленными смертями его жертв.
Квазимодо остановился под сводом главного портала. Его широкие ступни, казалось, так прочно вросли в каменные плиты пола, как тяжелые романские столбы. Его огромная косматая голова глубоко уходила в плечи, точно голова льва, под длинной гривой которого тоже не видно шеи. Он держал трепещущую девушку, повисшую на его грубых руках словно белая ткань, держал так бережно, точно боялся ее разбить или измять. Казалось, он чувствовал, что это было нечто хрупкое, изысканное, драгоценное, созданное не для его рук. Минутами он не осмеливался коснуться ее даже дыханием. И вдруг сильно прижимал ее к своей угловатой груди, как свою собственность, как свое сокровище < > Взор этого циклопа, склоненный к девушке, то обволакивал ее нежностью, скорбью и жалостью, то вдруг поднимался вверх, полный огня. И тогда женщины смеялись и плакали, толпа неистовствовала от восторга, ибо в эти мгновения Квазимодо воистину был прекрасен. Он был прекрасен, этот сирота, подкидыш, это отребье; он чувствовал себя величественным и сильным, он глядел в лицо этому обществу, которое изгнало его, но в дела которого он так властно вмешался; глядел в лицо этому человеческому правосудию, у которого вырвал добычу, всем этим тиграм, которым лишь оставалось клацать зубами, этим приставам, судьям и палачам, всему этому королевскому могуществу, которое он, ничтожный, сломил с помощью всемогущего Бога.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Палач» — 149 шт.
