Перед грустью все души мира одинаковы. Какими бы стойкими мы ни были, нам хочется, чтобы кто-то где-то разделял нашу боль.
Женщины говорят о любви и молчат о любовниках, мужчины — наоборот: говорят о любовницах, но молчат о любви.
Если бы мы сделали все то, что в наших силах – мы бы сами себе поразились.
Молчат и дремлют небеса,
Внизу века идут;
Никто не верит в чудеса,
Но все их тихо ждут.
Все страсти хороши, когда мы владеем ими; все дурны, когда мы им подчиняемся.
Уходить надо по-мужски. Вот сейчас политики думают, что они вечно будут сидеть в кресле и всех учить, как жить. Они забывают, что это все временно. Мы все равно все пойдем туда.
Не понимаю: почему мы должны принимать всех такими как они есть, а сами должны меняться, потому что им все не так.
Если б мы все время не выясняли, «кто виноват», мы бы уже давно знали, «что делать».
Мы можем — все, когда уже не нужно. И все хотим, когда уже нельзя.
Молчание молчанию рознь: одни молчат от непонимания, другие — слишком хорошо все понимают, и потому молчат.