А на ёлочке гирлянда так мигает,
Как надежда, что горит в сердцах людей.
А давай поверим в то, что – не бывает…
И начнётся год хороших новостей!
Так это и была моя жизнь? Что поражает в первую очередь, так это то, сколько времени я потратил впустую. Я боялся, меня всегда пугала неизвестность. Сколько благих порывов сдерживал этот страх.
Да не о том думай, что спросили, а о том — для чего? Догадаешься — для чего, тогда и поймешь, как надо ответить.
Странно, — размышлял Керн, — сколько может пережить один человек за то время, пока другой не успеет и прочитать газету.
Жизнь становится дивной игрой
сразу после того, как поймешь,
что ничем и ни в чем не герой…
и что выигрыш — в том, что живешь.
Я говорю сыновьям, что у меня в детстве были преимущества, которых они лишены. Я родился в самой ужасной нищете. Мне некуда было двигаться, кроме как вверх.
Нет людей плохих и хороших. Есть неверно выбранная дистанция.
Самых хороших и самых плохих актеров мы видим отнюдь не на сцене.
Наша жизнь есть то, что мы думаем о ней.
Взрослые очень любят цифры. Когда рассказываешь им, что у тебя появился новый друг, они никогда не спросят о самом главном. Никогда они не скажут: «А какой у него голос? В какие игры он любит играть? Ловит ли он бабочек?» Они спрашивают: «Сколько ему лет? Сколько у него братьев? Сколько он весит? Сколько зарабатывает его отец?» И после этого воображают, что узнали человека.
Когда говоришь взрослым: «Я видел красивый дом из розового кирпича, в окнах у него герань, а на крыше голуби», — они никак не могут представить себе этот дом. Им надо сказать: «Я видел дом за сто тысяч франков», — и тогда они восклицают: «Какая красота!»