Цитаты в теме «творчество», стр. 10
Привязанности бывают позитивные и негативные. Если мы чего-то боимся, опасаемся, то мы привязаны к этому. Мы привязаны к тем людям, к которым испытываем чувство вины, на которых обижаемся, злимся. Они отнимают энергию, жизненные силы у человека и в конечном счете вызывают недуги, болезни. Недуги, болезни, дискомфорт-главные признаки привязанностей. Если мы осознаем, какая привязанность является причиной недуга и освободимся от нее, то освободимся и от болезни. Разрушительны и положительные привязанности — когда человек привязан к тому, что любит, что ему доставляет удовольствие, приносит ему земные чувства радости, счастья, любви. Ведь внутри этого страх потерять объект любви. Отношения без привязанностей приносят человеку радость, вдохновение, свободу творчества. Это действительно окрыляет человека и все вокруг него оживает и цветет.«Ни к чему не привязывайся — и будешь непобедим», — говорил Лао-цзы.
Детство место в поезде Жизнь, не пытайтесь обязательно протиснуться к окну. Слишком поверхностно будет впечатление. И совсем не важно, какой у вас вагон, хотя некоторые считают чуть ли не трагедией, если они едут не в мягком. В конце концов, каждому, у кого есть билет — свидетельство о рождении, — место обеспечено Важно другое: чтобы на многочисленных остановках — Юность, Зрелость, Творчество, Неудача, и, может быть, Счастье и многих других радостных, но, к сожалению, коротких, все сделали бы всё возможное, чтобы после, когда придет время для вас, прощаться на тихом полустанке.
Дай мне руку, просто помолчим!
О любви не говорят словами,
Есть на это тысячи причин,
Ты почувствуй это между нами!
Ты почувствуй, нужно пережить!
Мы с тобой едины и подобны,
Этим чувством нужно дорожить,
И при этом быть еще свободным!
Мы с тобой — Союз двух вечных душ,
Мы пришли сюда за этой тайной!
На Земле, где много слез и нужд,
Встретились с тобой мы не случайно!
Нам любовь поможет осознать —
Вдохновение, творчество и силу.
Все на свете сможем мы принять,
Даже неизбежную могилу!
Принимаю мир сейчас и здесь —
С грозами, ветрами и снегами!
Хорошо, что ты на свете есть,
Ты почувствуй это между нами!
Для меня творчество - это поэзия.
Я думаю, что поэзия, как явление,
Стоит в одном ряду с такими категориями,
Как Совесть и Любовь,
Вещами необязательными до необходимости,
Но в тоже время доказывающими
Не обезьянное происхождение человека.
Поэзия (и стихотворение, как её частный случай) -
Чудо, а не фокус; хотя фокус может быть потрясающим,
Сногсшибательным а чудо почти не заметно.
Это ничего не меняет и не отменяет.
И, наконец, поэзия - это то, что примиряет человека,
Как с жизнью, так и со смертью.
Не болей от одиночества,
Не томись от пустоты
Место-имя, время-отчество
И тире меж ними-ты.
Занавесь окошко бедное,
Поплотнее дверь закрой.
Это самое невредное-
Посидеть с самим собой.
Отрешись от мира лживого
Суесловия, болтовни,
Прогони любовь фальшивую,
Стань жестоким-прогони!
Приглуши в себе все страстное,
Позабудь узор платка,
Чувство локтя-вещь прекрасная,
Локтя-но не локотка.
Откажись от каждодневного,
Лишь поддерживай очаг.
Чуешь?-мрачный ветер древности
Вздул рубашку на плечах.
Одиночество как творчество,
Вдохновение-оно.
Стать общительным захочется-
Не томись, ступай в кино.
От товарищей непрошеных
Огради своё жильё,
Незамутненное, хорошее
Одиночество своё.
Призови на душу сумерки.
Перережь все провода
Но представь, когда б все умерли,-
Что бы делал ты тогда?
Они боятся сделать шаг. Показать лицо, позвонить и сказать правду, встретится за чашечкой горячего ароматного напитка и поговорить. Да просто быть собой, не той смешной марионеткой образа с мышлением поисковой программы и безвкусно идеальной красотой аватарок, а просто человеком, не больше, но и не меньше. Они скребут изнутри панцирь иллюзорного одиночества и ждут того, кто сделает шаг за них, занимая свой досуг поиском всё новых и новых самооправданий бездействию. Они боятся сделать шаг, потому что за окном дождь, а не Эйфелева башня в лучах солнечного Парижа, волосы растрепаны, возле глаз пролегли первые морщинки, в словах то и дело чувствуются пробелы знаний и дрожь неуверенности, настроение портится невзначай, медленная жизнь оседает тучностью тела, творчество тает в бытовухе, сказочные дворцы превращаются в облезлые обои и невымытую посуду, свобода в ворчащих стариков родителей, богатства души теряются за нищетой быта и недовольным начальством на работе, а сам человек уже не хочет быть собой, вживаясь в свою любимую марионетку, не способную, не готовую сделать шаг. Но, Боже мой, как легко шагать по тряпичному миру общей нерешительности.
— А я вам говорю, — перебил он, — что по крайней мере девяносто девять процентов редакторов — это просто неудачники. Это неудавшиеся писатели. Не думайте, что им приятнее тянуль лямку в редакции и сознавать свою рабскую зависимость от распространения журнала и от оборотливости издателя, чем предаваться радостям творчества. Они пробовали писать, но потерпели неудачу. И вот тут-то и получается нелепейший парадокс. Все двери к литературному успеху охраняются этими сторожевыми собаками, литературными неудачниками. Редакторы, их помощники, рецензенты, вообще все те, кто читает рукописи, — это все люди, которые некогда хотели стать писателями, но не смогли. И вот они-то, последние, казалось бы, кто имеет право на это, являются вершителями литературных судеб и решают, что нужно и что не нужно печатать. Они, заурядные и бесталанные, судят об оригинальности и таланте. А за ними следуют критики, обычно такие же неудачники. Не говорите мне, что они никогда не мечтали и не пробовали писать стихи или прозу, — пробовали, только у них ни черта не вышло. < >
— Но если вы потерпите неудачу? Вы должны подумать обо мне, Мартин!
— Если я потерплю неудачу? — Он поглядел на нее с минуту, словно она сказала нечто немыслимое. Затем глаза его лукаво блеснули. — Тогда я стану редактором, и вы будете редакторской женой.
Лоре нравится думать (это один из ее самых больших секретов), что и в ней самой тоже есть искра незаурядности, толика величия, хотя она сознает, что подобные сладкие подозрения, как некие маленькие бутоны, живут чуть ли не в каждом человеке, живут и так и умирают, не раскрывшись. Толкая тележку в супермаркете или сидя под феном в парикмахерской, она спрашивает себя, а не думают ли и все другие женщины примерно то же самое: вот великая душа, познавшая скорби и радости, вот женщина, которой полагалось бы находиться совсем не здесь, добровольно занимается такими обыденными и, в сущности, такими дурацкими вещами: выбирает помидоры, сушит волосы в парикмахерской, ибо в этом ее долг и творчество. Потому что мир устоял, война закончилась, и наша задача — заводить семьи, рожать и растить детей, создавать не просто книги или картины, а новую, гармоничную вселенную, в которой детям должна быть обеспечена безопасность (если не счастье), а мужчинам, пережившим немыслимые ужасы, сражавшимся храбро и умело, — светлые гостиные, запах духов, крахмальные скатерти, салфетки.
— Да, Чэн. Это ремесло. Как гончар делает горшок — так воин убивает.
— А когда гончар делает не горшок, каких множество, а вазу? Единственную в своем роде? Каких до него не делал никто и никогда?! Если он неделями ломает себе голову над формой завитка на середине ручки этой вазы — хотя житейской пользы от этого завитка никакой?!
— Это искусство, Чэн. Не ремесло, но — искусство. Не польза, но — радость.
— А если воину плевать на жизнь и на смерть, если нет врага и нет ярости, а есть он сам и его меч, и отблески движущегося просто так, без житейской цели и пользы клинка чертят в ночном небе диковинный узор, и ноги танцуют, не касаясь земли, а кисточка на рукояти описывает спираль, ведущую в бесконечность, и нет пользы, а есть радость, и ты — это меч, а меч — это ты, это мир, это небо и перехлестывающее через край бренной плоти сознание бессмертия
— Это искусство, Чэн. Это мудрая радость творчества, когда мы равны Творцу. Это шаг от ремесла к искусству, это два берега одного ручья — умная ярость воина-ремесленника и мудрая радость воина-творца.
Так воспел Бигос в поэме «Пан Тадеуш» поэт, официально считающийся самым национальным поэтом Польши, поэт, в XIX веке постигший национальный дух поляков и выразивший его в своем творчестве, – Адам Мицкевич. «Но, - скажете Вы, - Мицкевич пишет, что Бигос – блюдо литовское». Да. Бигос готовят в Литве, в Беларуси, в Чехии, в Германии, но поистине национальным блюдом он стал лишь в Польше. Только здесь к нему относятся с такой любовью и рекомендуют отведать гостям, желающим постичь польский дух. В котлах же Бигос прел.
Такого слова нету,
Чтоб описать его по вкусу и по цвету.
Что слово? Плод ума. Что рифма? Лишь туман.
Не схватит сущности желудок горожан.
Кто не живал в Литве, тот и в оценках пресен,
Не знает кушаний, и не отведал песен.
Да, Бигос — лакомство, особенный состав,
Где сочетание всех специй и приправ.
Капусты квашеной туда крошат с любовью,
Она сама в уста влезает, по присловью.
Потеет, парится капуста на огне,
Под нею мяса слой томится в глубине.
Но вот кипящие перебродили соки
И с паром брызнули по краешку потёки,
Пополз по просеке крепчайший аромат.
Готово! Трижды все воскликнули «Виват!»
Помчались, ложками вооружась для бою,
Таранят медь котлов свирепою гурьбою.
Где ж бигос? Где? Исчез. Лишь в глубине котла,
В угасшем кратере, еще курится мгла. Не случайно слово это вошло во многие польские присловья и поговорки, причем звучит оно в них далеко не всегда в кулинарном значении: rąbać Tatarz na bigosy drobne («изрубить татар на мелкие кусочки, на мелкий бигос» - шутл. О чьём-либо воинственном настроении); narobić bigosu («наделать бигоса» - натворить дел), takie bigosy («такие бигосы» - такие дела).
— Это ты что ли художник?
— Так точно, товарищ старший прапорщик.
— Ну что ж ты сюда поперся, сынок? Сидел бы на гражданке, рисовал бы голых баб или цветочки в горшочке.
— Видите ли, товарищ старший прапорщик, если верить доктору Фрейду, любое художественное творчество – это сублимация подсознательных инстинктов человека, в том числе, инстинктов насилия, впрочем, вы можете с этим не согласиться, так как советская наука не признает буржуазного учения доктора Фрейда.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Творчество» — 203 шт.
