Антоний Сурожский, цитаты

Мы так не привыкли быть самими собой в сколько-нибудь глубоком и подлинном смысле, что нам кажется почти невозможным понять, откуда начать поиски.
Однако все мы знаем, что бывают моменты, когда мы более, чем обычно, приближаемся к своему подлинному “я”; эти моменты следует замечать и тщательно анализировать, чтобы хоть приблизительно раскрыть, что же мы представляем собой в действительности. Обнаружить правду о самих себе нам обычно так трудно из-за нашего тщеславия, – и тщеславия самого по себе, и того, как оно определяет наше поведение. Тщеславие состоит в том, чтобы превозноситься чем-то, не имеющим никакой ценности, и зависеть в своем суждении о себе, а следовательно, и во всем своем отношении к жизни, от мнения людей, которое не должно бы иметь для нас такого веса. Тщеславие – это состояние зависимости от реакции людей на нашу личность.

В молодом человеке горит огонь, в старом человеке светит свет. Надо уметь, пока горит огонь, гореть, но когда прошло время горения – суметь быть светом. Надо в какой-то момент жизни быть силой, а в какой-то момент быть тишиной.

Мы встречаемся и не можем встретиться, потому что мы ищем только для себя. Мы смотрим и не можем увидеть, потому что нам важнее, чтобы увидели нас. Мы слышим и остаёмся глухими, потому что мы хотим сказать, а не слушать. Мы влюбляемся и не способны любить, потому что нам нужно, чтобы любили нас.
А всё предельно просто: смотри, слушай и люби сам. И тогда происходит величайшее из чудес: человек напротив открывается в невероятной красоте своего сердца. И твоё собственное сердце преображается… И вот тогда только и происходит встреча…

Человек созревает тогда, когда негатив от поступков других, уже не может погасить в нем любви к людям.

И откроется на Страшном Суде, что единственным смыслом жизни на земле была Любовь.

Мы должны жить так, чтобы если все Евангелия будут утеряны, люди могли бы их прочесть по нашим лицам.

Мы знаем, что все, что имеем, дано нам Богом и даже не является нашим навсегда или надежно. Все может быть отнято у нас, кроме любви, и это делает любовь тем единственным, что мы можем давать.

Главное препятствие, которое стоит на пути воспитания сердца, — это наш страх перед страданием, перед душевной болью, перед духовной трагедией. Мы боимся страдания, и поэтому мы свое сердце суживаем и защищаем. Мы боимся смотреть и видеть; мы боимся слушать и услышать; мы боимся видеть человека в его страдании и слышать крик его души. И поэтому мы закрываемся. И, закрываясь, мы делаемся все уже и уже, и делаемся пленниками этой нашей закрытости.

Любить всегда стоит дорого; потому что любить по-настоящему это значит так отнестись к другому, что твоя жизнь тебе уже не дорога,- его жизнь дорога, его душа дорога, его судьба дорога. Любить — значит войти в такое отношение хоть к одному человеку, что себя не помнишь. Об этом говорит Господь: отвергни себя; так полюби, чтобы уже не помнился сам себе, чтобы можно было жить, глядя на другого.

Кто же мой ближний, которого я должен возлюбить как самого себя?
И Христос отвечает, как часто он делает, переворачивая мир вверх дном: ближний это не тот, который тебе близок, не тот, который тебе дорог, не тот, кого ты, оглядываясь, заметишь и приблизишь к себе, — это тот, который в тебе нуждается, всякий, кто бы он ни был, встречный, поперечный, знакомый и незнакомый
Ближний — это тот, который в тебе нуждается!

Запомни на всю жизнь: живёшь ты или не живёшь — НЕ важно не только для других, но должно быть НЕ важно и для тебя. Единственное, что важно, это — ради чего ты живёшь и ради чего ты готов умереть.

Живое сердце надо в себе воспитывать с очень ранних лет; надо заботиться, чтобы сердце осталось отзывчивым, несмотря на то, что отзывчивость приносит с собой не только радость общения, но и боль общения; и не только общения, но и боль разобщенности, оставленности и отверженности. Мы все рады бы иметь сердце чуткое и радостное, но нам страшно бывает, чтобы сердце наше осталось чутким, когда платишь за эту чуткость болью, которую иначе можно было бы не испытывать. И вот тут нужно очень много мужества, очень много решительности, чтобы сказать: пусть мое сердце, коль это будет нужно, раздирается болью, но я его не закрою.

Любовь и дружба не возрастают, если мы не готовы жертвовать ради них многим; и точно так же мы должны быть готовы отрешиться от многого для того, чтобы первое место отдать Богу.

Мы обманываемся, когда думаем, что общаемся друг с другом через слово. Если между нами нет глубины молчания, слова почти ничего не передают. Понимание происходит на том уровне, где два человека встречаются глубинно именно в молчании, за пределами всякого словесного выражения.

Пока мы пребываем в неведении, ничего не спрашивается с нас, но как только мы что-то узнали, мы отвечаем за то, как употребляем свое знание. Пусть оно дано нам в дар, но мы ответственны за каждую частицу истины, нами узнанную, и как только она становится нашей собственной, мы не можем оставлять ее бездействующей, но должны проявлять ее в своем поведении. И в этом смысле от нас требуется ответ за всякую истину, нами понятую.

Если вас кто-то любит, вы уже приобщены к вечности.

Оно не убегает от нас, оно течет к нам. Ждешь ли с нетерпением следующей минуты или совершенно не сознаешь того — она придет.

Просите и...Многие из наших молитв — молитвы просительные, и люди склонны думать, что прошение — это низшая степень молитвы; затем следует благодарение, затем славословие. На самом же деле как раз благодарность и хвала — выражение менее глубоких взаимоотношений. На нашем уровне полуверы легче возносить славословия или благодарить Бога, чем доверять Ему настолько, чтобы просить Его о чем-то с верой. Даже люди полуверующие могут обратиться к Богу с благодарностью, когда случится что-то для них приятное; и бывают такие минуты приподнятости, когда каждый способен петь Богу. Но гораздо труднее иметь такую нераздельную веру, чтобы просить Бога всем сердцем и всем помышлением с полным доверием. Не надо смотреть пренебрежительно на просительные молитвы, потому что способность приносить их — это испытание реальности нашей веры.

Она молодая безнадежно больная женщина после длительного периода молитвенной жизни, когда Бог был бесконечно близким и ощутимым, внезапно утратила всякое соприкосновение с Ним. Но сильнее, чем скорбь об утрате Бога, был в ней страх перед искушением спастись от этого отсутствия Божия, построив себе ложное Его присутствие, ибо подлинное отсутствие Божие и подлинное Его присутствие — в одинаковой мере доказательства Его реальности и конкретности взаимоотношений с Ним, которые предполагаются при молитве.

Как часто случается, что мы разрушаем глубокие, полные значения и смысла отношения, потому что привыкаем, что любящий нас человек дает, – дает щедро, дает постоянно, никогда не вспомнив о себе: просто дает; и как легко постепенно забыть дающего, помня только дары.

Тайна любви

Тайна любви к человеку начинается тогда, когда мы смотрим на него без желания обладать им, властвовать, как-то использовать его личность, – а просто глядим и изумляемся красоте, что нам открылась.

САМЫЕ ПОПУЛЯРНЫЕ ТЕМЫ жадность жажда жалость жара желание железо желудок жена женщина жертва жестокость животное животные жизненно жизненное зависимость зависть завтра завтрак заключённый закон замок занятие запах запрет зарплата заря заслуга защита звезда звонок здоровье земля зеркало зима зло злоба злодей злость змея знакомство знакомый знание значение золото зрелище зрелость зрение зритель зуб