Цитаты в теме «сад», стр. 5
Садовник, дающий жизнь саду, и отец, дающий жизнь своим сыновьям, оба они поливают ростки жизни своим потом и кровью, оба они любят не только свои деревья, но даже их тень, потому что надеются, что когда-нибудь, когда они устанут от жизни, они смогут укрыться в их тени.
Подсматривая за чужим садом. "Предложи глупцу на выбор тысячу разных умных голов, он будет хотеть только твою», - говорит арабская пословица. Мы начали растить сад своей жизни и, оглядевшись, увидели соседа, пристально наблюдавшего за нами из-за кустов. Сам он не способен ничего создавать, но любит судачить о том, как мы сеем свои поступки, выращиваем наши мысли, подкармливаем успехи.
Если мы будем придавать значение всему, что он говорит, то окажется, что мы работаем ради него,. и сад нашей жизни станет его идеей. Мы забудем о том, сколько пота пролили, обрабатывая почву, сколько души отдали, чтобы удобрить ее. Мы забудем, что каждый сантиметр земли имеет свои тайны, которые только терпеливая рука садовника способна раскрыть. Мы больше не будем следить за солнцем, ждать дождя и перестанем замечать смену времен года-чтобы думать только об одном: о тех глазах, которые выслеживают нас из-за укрытия.
Глупец, который любит судачить о чужом саде, не способен ухаживать за своим.
Нехорошие все-таки люди придумали календарь и завели часы. И все это мелькает, и тикает, и блямкает, и трещит, и звенит. И ходит нормальный, хороший, веселый человек и не подозревает, что ему шестьдесят, и не говорите вы ему
Это астрономы поделили жизнь на годы, а она идет от книги к книге, от произведения к произведению, от работы к работе, и если уж оглянуться, то увидеть сзади не просто кучу лет, а гору дел вполне приличных, о которых не стыдно рассказать друзьям или внукам где-нибудь в саду когда-нибудь летом за каким-нибудь хорошим столом.
Люди через сто лет будут жить лучше нас». Так говорили Астров, Вершинин, Михаил Полознев, Тузенбах. Видимо, сам Чехов тоже так думал.
Через сто лет — это сейчас. Сегодня. Тогда были девяностые годы девятнадцатого века. Сейчас — двадцатого. И что же произошло за сто лет?
Сегодняшний Вершинин выходит в отставку. Армию сокращают. Тузенбахи вывелись как класс. Исчезло благородное образованное офицерство. Соленый вступил в общество «Память». Ирина и Маша пошли работать. Они хотели трудиться до изнеможения? Пожалуйста. Этого сколько угодно.
В Москву не переехать — не прописывают. Только по лимиту.
А мы, сегодняшние, смотрим в конец девятнадцатого века и ностальгируем по той, прежней жизни, по барским усадьбам, белым длинным платьям, по вишневым садам, по утраченной вере» "Я есть, ты есть, он есть".
Адам и Ева.
По райским солнечным садам,
По рощам первозданным
Гуляли Ева и Адам,
Согласно точным данным.
И, как заученную роль,
Адам твердил: О, Ева!
Я - твой король,
Я - твой король,
А ты — моя королева!
Однажды Ева в летний зной,
Забыв зарок заветный,
Решила с яблони одной
Отведать плод запретный.
И, хрустнув тонкой кожурой,
Адаму спела Ева:
Ты — мой король,
Ты — мой король,
А я — твоя королева!
Пришла и к нам любви пора,
И мы твердим упрямо
Слова пра-пра-пра-пра-пра-пра
Пра-прадеда Адама.
Их даже в песенку порой
Вставляем для припева:
Я - твой король,
Я - твой король,
А ты — моя королева!
Сад познания заполнен разными цветами и растениями, и хорошо, если среди них нет ядовитых. Часто ядовитыми мыслями люди отравляют себя, недоумевая, откуда болезни, уныние, подавленность и прочие следствия яда. Вот вспыхнула злобная мысль или мысль раздражения, своим ядом она раздражает прежде всего своего породителя, хотя по неразумию своему он и думает, что эта мысль направлена на соседа, но его самого поразить не может. Отчего же тогда каждое раздражение вызывает омрачение сознания? Или от злобы чернеет лицо? О самопоражениях от мыслей следует думать. Много вреда ими люди себе причиняют, не понимая, что сами наказуют себя. Конечно, наносится вред и окружающим, и пространству, и жертвам, на которых направлены злобные мысли, но более тяжко платящим является все же их породитель. Для черного сердца все черно, но светлому светел весь мир.
В саду прогуливаясь, как-то,
Беседуя негромко,
Спросил вдруг юноша монаха,
Растеряно и робко:
«Правдивы часто и мудры,
Твои слова для всех.
Пусть, истины, порой, стары,
Но, что такое… грех?»
Молчать монаху не к лицу,
На заданный вопрос --
«Как помогаешь ты отцу,
Коль вижу, что подрос?»
Едва монах его спросил,
Ответ звучал мгновенно.
Своим рассказом удивил…
Отцу – достойна смена!
«Ответь, отбрось наивный страх;
Коль многим удивляешь,
А как – продолжил речь монах –
Ты женщину желаешь?»
Тут юноша вдруг покраснел
В смущении... в незнанье…
Знать, нужный и ответ поспел,
Монаха, в назиданье.
«С тем согласимся и поймём,
Мы истину и эту --
Грехом с тобою назовём,
Всё, что боится Света!»
Родословная книга господина Сомы, называемая Тикэн марокаси, считалась самой древней в Японии. Однажды в его дворце случился пожар, и вскоре весь он был объят пламенем. Господин Сома сказал, глядя на горящий дом: «Я не испытываю сожаления по поводу дома и всей его обстановки, пусть даже они сгорят дотла, потому что это вещи, которые позднее можно заменить. Я сожалею лишь о том, что я не смог вынести из огня родословную книгу, которая является самым драгоценным сокровищем моей семьи».
Среди тех, кто находился у него на службе, был один самурай, который сказал: «Я пойду и спасу ее». Господин Сома и все остальные рассмеялись и сказали: «Дом уже объят огнем. Как же ты собираешься ее вынести?»
Этот человек никогда не отличался особым красноречием, не приносил он и особенной пользы, но поскольку был человеком, который все делал от начала до конца, то его назначили одним из личных слуг господина. В этот момент он сказал: «Я никогда не был полезен своему господину, потому что не успевал за всем уследить, но я жил с убеждением, что однажды моя жизнь ему пригодится. Похоже, что такое время пришло». И он прыгнул в огонь.
После того как пожар потушили, господин сказал: «Поищите его останки. Какая жалость!»
Они все обыскали и нашли его обгорелый труп в саду, примыкающем к жилым помещениям. Когда его перевернули, из живота полилась кровь. Этот человек вспорол себе живот и положил книгу внутрь, и она совершенно не пострадала. С этого момента она стала называться Кровавой родословной.
Я не знаю, как остальные,
Но я чувствую жесточайшую,
Не по прошлому ностальгию -
Ностальгию по настоящему.
Будто послушник хочет к Господу,
Ну а доступ лишь к настоятелю -
Так и я умоляю доступа
Без посредников к настоящему.
Будто сделал я что-то чуждое,
Или даже не я - другие...
Упаду на поляну - чувствую
по живой земле ностальгию.
Нас с тобой никто не расколет.
Но когда тебя обнимаю -
Обнимаю с такой тоскою,
Будто кто тебя отнимает.
Одиночества не искупит
В сад распахнутая столярка.
Я тоскую не по искусству,
Задыхаюсь по настоящему.
Когда слышу тирады подленькие
оступившегося товарища,
я ищу не подобья - подлинника,
по нему грущу, настоящему.
Все из пластика, даже рубища.
Надоело жить очерково.
Нас с тобою не будет в будущем,
А церковка...
И когда мне хохочет в рожу
Идиотствующая мафия,
Говорю: "Идиоты - в прошлом.
В настоящем рост понимания".
Хлещет черная вода из крана,
Хлещет рыжая, настоявшаяся,
Хлещет ржавая вода из крана.
Я дождусь - пойдет настоящая.
Что прошло, то прошло. К лучшему.
Что прикусываю, как тайну,
Ностальгию по настоящему.
Что настанет. Да не застану.
Произношу тебя побуквенно
Смотри же, как легко проходит звук,
Скользит по стеблям пальцев лепестками...
Сад алых строк - ожог у губ...
Лира ветров склоняется над (с)нами...
Сияй же в отраженьи глаз моих...
Я в них сгорал...сгорал в твоём «люблю»...
Как я сгорал, но жил ли кто светлее?...
Свидетельствую сердцем - не жалею!
О, боже правый, я бы повторил.
Чтоб развернуть октавы и стихи,
Ладоней зрячих повелительным глаголом,
Так любят женщину, так любят жизнь и слово,
До острия, до откровенья наготы.
Мы пламя двух, столкнувшихся во тьме...
Поспоривших о том, что знают пламя.
Я был тобой, я целовал стихами
Всё то, что запивали мы огнем.
Когда ты пьешь безудержно стихи,
Дрожит на шелке тесноты арена.
На сотни клеточек одна святая дрожь -
Риторика, лишающая тела.
Как нежно и опасно... ночь...
Вечное ценит только то, что бренно.
И лунный звук по телу льет вино,
Цветеньем наполняя вены.
И трещины и опечатки линий жизни,
Где мы спиной к спине, лицом у лицу,
Где двое нас, искавших суть одну,
Где пальцы пальцами... мы складываем в выси
Одну лишь ноту, на двоих одну.
Вторжение в глаза сверхзвуковой иглой...
Сквозь сумеречный алфавит движений
Протуберанцы аромата роз пронзают стих...
Как обнажЁнно голово-круженье.
Так тонко, так отчаянно легко...
Запретной книги алые страницы...
Как нежен звук, желающий забыться,
Произношу тебя побуквенно -
Люблю...
Все твои имена
Великолепие твоего сумасшествия,
Твоего взгляда, твоего касания...
Тут, на земле, тебя плачут, тобой восхищаются, тебя боготворят...
Чтобы выучить навсегда широту и высоту твоего прикосновения...
Тут, на земле, поступь твоя желанна.
Хочешь, я назову все твои имена?...
Моя смертоносная невеста,
Моя нежная рана,
Моя единственная вера,
Моя безудержная магия,
Моя обетованная...
Любовь моя...
Наследник твоих снегов,
Роскоши, вольных строк и откровений,
Благословленный белыми строками,
Черным шелком, алым пронзительным цветением, твоей грустью...
Я ступил на твой порог, откуда нет возврата...
Где пишется длинное завещание
В каждом прикосновение к твоей глубине...
Мой Демон, здравствуй!..
Мой Ангел, здравствуй!
Дерзнувшие стать вечностью - прах рядом с роскошью...
Ты - молитва для живых и мертвых...
Ты...бриз, который пролетает над телом
И который был предназначен слышащим тебя.
Последняя комната сердца, которую жаждет открыть человек...
Приветствую всех, кто уцелеет, всех, кто потеряет всё.
Удостоенный смертоносным символом близости испить твой поцелуй.
Коснись меня, любовь моя... удержи, урони, останься...
Сердце моё птицей в твою пропасть.
Ты идешь в чужеземных нарядах, в шепоте твоем качается пламя.
Никто не танцует изящней того,
Кто умирает в ночь, где погибают все времена одиночества...
Посмотри на этот алый, он самый сильный, его кровь ярче всех!
Каждый коснувшийся тебя, жарко целовал жизнь -
Страницы этого кратчайшего из кратких воплощений...
Моя любовь, моя женщина, моя вечность...
Сохраняю все твои буквы...
Все твои откровения... все твои имена, ставшие для меня одним...
Елей предплечий алеюще-открытый, танец шелковых теней...
Иду к тебе сквозь скальпель тишины,
Где слово - плод на ветке переспелой
Для медленного поцелуя...
Слагающие вспять,
Упавшие на руки весны,
Играя жестами блаженных тел,
Когда сыпятся ночи звездопадом,
Пропускающие в кровь красоту и гильотину,
Когда плеть моей жажды затягивает твои запястья шелком...
Сбиваясь и царапая воздух огня жаром слов...
Шиповника цветение
Глаза в глаза.
И в голосе твоем играет теснота,
И слышно, как бьется птица, готовая взлететь,
Сжигая наши сказочные ночи в ладонях невесомых трат...
Еще Южней...
Раздень все тени...
Я пыль, бездонность, жар, я пульс огня.
Летим по ветру, распятых между тел звучаний
Вновь возрождаясь, в пепле яркой крови...
Южным крестом оставляя свои поцелуи
У сожженных солнцем губ.
Написаны в крови теплые выдохи...
Пытаясь высчитать оставшееся время...
Строка пытается уловить твой аромат...аромат любви
В пылких окнах закатов, в травах густых и сотканных из нас.
Буквы капают со страниц,
Белая свита свечей,
Винтовые Лестницы желаний...
Погружение...
Сад, в котором мы были созданы когда-то...
Партитуры срывает ветер...и музыка звучит,
И поют вулканы наших вен...
На священные подмостки выходит жизнь, именуемая - ты...
Обожженные воздухом бабочки близости...
Стобуквенная дрожь...
Руки купать в твоем огне,
Где изнанка касаний легка,
Где мы - свидетельство глаз, предчувствий...продлений.
Где пламя с ветром исполняют танец,
Причащаясь огнем
На краю моих рук....
По обе стороны Неба
Я хочу, чтоб ты назвала все мои имена.
Имя Бога
Веер цветения, шелест теней...
Пронизывает плоскости света,
Преступающие за возвращение...
В прикосновение падают руки...
Если можешь, назови себя, сердце,
Надо мною склоняясь и не помня себя от любви...
Подобно подобию,
Приметам возвращающихся,
Монетам, брошенным в воду
Между ожиданием и совпадением....ты и я.
Вымолвить чтение чтения,
Имеющих знак и сторону....
Люди танцуют, как свечи на ветру,
Огонь призывает мотыльков,
Указывая им путь откровения.
Жизнь блистающей крови,
Суть пустоты – сад, сквозящий узором,
И свеча, притягивающая мотыльков...
Образ ясности - это штрих мгновения,
Где белое и черное - всегда начало различия.
Метафора... отражение.
Жизнь изображений осыпавшихся мгновений...
Вечность, к которой мы спешим, находится повсюду.
И некуда идти.
Мгновение распускается как цветок....
Это и есть момент встречи...
Кровь, ведомая тяготением вымолвить Бога.
Странные пересечения,
Где нет ни одной надписи.
Каждый тающий облик,
Где ткется признание предвкушения вечности.
Где трава и шепот сверчков...
Где свет вложен в тень, как ода...
Листва и шум, где рассказ о нас начинается за пределами рассказа.
Мера желания - отречение от того, что было сказано за мгновение до...
Словесная опора и ветер, огибающий ее.
К чему применимо имя времени?
Искажение идеальности Словаря...полустёртые шрифты...
Как долго и упорно меня обучали другие искусству умирать.
Нет ни одного сравнения, которое не опоздало бы к тебе....
Блеск и пустота, ткань восхищения единого бога,
Игра в игру....
И двое, отказавшиеся играть,
Произнесшие имя Бога вслух,
Люблю.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Сад» — 500 шт.
