Цитаты в теме «постель», стр. 36
— Давай я тебе расскажу про одного парня из полиции. Он хотел быть не просто копом. Он хотел быть супер-копом. В первый день в патруле ему пришлось иметь дело с заурядной домашней ссорой. И вдруг муж достаёт пушку и стреляет в свою жену и маленькую дочку, прямо у него на глазах. На следующий день супер-коп не может встать с постели. Буквально – у него руки и ноги не двигались. И вот он просто лежал так, пока на него не снизошло гениальное озарение. Плохие вещи случаются. И хотя твоя работа – предотвращать их, иногда ты не можешь этого сделать. Всё, что он мог, это жить дальше, день за днём. Это всё, что у него было, всё, что он мог как-то контролировать.
— И что, он наконец встал с постели?
— Да, я встал. Я встал с постели и пошёл на работу. И каждый день с тех пор я благодарю Бога за еще один день и молюсь, чтобы не потратить его зря.
И тогда я позволяю себе посмотреть в никуда: он скажет «возвращайся», а я подойду очень близко и ничего не скажу, даже думать перестану, потому что – запах, тепло от его плеча, дурацкая рубашка в белый цветочек и кожа совсем рядом. Можно даже заплакать, если захочется, но не захочется, потому что наконец-то все станет хорошо. И когда мы доберемся до постели, я первым делом засну рядом с ним, потому что безумно устала за это время. И только потом, когда проснусь и услышу, как он дышит рядом, я осторожно, чтобы не обжечься, загляну в его лицо, потому что глаза мои тосковали без его красоты и были как слепые. А чуть позже я протяну руку, прикоснусь подушечками пальцев, а потом очень медленно, ведь мои руки заледенели без его огня, позволю ладоням наполниться, вспомнить его тело постепенно – чтобы не обжечься. И он, наверное, проснется, и тогда уже мое тело, которое сейчас корчится от одиночества
Наконец г-жа Воке заметила своим сорочьим глазом кое-какие записи вкладов в банк, которые, по приблизительным расчетам, могли давать этому замечательному Горио тысяч восемь-десять дохода в год. С того дня вдова Воке, в девицах де Конфлан, уже достигшая сорока восьми лет от роду, но признававшая из них только тридцать девять, составила свой план. Несмотря на то, что внутренние углы век у Горио вывернулись, распухли и слезились, так что ему довольно часто приходилось их вытирать, она находила его наружность приятной и вполне приличной. Правда, он был слегка мужиковат, но в день переезда Горио, вечером, когда Воке улеглась в постель, она, как куропатка, обернутая шпиком, румянилась на огне желанья проститься с саваном Воке и возродиться женою Горио.
— Прикольно заниматься любовью, когда твои родители спят в соседней комнате!
— Заниматься любовью?? А, нет, нет, нет! Они же за соседней дверью! Ты что, они ведь могут нас услышать! Они, конечно, люди толерантные, но не до такой же степени! Ни за что!
— Ладно Тогда Что же мы будем делать?
— То, что и все. Ляжем спать.
— Оу.. Да, конечно! Мы с тобой уже достигли такого уровня, что можем просто лежать в постели и не заниматься любовью?!
— Да, котёнок. Это называется устойчивые отношения. Спокойной ночи!
— Я надену тебе на шею мангалсутру и сделаю тебя своей женой. Девушка, которая выходит замуж становится не содержанкой, а женой!
— Вы считаете, что мангалсутры для этого достаточно? Здесь не Америка, где за несколько долларов вы можете переспать с любой женщиной. Мы — индианки, для нас деньги не имеют значение.
— Я не собираюсь ложиться с тобой в постель или ты соглашаешься или
— Я не игрушка, которую можно купить, а потом выбросить! Вы кажется считаете меня девушкой по вызову?! У меня есть достоинство и я привыкла себя уважать
— Успокойся, зачем так волноваться?
— В трудные времена мы продавали всё, что у нас было и даже мангалсутру, но у женщин в этой стране есть честь и они ей не торгуют, понятно?
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину — он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время — это ноги.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Постель» — 720 шт.
