Цитаты в теме «французский», стр. 5
Добро пожаловать в мир Верхнего Ист-Сайда Нью-Йорка, где мы живем, учимся, развлекаемся и спим, иногда друг с другом. У нас роскошные апартаменты с личными спальнями, ванными и телефонными линиями. Мы не ограничены ни в деньгах, ни в выпивке, ни в чем-либо другом. Наших предков вечно нет дома, и мы наслаждаемся полной свободой. У нас умненькие головки, классические черты лица, унаследованные от родителей, и потрясающие шмотки. Мы отрываемся напропалую. Наше дерьмо тоже воняет, но его не учуять, потому что горничные ежечасно брызгают в ванных освежающим спреем, который французские парфюмеры придумали специально для нас.
— Какие там права, — махнула лапкой Наташа. — А ты знаешь, что такое цианамид кальция? Двести грамм на коровник? Или когда в закрытом навозохранилище рассыпляют железный купорос, а улететь уже поздно? У меня две подруги так погибли. А третью, Машеньку, хлористой известью залили. С вертолета. Французский учила, дура Права насекомых, говоришь? А про серно-карболовую смесь слышал? Одна часть неочищенной серной кислоты на три части сырой карболки — вот и все наши права. Никаких прав ни у кого тут не было никогда и не будет, просто этим, — Наташа кивнула вверх, — валюта нужна. На теннисные ракетки и колготки для жен. Сэм, здесь страшно жить, понимаешь?
Он высокий, стройный, у него красивое тело, изящное лицо и он трахает меня в самой неприличной позе. Он словно читает мои мысли. Ни с кем ещё мне не было так хорошо.
У него аристократические черты лица. Есть в нём, что-то французское, благородное.
Я никогда не приглядывалась к чертам французов, странно, что я сделала такое сравнение. Впервые я увидела его в хозяйственном магазине, в котором, как и он пряталась от дождя. Есть в нём, что-то необычное, такое чего нельзя описать словами, можно только почувствовать. Я ощутила, чей-то взгляд, пристальный, изучающий. И подняв глаза, увидела его. Он высокий, стройный, у него красивое тело, изящное лицо и он трахает меня в самой неприличной позе.
Не сердитесь, Моншер,
Мы ведь с Вами почти не знакомы.
Не стреляйте в упор —
Мне так трудно связать пару слов.
Я как пьяный гарсон,
Позабывший дорогу до дома,
Вы ж как женщина-вамп
Из рекламы французских духов.
Вы простите, Моншер,
Я так редко бываю в Париже,
Мой помятый костюм
Слишком много успел пережить.
Вам хоть завтра на трон,
Ну, а мне — к барной стойке поближе.
Мне сейчас, хоть убей,
Просто нечего Вам предложить.
Я бы мог Вам прочесть
Те стихи, что на прошлой неделе
Написал для другой —
Той, с которой сошло всё на нет,
И когда Ваш Делон
Будет что-то мычать на постели,
Может эти стихи
Вам напомнят чуть-чуть обо мне.
Я не была в твоей стране
Под солнцем жарким,
И наша встреча лишь во сне
В ладонь — подарком.
Во сне так просто и легко,
Не надо визы.
Из самолета в рук кольцо
Упасть сюрпризом.
Мне снился ты аэропорт
В огнях красивых.
И мы поехали к стенам
Иерусалима.
Я видела ночной Эйлат,
Как мир контрастов.
Где пальмы, пляжи, берега
Палитрой красок.
И в ресторанчике одном,
Держась за руки,
Лягушек лопали с вином
Французской кухни.
С ума сходили до утра
А на рассвете
От счастья плакали с тобой,
Как будто дети.
Желанье на двоих одно,
Монеткой в море.
Чтоб вместе навсегда вдвоем
В любви и в горе.
Я не была в твоей стране
И может статься,
Я прилечу чтоб навсегда
С тобой остаться.
Спорят миллионеры-
Кто гламурней и круче
В дорогих интерьерах
И с часами от Гуччи.
Лимузины и джипы,
Бриллианты, рубины,
Номера- только Vipы,
Лишь французские вина.
Олигархи, банкиры
И с обложек модели
Жить привыкли красиво,
Отдыхать в Куршавеле.
Загорать депутаты
Ездят в Канны и Ниццу,
А в холодной палате
Соседней больницы
Умирает Наташа,
Ей лишь восемь годочков...
Денег нет у мамаши
На лекарства для дочки.
Вся в долгах и кредитах,
Только вести плохие-
Очень дорого нынче
Химиотерапия.
Тянет Ната ручёнки
Со следами уколов,
Боль в огромных глазёнках:
-Я поправлюсь, мам, скоро?
Мать тихонько заплачет,
Ведь никто не поможет,
Хоть костюм от Версаче
У кого-то дороже.
Говорят они много
О добре, долге, чести...
Но стоит у дороги
Новый маленький крестик
И букетик ромашек...
Но ещё много рядом
Таней, Саш и Наташек,
Кому помощь так надо.
Мы бедны ли, богаты,
Но давайте, чем можем,
Отложив все дебаты,
Этим детям поможем.
Они встретились в августе жарком.
Крым и солнце, вода и песок.
Вечерами гуляя по паркам,
Он шептал ей в горячий висок:-
Я в Москве-бизнесмен, новый русский.
Дома- вилла и кабриолет.
Одеваюсь в бутике французском
А Она говорила в ответ:-
Я - актриса. Играю я ролите,
К которым стремится душа.
Вот недавно вернулась с гастролей
По Германии и США.
В моей жизни хорошего мало:
Интервью, кавалеры, цветы
Я признаюсь вам честно, устала
Быть для всех воплощением мечты.
И такие ведя разговоры,
Продолжали курортный роман.
Солнце, море и Крымские горы
Только ехать пора по домам.
На прощанье болтали о моде,
И какой ей купить лимузин.
Он вернулся к станку на заводе,
А она-в овощной магазин.
Я понял, что именно меня так раздражает в сторонниках геесексуализма. Это настойчивость разъезжего сейлзмена. Они пытаются в парить мне свой товар с упорством ломовой лошади, безумством храбрых и настойчивостью, достойной лучшего применения.
Как торговцы Герболайфом от похудения, моющими чудо-пылесосами, и членством в «Аум-синрике», с платиновой ВИП-картой и скидками на каждое десятое посещение.
Если мы сейчас дадим слабину — следующими будут поклонники свингерства, французской диеты, и, прости господи, уринотерапии. С теми же ровно аргументами: что Чайковский тоже пил свою мочу, что это вкусно и полезно для здоровья и что моча — это такая же жидкость как квас, пиво и напиток «буратино». Опоментайсе, паны! Но пасаран!
Не поля родные, не леса, —
В Сенегале, братцы, в Сенегале
Я такие видел чудеса!
Ох, не слабы, братцы, ох, не слабы
Плеск волны, мерцание весла,
Крокодилы, пальмы, баобабы
И жена французского посла.
Хоть французский я не понимаю
И она по-русски — ни фига,
Но как высока грудь её нагая,
Как нага высокая нога!
Не нужны теперь другие бабы —
Всю мне душу Африка свела:
Крокодилы, пальмы, баобабы
И жена французского посла.
Дорогие братья и сестрицы,
Что такое сделалось со мной?
Всё мне сон один и тот же снится,
Широкоэкранный и цветной.
И в жару, и в стужу, и в ненастье
Всё сжигает он меня дотла, —
В нём постель, распахнутая настежь,
И жена французского посла!
Духовные пастыри освящают памятник, каждый во имя и от имени своего бога. НА фронте, когда нас заставляли присутствовать при богослужении и служители разных вероисповеданий молились о победе немецкого оружия, я размышлял о том, что ведь совершенно так же молятся за победу своих стран английские, французские, русские. американские, итальянские, японские священослужители, и Бог рисовался мне чем-то вроде этакого озадаченного председателя обширного союза, особенно если молитвы возносились представителями двух воюющих стран одного и того же вероисповедания. На чью же сторону Богу стать? На ту, в которой населения больше или где больше церквей? И как он это так промахнулся со своей справедливостью, если даровал победу одной стране, а другой в победе отказал, хотя и там молились не менее усердно! Иной раз он представлялся мне выгнанным старым кайзером, который некогда правил множеством государств; ему приходилось представительствовать на протяжении долгого времени, и всякий раз надо было менять мундир — сначала надевать католический, потом протестантский, евангелический, англиканский, епископальный, реформатский, смотря по богослужению, которое в это время совершалось, точно так же, как кайзер присутствует на парадах гусар, гренадёров, артиллеристов, моряков.
Собрались на него [банкет] всё те же — весь «цвет русской интеллигенции», то есть знаменитые художники, артисты, писатели, общественные деятели, новые министры и один высокий иностранный представитель, именно посол Франции. Но над всеми возобладал — поэт Маяковский. Я сидел с Горьким и финским художником Галленом. И начал Маяковский с того, что без всякого приглашения подошел к нам, вдвинул стул между нами и стал есть с наших тарелок и пить из наших бокалов. Галлен глядел на него во все глаза — так, как глядел бы он, вероятно, на лошадь, если бы ее, например, ввели в эту банкетную залу. Горький хохотал. Я отодвинулся. Маяковский это заметил.
— Вы меня очень ненавидите?— весело спросил он меня.
Я без всякого стеснения ответил, что нет: слишком было бы много чести ему. Он уже было раскрыл свой корытообразный рот, чтобы еще что-то спросить меня, но тут поднялся для официального тоста министр иностранных дел, и Маяковский кинулся к нему, к середине стола. А там он вскочил на стул и так похабно заорал что-то, что министр оцепенел. Через секунду, оправившись, он снова провозгласил: «Господа!» Но Маяковский заорал пуще прежнего. И министр, сделав еще одну и столь же бесплодную попытку, развел руками и сел. Но только что он сел, как встал французский посол. Очевидно, он был вполне уверен, что уж перед ним-то русский хулиган не может не стушеваться. Не тут-то было! Маяковский мгновенно заглушил его еще более зычным ревом. Но мало того: к безмерному изумлению посла, вдруг пришла в дикое и бессмысленное неистовство и вся зала: зараженные Маяковским, все ни с того ни с сего заорали и стали бить сапогами в пол, кулаками по столу, стали хохотать, выть, визжать, хрюкать и — тушить электричество. И вдруг все покрыл истинно трагический вопль какого-то финского художника, похожего на бритого моржа. Уже хмельной и смертельно бледный, он, очевидно, потрясенный до глубины души этим излишеством свинства, и желая выразить свой протест против него, стал что есть силы и буквально со слезами кричать одно из немногих русских слов, ему известных:
— Много! Многоо! Многоо! Многоо!
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Французский» — 113 шт.
