Однажды я вела занятие, на котором рассказывала студентам, как работать со смыслом. Это что-то вроде такого вводного урока, который я провожу, чтобы подвести их к мыслям о Деррида. Мы проходим Соссюра и прочие необходимые вещи, а потом я показываю им «Фонтан» Дюшана — писсуар, который был большинством голосов признан самым важным произведением искусства двадцатого века, — и спрашиваю их, искусство это или нет. В последней группе большинство студентов настаивали на том, что писсуар не может быть искусством — двое или трое даже всерьез рассердились и принялись рассуждать о Пикассо и о том, что их дети и те рисуют лучше, чем он, и еще — о недавней инсталляции, завоевавшей приз Тернера, — пустой комнате, в которой то гас, то загорался свет А я-то думала, что это будет совсем несложное занятие. Ведь мне всего-навсего хотелось показать им, что вещь под названием «писсуар», под которой все мы понимаем то, во что писают мужчины, отличается от вещи под названием «картина» лишь тем, что в языке она обозначена другим именем. И ответ на вопрос, относится ли что-нибудь из них к категории «искусство», зависит от того, каким образом мы определяем искусство. Но студенты все никак не могли понять, о чем это я, и, помню, я была страшно разочарована. Я подумала: «Да пошли вы. Сидела бы я лучше сейчас дома и пила кофе». Я объяснила им, что все на свете состоит из одних и тех же кварков и электронов. Атомы — разные. Понятное дело, есть атомы гелия, а есть — водорода и все остальные, но они отличаются друг от друга лишь количеством кварков и электронов, из которых состоят, и в случае с кварками — еще тем, верхние они или нижние. Я объяснила, что, таким образом, писсуар вполне можно сравнить с той же «Моной Лизой». То, что они привыкли считать реальностью, является реальностью лишь с привычной им точки зрения. А под мощным микроскопом писсуар и «Мона Лиза» будут выглядеть совершенно одинаково.
Полнейшая неразбериха творится не только со временем и пространством. Вещество — это энергия, но и не только: оно давно превратилось в серое месиво, просто нам не видно.
— Наваждение Люмаса (Скарлетт Томас), 36 цитат
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
Новый год — это всегда надежда на что-то хорошее. Это мечты о счастье. Это трепетное ожидание, что наступающий год непременно будет лучше предыдущего, а все беды, разочарования и горести останутся в прошлом.
Лично я люблю землянику со сливками, но рыба почему-то предпочитает червяков. Вот почему, когда я иду на рыбалку, я думаю не о том, что люблю я, а о том, что любит рыба.
Все о чем-то горюют: один о том, что у него мало бриллиантов, другой о том, что в супе мало бобов.
Мы есть то, что о себе внушили сами и то, что о нас нам внушили другие.
Женщин не нужно слушать. Их нужно чувствовать. То что она говорит, и то, что она чувствует — это разные вещи.
И когда я слышу это «ты», где должно быть «мы», я впервые задумываюсь о том, что будет дальше.
Если думаешь о чем то, что это невозможно, то ты тем самым делаешь это невозможным.
Думаешь о хорошем — жди хорошего. Думаешь о плохом — плохое и получишь. То, о чем мы постоянно думаем, перерастает в убеждение, что это должно или может случиться. И эта вера рождает событие.
Когда дети спрашивают, что мне подарить на день рождения или Рождество, я говорю им то же самое, что когда-то говорил мне отец: «Подарите мне мир и спокойствие». В детстве меня раздражал этот ответ, потому что я хотел услышать что-то вроде «подари трубку», но сейчас я понимаю всю мудрость этих слов. Отец просто хотел, чтобы я думал о доме, в котором живу, и о тех, кто живет в нем вместе со мной.
Когда религия и политика идут в одной упряжке, те, кто ею правит, верят в то, что никто не может стать на их пути. Их скачка становится все более безрассудной: быстрее, быстрее и быстрее! Они отбрасывают все мысли о возможных препятствиях и забывают о том, что человек, ослепленный скоростью, видит обрыв лишь тогда, когда уже поздно что-либо сделать.