Цитаты в теме «церковь», стр. 15
Мой Бог не dj, но любит ритм,
Он не кислотник, но любит драйв.
Для него эра как один миг,
Он абажает мутить freestyle
Мой бог радушный, он свой пацан,
Он может в церковь прийти в трусах,
В его бумбоксе Nirvana шпилит,
Он обожает «Smells like teen spirit »
Мой бог не глупый, но часто crazy,
Ну что ж поделать, он не железный,
И, может даже, от этих споровему бы
Тоже помог психолог мой бог веселый,
Юмористичный, именно это ценю я лично,
Пусть он всё знает
И пусть он вечен, он — Бог!
И всё же, он человечен!
— Ты ведь священник?
— Да
— И ты веришь в ад?
— Одно время я служил в маленьком пригороде в Англии, и каждое воскресенье после службы я видел мальчика, который стоял у входа в церковь. И однажды мальчик признался, что забил до смерти свою собаку лопатой. Он сказал, что пёс укусил его младшую сестру за щеку и он хотел отомстить. Мальчик волновался, не отправят ли его за это в ад. Я сказал ему, что Бог поймёт его, если мальчик раскается и, конечно, простит его. Но мальчику не нужно было прощение, он боялся только того, что если попадёт в ад, этот пёс будет там ждать его
я смутно ощущал присущие земной твари неуловимое одиночество, когда мы оставались в пустой церкви, наедине с сумерками и звуками органа, только мы двое, словно единственные люди на свете, соединенные хмурым светом, аккордами и дождем и все же навеки разлученные, без всякого моста от одного к другому, без взаимопонимания, без слов, и только странно рдели сторожевые огоньки на границах жизни внутри нас — мы их видим и не понимаем, я по-своему, а она по-своему, словно глухонемые слепцы, хотя мы не глухи и не немы, не слепы, а потому оказываемся еще беднее и оторваннее от всех.
Мы стоим перед часовней. Свечи зажжены и пёстрые окна утешительно поблёскивают сквозь налетающий порывами дождь. Из открытых дверей доносится слабый запах ладана.
— Терпимость, господин викарий, — говорю я, — это вовсе не анархия, и вы отлично знаете, в чём разница. Но вы не имеете права допустить её, так как в обиходе вашей церкви этого слова нет. Только вы одни способны дать человеку вечное блаженство! Никто не владеет небом, кроме вас! И никто не может отпускать грехи — только вы. У вас на всё это монополия. И нет иной религии, кроме вашей! Вы — диктатура! Так разве вы можете быть терпимыми?
— Нам это и не нужно. Мы владеем истиной.
— Конечно, — отвечаю я, указывая на освещенные окна часовни. Вы даёте вот это! Утешение для тех, кто боится жизни! Думать тебе — де больше незачем. Я всё знаю за тебя! Обещая небесное блаженство и грозя преисподней, вы играете на простейших человеческих эмоциях, — но какое отношение такая игра имеет к истине?
К одиночеству у меня такое же отношение, как у других к благословению церкви. Оно для меня свет милости божьей. Закрывая за собой дверь своего дома, я всегда осознаю, что совершаю по отношению к себе милосердное деяние. Кантор в качестве иллюстрации к понятию бесконечность рассказывал ученикам историю о человеке, державшем гостиницу с бесконечным числом комнат, и все они были заняты. Потом приезжал еще один постоялец. Тогда хозяин делал вот что: он переселял гостя из комнаты номер один в комнату номер два, того, кто жил в номере два — в номер три, того, кто жил в номере три — в номер четыре, и так далее. Так освобождалась для нового гостя комната номер один.
В этой истории меня восхищает то, что все ее участники — и постояльцы, и хозяин — считают совершенно естественным проведение бесконечного числа операций для того, чтобы один человек мог спокойно жить в своей собственной отдельной комнате. Это — настоящий гимн одиночеству.
Собрав остатки воли, дон ещё раз открыл глаза чтобы увидеть сына. От сердечных спазм его загорелое, смуглое лицо казалось подернутым синеватой пленкой. Последним ощущением дона стал волшебный ветерок, наполнивший лёгкие свежими запахами возделанного им сада, и солнечный луч, мягко коснувшийся его лица. «Замечательная штука — жизнь», — прошептал Вито Корлеоне едва слышно. С этими словами на губах он и упокоился в мире, не омраченный ни слезами женщин, ни медицинскими потугами продлить муки и тяготы конца. Жена ещё не вернулась из церкви и карета «скорой помощи» не поспела, когда всё было кончено. Он отошёл, окружённый своей мужской гвардией, держа за руку сына, унаследовавшего созданную им державу. Сына, которого любил больше всех на свете.
Анцифер и Фармазон толклись в моей голове, перебивая друг друга:
– А у меня там есть стол! Ну, табль по-французски На нем такое вытворять можно! Да разве приличествует женщине вашего возраста и положения столь явно заигрывать с посторонним мужчиной в присутствии живого мужа?! Вас ведь венчали в церкви, пел хор, батюшка читал Есть такая гранд-фолиант, «Камасутра» называется. Древнеиндийский трактат для настоящей лямур с домашним учителем немецкого. А ведь Господь Бог на небесах на все это смотрит, смотрит Он терпелив, справедлив и милосерден, однако это не причина, чтобы его так бесстыдно провоцировать! Вы только представьте себе Ночь, звёзды, мы вдвоём безо всего, я интимно поливаю вас вареньем, а потом его так медленно Вот тут-то гнев Божий и обрушится на вашу беспечную голову, ибо грозен Господь наш к преступающим заповеди его!
Она пользуется церковью для любых целей. Церковь снимает с её души грех, который она совершила, выйдя замуж за еврея, в политических кругах создает о ней представление как о женщине, идущей против течения, возвышает её во мнении света, и она же служит ей местом свиданий. Обращаться с религией, как с зонтиком, вошло у неё в привычку. В хорошую погоду зонт заменяет тросточку, в жару защищает от солнца, в ненастье укрывает от дождя, а когда сидишь дома — он пылится в передней. И ведь таких, как она, сотни; сами не ставят господа бога ни в грош, а другим затыкают рот и вместе с тем в случае нужды прибегают к нему как к своднику. Пригласи их в номера — они примут это за личное оскорбление, а заводить шашни перед алтарем — это в порядке вещей.
Я спустилась на самое дно. Часами я бродила из угла в угол в тумане бессонниц и оживших ночных кошмаров, молилась и торговалась с Господом, хотя и на сотую долю процента не была уверена, что верю в него. Обещала, что если он вернет мне Яна, то я весь остаток жизни буду совершать добрые дела, помогать бедным и каждое утро ходить в церковь. В следующую минуту я скатывалась в самые грязные богохульства и, брызгая слюной, грозилась стереть с лица земли все церкви, мечети, синагоги и пагоды до последней, если он только посмеет мне не помочь. Я начинала предложение, подмазываясь к богу с посулом навсегда уйти в монастырь, а заканчивала – выставляя свою душу на продажу дьяволу.
Но и тот и другой, очевидно, плевать хотели на мои мольбы и угрозы, равно, как и на меня саму.
Религия основана, на мой взгляд, прежде всего и главным образом на страхе. Частью это ужас перед неведомым, а частью, как я уже указывал, — желание чувствовать, что у тебя есть своего рода старший брат, который постоит за тебя во всех бедах и злоключениях. Страх — вот что лежит в основе всего этого явления, страх перед таинственным, страх перед неудачей, страх перед смертью. А так как страх является прародителем жестокости, то неудивительно, что жестокость и религия шагали рука об руку. Потому что основа у них обеих одна и та же — страх. В этом мире мы начинаем ныне понемногу постигать вещи и понемногу подчинять их с помощью науки, которая шаг за шагом прокладывает себе дорогу, преодолевая вражду христианской религии, вражду церквей и сопротивление всех обветшалых канонов. Наука лишь может помочь нам преодолеть тот малодушный страх, во власти которого человечество пребывало в продолжение жизни столь многих поколений.
Склонив голову набок, Дьявол молча рассматривал черные брови, слегка припудренные щеки и новую, пышно взбитую прическу.
— Ну, и как вообще я выгляжу? — с сомнением спросил он.
— Офигительно, — захлебнулся пиар-директор.
Дьявол еще раз бросил любопытный взгляд в зеркало.
— У меня странное ощущение, что я похож на Сергея Зверева, — вынес вердикт князь тьмы. — Мои сторонники ожидают увидеть именно его?
— Для многих Зверев, собственно и есть Сатана. — Главу адского «паблик рилейшнз» было трудно застать врасплох. — Да вы хотя бы церковь спросите. Они подтвердят.
— Они что хочешь подтвердят, — поморщился Дьявол. — У них после зевка рот не перекрестил — уже воплощение Ада. В принципе я рассчитывал на нечто другое — такое стильное, мрачное, готичное зло в стиле вокалиста «Лакримозы». Ну ладно на крайняк уж и так сойдет
Всему приходит свой срок в определенный момент. Даже христианству. Когда-то к смертным, отягощенным страхами, подозрительностью, суевериями, недоверчивостью, явился человек и сказал: «Любите друг друга! Вы — единственный род, созданный для братства: нет избранных, нет рабов, нет проклятых. Я освобождаю вас от ваших призраков, избавляю от ваших идолов и мнимой тяжести ваших долгов. Вы больше не найдете никаких ответов у ваших жрецов с их храмами и священными книгами; теперь вы должны сами спрашивать себя, даже понимая, что, может быть, и не найдете единственного ответа. Но вопрошай все время, лишь в беспрестанных поисках заключается ваше бытие и ваше освобождение.» В те дни мир шагнул вперед. Но затем Евангелие стало постепенно утрачивать свою силу и свой смысл, яркое, свежее вероучение превратилось в свод принудительных правил, где всякая радость жизни объявлялась грехом. Мессия служил эволюции, его Церковь мешает ей.
Далее, тяжесть греха определяется и по разным степеням его свершения. Например, по качеству – два человека впали в грех чревоугодия, один из-за голода и по незнанию, а другой осознанно и по желанию. От количества, например, один раз впасть в блуд или тысяча. Так же определяется, по отношению к кому свершается грех – по отношению к Богу, к Церкви, к ближнему или же по отношению к себе. По месту – в Церкви, в монастыре, в городе, в деревне или же в блудном доме. По времени – в детстве ли согрешил или же в старости, в простые дни или же в праздничные Господние дни. Итак, как видим, один и тот же грех может иметь разную степень тяжести, и соответственно ему и разное наказание.
— Мой черный кардинал говорит, что рай – это страшно тоскливое место, где можно сойти с ума от нудного пения ангелов и заболеть бессонницей оттого, что свет никогда не сменяется тьмой, – поведал Царь Востока. – Так стоит ли всю жизнь мучиться, отказывая себе в элементарных удовольствиях, биться головой о каменный пол церквей и выдавать свои секреты попам на исповеди, чтобы после смерти угодить в такой отстой? Не лучше ли грешить напропалую и верно служить Князю Тьмы и Повелителю Теней?
— А как же адские муки?
— Адские муки – это для тех, кто служит Богу, но не воздерживается от греха. Они верующие – им нужно. А своих слуг сатана не обижает, и они проводят вечную жизнь в пирах, балах и оргиях. И вот ведь что интересно. Бесплотные души в раю любовью не занимаются – это общеизвестно. У них и плоти для этого нет, да и место неподходящее для таких нечистых занятий. Зато в аду души грешников оттягиваются вовсю.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Церковь» — 335 шт.
