Елена Касьян, цитаты
Ты же знаешь, как боль подбирает слова,
Как древнейшие сны выплывают из детства,
Как в ладонях зимы прозревает трава,
Как врастают глаза прямо в самое сердце,
Как в сплетении солнечном маленький взрыв —
И качается ночь, и сдвигается время.
И дышать на измор, и любить на разрыв,
И за кем-то идти сквозь смертельную темень.
Как бессмысленна плоть, где касания нет,
И врастают слова в пересохшее нёбо,
Как сочится сквозь кожу болезненный свет,
Как просто сорваться из нежности в злобу,
Как былые надежды затёрты до дыр,
Как без ветра крыло превращается в бремя.
Как на лёгкий толчок сотрясается мир —
И вбивается ось прямо в самое темя!
Так ночь болит, ослабшая под утро,
Так снег несут подальше от двери,
Так Василиса, ставшая премудрой,
Теперь ни слова вслух не говорит.
Но каждый раз, когда внутри светает,
И каждый звук в её изнанку вшит,
Она выходит на крыльцо босая,
Но, ударяясь оземь, не взлетает,
А всё лежит тихонько и лежит.
Она никогда не знает, как надолго он исчезнет опять.
Всё в ней кричит — не надо его отпускать!
Но она как будто спокойна, или просто делает вид,
И не звонит.
Он каждый раз выселяет её из мыслей своих и стихов,
Тщательно забывает запах её духов,
Он думает: «Господи-Боже, если твой приговор таков,
То я готов!»
Проходит надцатый месяц, никто не идёт ко дну.
Они, как упрямые дети, всё играют в эту войну.
И говорят друг другу: «Хватит, я долго не протяну!»
А сверху на них смотрят и думают: — Ну-ну
Как-то их странно задумали наверху
Как-то их странно задумали наверху,
В их биографии втиснули всякую чепуху,
Перемешали с толпой, развели по углам,
По параллельным спискам, по разным снам.
С них бы писать сценарии мелодрам
Город вылавливал их по чужим домам
И трамбовал в плацкарты, тащил в метро.
Время втекало струйками в их нутро,
Чтобы потом иссякнуть в один момент.
И ни одной надежды на хеппи-энд
Им же никто друг друга не обещал,
Их даже этот город с трудом вмещал,
Вдавливая всем телом себе в бока,
Думал: ну пусть ещё поживут пока.
И подгонял такси: вон тех подбери.
И почему-то знал, что они внутри
На девяносто процентов из хрусталя
Как же красиво они до утра болят.
И ничего не остаётся...
И ничего не остаётся, кроме жить,
Месить пространство, вычитать минуты,
И так прощаться с близкими, как будто
Выходишь на площадку покурить.
И сочиняя мир из ничего,
И став от боли даже ниже ростом,
Опять живёшь среди чужих и взрослых,
Как посреди сиротства своего.
Но там внутри, на самой глубине,
За самой хрупкой тонкой перепонкой,
Твоя любовь испуганным ребёнком.
Уже устала плакать обо мне.
И в этот сад, и в этот рай кромешный,
Где так легко друг друга не узнать,
Где никого — ни после нас, ни между —
Я в сотый раз иду тебя искать.
Юзек просыпается среди ночи, хватает её за руку, тяжело дышит:
«Мне привиделось страшное, я так за тебя испугался »
Магда спит, как младенец, улыбается во сне, не слышит.
Он целует её в плечо, идёт на кухню, щёлкает зажигалкой.
Потом возвращается, смотрит, а постель совершенно пустая,
— Что за чёрт? — думает Юзек. — Куда она могла деться?
«Магда умерла, Магды давно уже нет», — вдруг вспоминает,
И так и стоит в дверях, поражённый, с бьющимся сердцем
Магде жарко, и что-то давит на грудь, она садится в постели.
— Юзек, я открою окно, ладно? — шепчет ему на ушко,
Гладит по голове, касается пальцами нежно, еле-еле,
Идёт на кухню, пьёт воду, возвращается с кружкой.
— Хочешь пить? — а никого уже нет, никто уже не отвечает.
«Он же умер давно!» — Магда на пол садится и воет белугой.
Пятый год их оградки шиповник и плющ увивает.
А они до сих пор всё снятся и снятся друг другу.
Он говорит: «Только давай не будем сейчас о ней,
Просто не будем о ней ни слова, ни строчки.
Пусть она просто камень в саду камней,
И ерунда, что тянет и ноет других сильней,
Словно то камень и в сердце, и в голове, и в почке».
Он говорит: «Мне без неё даже лучше теперь — смотри.
Это же столько крови ушло бы и столько силы,
Это же вечно взрываться на раз-два-три,
А у меня уже просто вымерзло всё внутри.
Да на неё никакой бы жизни, знаешь ли, не хватило».
Он говорит: «Я стар, мне достаточно было других,
Пусть теперь кто-то ещё каждый раз умирает
От этой дурацкой чёлки, от этих коленок худых,
От этого взгляда её, бьющего прямо под дых »
И, задыхаясь от нежности,
Он вдруг лицо закрывает.
Я твой номер наизусть заучила,
В голове его сто раз набирала.
Хорошо, что ничего не случилось,
Просто поезд отошёл от вокзала.
Я могла бы жить и тише, и проще,
Да куда мне с головой бестолковой?
Вот иду себе одна через площадь,
И пою себе — а что тут такого?
Город глянет на меня из окошек,
И подумает: «Какая пропажа»
Переглажу всех потерянных кошек,
И всех уличных собак переглажу.
Мне ни времени не жалко, ни ласки —
Столько нежности зазря пропадает.
А любви во мне опять под завязку —
Завязать бы, да шнурка не хватает.
Одуванчики цветут, как шальные,
Я венков бы наплела, я училась.
Хорошо, что мы с тобою живые,
Хорошо, что ничего не случилось.
Сколько тебя уже вычерпали из меня,
Сколько уже повынесли, посмотри.
Но не проходит дня, не проходит дня,
Чтобы не оказалось, что весь внутри.
В городе N ни снега к ночи, ни сна к утру,
Мне сначала тебя нарисуют, потом сотрут.
Все, кто меня любил, кто меня жалел,
Тоже однажды лишатся и снов, и тел.
Время течёт сквозь нас голубой водой,
Медленной нерпой память ломает лёд,
Переведи меня с этого берега на другой,
Если мою лодку случайно сюда прибьёт.
Снегом внутри заметает любой пробел.
Видишь, как я удачно скроена по тебе.
В городе N даже снег на снег не похож.
Как свою смерть встретишь, так проведёшь.
Он звонит ей и говорит, что не мог, что, мол, куча дел,
Что сегодня он очень старался и, естественно, очень хотел!
Но проблемы висят, как петли: ту обкусишь, другая торчит.
Виноват, говорит, конечно, но был болен, совсем разбит
А она молчит.
А она понимает, что снова — к чёрту ужин, хоть убран дом,
Что любовь, по большому счёту, у неё совсем не о том,
Что в какой-то момент не важно, у кого вторые ключи,
Если все — инвалиды любви, если каждого надо лечить.
И она молчит.
А он думает, всё, мол, в порядке — без истерик, значит, сойдёт.
Говорит, что на этой неделе он зайдёт, непременно, зайдёт
Так недели, месяцы, годы время складывает в кирпичи —
Сердце рвётся, любовь остаётся. И её обступают врачи.
А она молчит.
В то время, как ты там
Выгуливаешь свою тоску,
Дышишь спелым воздухом,
Пытаешься быть гуманным,
Ждёшь попутного ветра, знамений,
Какой-то небесной манны,
Гадаешь по синему
Морю и золотому песку,
Я учусь просыпаться рано.
Я пытаюсь ровнее дышать
И не ждать новостей,
Просто чистить картошку,
Насаживать мясо на вертел.
Пытаюсь не помнить,
Как вкладывать письма в конверты,
Как можно смеяться,
Не пить и хотеть детей.
И не бояться смерти.
Пока ты там в сотый раз
Пытаешься всё изменить,
Вытоптать себе пятачок
Между адом и раем,
Я понимаю, что всё бесполезно,
Что так всё равно не бывает,
И думаю: «Хватит, устала», —
И отпускаю нить
И тут меня накрывает.
Мне на самом-то деле...
Мне на самом-то деле плевать,
Что ты давно не звонишь.
Я тебя поселила
В какой-то вымышленный Париж,
В какой-то шикарный номер
С видом на Сен-Мишель —
С кабельным, с барной стойкой,
С кофе в постель.
Всё, что я помню — дождь
Как в шею дышала, дрожа,
Как говорил «до скорого»,
А я уже знала «сбежал».
Стояла, как дура, в юбке —
По бёдрам текла вода
И всё говорил «до скорого»,
А я слышала «навсегда».
Но мне-то теперь без разницы
В том месте моей души,
Где ты выходишь из спальни,
Из выбеленной тиши,
Где время стоит, как вкопанное,
Где воздух дрожит, звеня,
Никто тебя не отнимет уже,
Никто не возьмёт у меня.
И однажды звонят откуда-то
(Оттуда всегда в ночи),
И спрашивают «знали такого-то?» —
(Молчи, сердце, молчи!)
И говоришь, мол, глупости,
Этого не может быть
Он даже не в этом городе
Он должен вот-вот позвонить
И оплываешь на пол,
И думаешь: «Господи, Боже мой!»
И нет никакой Сен-Мишели и Франции никакой.
-
Главная
-
❤❤❤ Елена Касьян — 14 цитат