Дорога (Кормак Маккарти) книга, цитаты, стр. 2

Всякий раз, просыпаясь в лесу холодной темной ночью, он первым делом тянулся к спящему у него под боком ребенку — проверить, дышит ли.

— Когда ты просыпаешься от кашля, то стараешься уйти подальше или в сторону. А я все равно слышу твой кашель.
— Извини, пожалуйста.
— Однажды я слышал, как ты плакал.
— Помню.
— Если мне нельзя плакать, то и ты не должен.
— Хорошо.

Поднял голову навстречу сумрачному дню. Прошептал: «Ты там? Когда мы наконец встретимся? У тебя есть горло, чтоб я мог тебя задушить? У тебя есть сердце? А душа? Будь ты проклят! О Боже, — прошептал он, — О Боже.»

В глубине леса они наткнулись на старый железный мост, по которому почти исчезнувшая с лица земли дорога пересекала высохший ручей. Его мучили приступы кашля. Откашляться не получалось, какое там — не мог продохнуть. Свернул с дороги в лес. Повернулся и стоял, переводя дух, прислушиваясь. Ничего. Спотыкаясь, проковылял еще с полмили, под конец опустился на колени, положил сына прямо в листья и пепел. Стер кровь с его лица, прижал к себе: «Все хорошо, все хорошо».

Во сне привиделось, что мальчик лежит на специальной доске, на которую в прежние времена зимой клали умерших. Проснулся в холодном поту. В свете дня он легко мог справиться с этими страхами, но вот по ночам Больше не засыпал, опасаясь, что этот ужасный сон повторится.

Вышел из развалин в сером полумраке, остановился, вдруг ясно осознал суть этого мира: неумолимое холодное движение планеты; Земля погибла, не оставив наследников; безжалостная темнота; слепые псы солнца в вечном движении; гнетущая черная пустота вселенной. И где-то там они — два загнанных зверя, дрожащих, как лисы в укрытии. Жизнь взаймы: время — в долг, мир — тоже, даже глаза, чтобы ужасаться и лить слезы, и те — в долг.

Днем солнце обходит землю, как скорбящая мать со свечой.

Каждое воспоминание наносит вред оригиналу. Осознано или нет, ты изменяешь то, что вспоминаешь.

Ночью ребенок проснулся весь в слезах, отец крепко прижал его к себе.
— Ш-ш-ш. Все хорошо.
— Мне приснился плохой сон.
— Я так и подумал.
— Рассказать?
— Если хочешь.
— У меня был заводной пингвин. Такой, знаешь, который машет крыльями и смешно переваливается. Мы сидели в нашем старом доме, а он появился из-за угла. Но его ведь никто не заводил! Стало так страшно!
— Еще бы.
— Намного страшнее, чем я тебе рассказываю.
— Знаю, сны иногда бывают очень страшными.

Иногда она говорила ему про Бога. Он пробовал говорить с Ним, но лучше всего у него получалось говорить с отцом. И он говорил, часто, и не забывал его. Женщина сказала, что это правильно. Что его устами говорит Бог и так из поколения в поколение передается истина.

Ночи чернее преисподней, каждый новый день на толику мрачнее предыдущего. Словно безжалостная глаукома еще только-только зарождается, а мир вокруг уже начал тускнеть.

Смастерил из двух найденных старых веников щетки, и прикрутил их к тележке так, чтобы они сметали сучки и ветки перед колесиками, и посадил мальчика в тележку, а сам пристроился на поперечной железке, как погонщик собачьей упряжки, и они покатили вниз с холма, управляя спуском и наклоняясь на поворотах, словно заправские бобслеисты. Впервые за долгое время он увидел на лице сына улыбку.

Бренность мира наконец-то становится очевидной. Давние проблемы остаются нерешенными, растворяются в ночи. Были — и нет их. Выключен свет, пусто. Оглянись вокруг. «Вечность» занимает много времени. Но мальчик знал всему цену: «вечность» — безвременна.

Проснулся в темноте. Дождь уже перестал. Долину заливает тусклый свет. Поднялся, прошелся по краю гребня. Зарево растянувшееся на много миль. Сев на корточки, смотрел на огонь. Явственно различил запах дыма. Послюнявил палец, подставил его ветру. Когда поднялся и повернулся, чтобы идти обратно, увидел освещенный изнутри полиэтилен — значит, мальчик проснулся. Голубоватое свечение, казалось, висело над стартовой площадкой, с которой им предстоит отправиться в последнее путешествие на край света. Про которое некому будет рассказывать. Некому. Не надо себя обманывать.

Утром разжег костер и решил пройтись по берегу, пока мальчик спит. Ушел совсем недалеко, и вдруг ему стало не по себе от странного предчувствия, а когда повернул назад, то увидел, что мальчик стоит на пляже, завернувшись в одеяло, и ждет его. Прибавил шаг, а когда подошел к нему, мальчик устало присел.
— Что с тобой? Да что с тобой?
— Я что-то плохо себя чувствую, пап.
Приложил руку ко лбу сына — горячий, как печка. Поднял, понес к костру.
— Ничего, ничего. Выздоровеем.
— Меня, кажется, сейчас стошнит.
— Ничего.
Уселся на песок рядом с сыном и придерживал его за лоб, пока ребенка рвало. Вытер ему рот рукой. Мальчик прошептал:
— Извини.
— Ш-ш-ш, ты ничего плохого не сделал.

Какое сейчас время года? Сколько мальчику лет? Вышел на дорогу и остановился. Тишина. Расплывчатые очертания утопающих в грязи приморских городов, сгоревших дотла. На перекрестке стоят огромные валуны-дольмены, под которыми лежат и превращаются в прах кости пророков. Кроме завываний ветра — никаких других звуков. Что ты можешь сказать? Что когда-то жил человек, который все это уже сказал? Который заострил перочинным ножичком перо, чтобы начертать эти слова чернилами? Это ты скажешь в самый ответственный момент? Он идет — вырвать мне глаза. Забить мне глотку грязью.

— Я хочу, чтобы ты подождал меня здесь. Я схожу за дровами. Для костра.
— Я один боюсь.
— Знаю. Я буду недалеко и услышу, если ты вдруг испугаешься или вскрикнешь. Позовешь меня — я сразу же приду.
— Мне ужасно страшно.
— Чем быстрее я уйду, тем быстрее вернусь. Разожжем костер, и ты больше не будешь бояться. Только не ложись. Ляжешь — сразу уснешь. Я стану тебя звать, ты не откликнешься, а в этой темноте попробуй тебя найти Понимаешь?
Мальчик не отвечал. Отец подумал: еще немного, и его терпение иссякнет. Но потом до него дошло, что мальчик в темноте мотает головой:
— Я не усну. Не усну.

Держал сына за руку, пока блуждали по лесу. Другая рука вытянута вперед. С тем же успехом мог двигаться с закрытыми глазами. Укутал мальчика в одеяло поверх куртки. Велел следить, чтобы одеяло не сползло, потом им его не найти. Мальчик просился на руки, но отец заставлял его идти. Колесили по лесу большую часть ночи. До рассвета было еще далеко, когда мальчик упал и больше не смог подняться. Завернул его в свою куртку, потом в одеяло, сел на землю, держал его в объятиях, раскачиваясь взад-вперед. Одна пуля в барабане. Не хочешь смотреть правде в лицо. Не хочешь.

Когда ветер окончательно разогнал тучи, они пошли к тележке, и скинули полиэтилен, и взяли одеяла и все необходимое для сна. Поднялись на вершину холма и устроились на сухой земле под выступом, а после он сидел, обняв мальчика, стараясь его согреть. Закутавшись в одеяла, смотрели, как надвигается непроницаемая темнота. Силуэт города растворился в ней, будто привидение, и он зажег маленький ночник и поставил его с подветренной стороны. Потом они спустились к дороге, и он взял мальчика за руку, и они пошли на другой склон холма, где дорога добиралась до самого верха, откуда еще можно было разглядеть погружающуюся во мглу местность к югу. Долго стояли в своих одеялах на ветру в надежде увидеть свет костра или лампы. Ничего. Только тусклое пятно света их ночника. Затем вернулись обратно. Костер не разжечь — все отсырело. Пришлось съесть скудный ужин холодным и улечься, пристроив лампу между собой. Он захватил книжку для мальчика, но тот слишком устал.
— А можно, лампа погорит, пока я не усну?
— Конечно можно.

— Что ты будешь делать, если я умру?
— Если ты умрешь, я хотел бы тоже умереть.
— Чтобы не расставаться со мной?
— Да. Чтобы не расставаться с тобой.

САМЫЕ ПОПУЛЯРНЫЕ ТЕМЫ жадность жажда жалость жара желание железо желудок жена женщина жертва жестокость животное животные жизненно жизненное зависимость зависть завтра завтрак заключённый закон замок занятие запах запрет зарплата заря заслуга защита звезда звонок здоровье земля зеркало зима зло злоба злодей злость змея знакомство знакомый знание значение золото зрелище зрелость зрение зритель зуб