Цитаты в теме «исповедь», стр. 3
Все топлюсь вроде в перспективах каких-то муторных —
Но всегда упираюсь лбом в тебя, как слепыш.
Я во сне даже роюсь в папках твоих компьютерных,
Озверело пытаясь выяснить, с кем ты спишь.
Пронесет, может быть, все думаю, не накинется —
Но приходит, срывая дамбы, стеклом звеня:
Ты мне снишься в слепяще-белой пустой гостинице,
Непохожим — задолго, видимо, до меня;
Забываюсь смешными сплетенками субботними,
Прячусь в кучи цветастых тряпочек и вещиц —
Твое имя за мною гонится подворотнями,
Вылетая из уст прохожих и продавщиц,
Усмехается, стережет записными книжками,
Подзывает — не бойся, девочка, я твой друг,
И пустыни во сне скрипят смотровыми вышками,
Ты один там — и ни единой души вокруг;
Не отмаливается — исповеди да таинства,
Только все ведь начнется снова, едва вернусь.
Мы, наверное, никогда с тобой не расстанемся,
Если я вдруг однажды как-нибудь не проснусь.
— О моралист! Но ты пойми, есть две женщины: одна настаивает только на своих правах, и права эти твоя любовь, которой ты не можешь ей дать; а другая жертвует тебе всем и ничего не требует. Что тебе делать? Как поступить? Тут страшная драма.
— Если ты хочешь мою исповедь относительно этого, то я скажу тебе, что не верю, чтобы тут была драма. И вот почему. По-моему, любовь обе любви, которые, помнишь, — Платон определяет в своем «Пире», обе любви служат пробным камнем для людей. Одни люди понимают только одну, другие другую. И те, что понимают только не платоническую любовь, напрасно говорят о драме. При такой любви не может быть никакой драмы. «Покорно вас благодарю за удовольствие, мое почтение», вот и вся драма. А для платонической любви не может быть драмы, потому что в такой любви все ясно и чисто.
Я охотно совершаю публичную исповедь, < >. Обвиняю себя напропалую. < > То, что касается меня, я примешиваю к тому, что касается других. Я схватываю черты, общие для многих, жизненный опыт, выстраданный всеми, слабости, которые я разделяю с другими, правила хорошего тона, требования современного человека, свирепствующие во мне и в других. Из всего этого я создаю портрет, обобщенный и безликий. Так сказать, личину, похожую на карнавальные маски, вернее, на упрощенные изображения, увидев которые, каждый думает: «Постой, где же я встречал этого типа?» Когда портрет закончен, как вот нынче вечером, я показываю его и горестно восклицаю: «Увы, вот я каков!» Обвинительный акт завершен. Но тут же портрет, который я протягиваю моим современникам, становится зеркалом.
Вы постоянно тратите силы на то, чтобы сохранить равновесие. Вас поражает некое духовное головокружение, вы балансируете на самом краю, ваши волосы стоят дыбом, вам не верится, что под ногами у вас неизмеримая бездна. А начинается это как избыток оптимизма, как страстное желание пойти навстречу людям, проявить к ним любовь. Чем решительнее ваши шаги навстречу миру, тем стремительней он убегает от вас. Никому не хочется истинной любви, истинной ненависти. Никто не даст вам прикоснуться к сокровенным недрам, исключение делается лишь для священника в час исповеди. Пока вы живы, пока кровь горяча — вы делаете вид, будто у вас вовсе нет ни крови, ни скелета, ни покрывающей скелет плоти. Сойдите с газона!
Вот лозунг, с которым живут люди.
– Миряне – это дети, сын мой. А святые – те не приходят к нам исповедоваться. Мы же, ты, я и подобные нам, схимники, искатели и отшельники, – мы не дети и не невинны, и нас никакими взбучками не исправишь. Настоящие грешники – это мы, мы, знающие и думающие, мы, вкусившие от древа познания, и нам не пристало обращаться друг с другом как с детьми, которых посекут посекут да и отпустят побегать. Мы ведь после исповеди и покаяния не можем убежать назад в детский мир, где справляют праздники, обделывают дела, а при случае и убивают друг друга, грех для нас – не короткий, дурной сон, от которого можно отделаться исповедью и жертвой; мы пребываем в нем, мы никогда не бываем невинны, мы все время грешники, мы постоянно пребываем в грехе и в огне нашей совести и знаем, что нам никогда не искупить своей великой вины, разве что после нашей кончины бог помилует нас и простит.
— Мой черный кардинал говорит, что рай – это страшно тоскливое место, где можно сойти с ума от нудного пения ангелов и заболеть бессонницей оттого, что свет никогда не сменяется тьмой, – поведал Царь Востока. – Так стоит ли всю жизнь мучиться, отказывая себе в элементарных удовольствиях, биться головой о каменный пол церквей и выдавать свои секреты попам на исповеди, чтобы после смерти угодить в такой отстой? Не лучше ли грешить напропалую и верно служить Князю Тьмы и Повелителю Теней?
— А как же адские муки?
— Адские муки – это для тех, кто служит Богу, но не воздерживается от греха. Они верующие – им нужно. А своих слуг сатана не обижает, и они проводят вечную жизнь в пирах, балах и оргиях. И вот ведь что интересно. Бесплотные души в раю любовью не занимаются – это общеизвестно. У них и плоти для этого нет, да и место неподходящее для таких нечистых занятий. Зато в аду души грешников оттягиваются вовсю.
Звезда моя, ты не сияй в печали,
Не обнажай души моей при всех,
К чему всем знать, что нас с тобой венчали
И райский ад и непорочный грех.
Зачем теперь ты светишь бесполезно
На боль мою, сломавшую мне грудь?
Мы встретимся с тобой у края бездны,
Я прилечу к тебе когда-нибудь...
Ты знаешь всё-то много или мало,
Была со мной ты в каждый миг земной,
Ты в счастье мне так ласково сияла
И плакала в тоске ночей со мной.
Мы прятали за светом дня пороки
И падали бессильно в ночь страстей.
Звезда моя, мы слишком одиноки
В потоке лет и беспросветных дней.
Штыками лжи изранена в сражении,
Душой скитаясь в глубине веков,
Я не смогла признаться в поражении,
И исповедь не снимет всех оков.
И вот теперь твой свет, как откровение,
Из чистоты не плачущих небес
Зовёт меня к спасению забвением...
Звезда моя, ты Ангел или Бес?..
Исповедь
Я поставил несколько фильмов — «Ирония судьбы», «Служебный роман», «Гараж», О бедном гусаре замолвите слово», «Вокзал для двоих», «Жестокий романс», «Забытая мелодия для флейты», «Дорогая Елена Сергеевна» В этот период параллельно «с многочисленными и разнообразными занятиями и обязанностями существовало что-то вроде внутреннего монолога или, если хотите, стихотворного дневника. В стихах фиксировалось то, что не находило себе места, да и не могло найти, в сценариях и фильмах мучительное желание высказаться о личном, только моем, стремление поделиться чем-то заветным, жажда исповеди и побудили меня к стихотворству. Исповедь, я думаю, то, к чему властно тяготеет каждый вид искусства. В этом смысле поэзия наиболее интимна. В искренности, правдивости чувств, обнажении тайников души, умение заглянуть в человеческие глубины, наверное, суть поэзии.
Хранитель крутит пальцем у виска, «по собственному» будучи уволен: он прогулял. Он был немного болен — расслабился, дал подопечной волю А в ней благоразумие искать не то чтобы совсем напрасный труд, но все же кропотливая работа. Недоглядишь — опять она в кого-то Нет — кем-то(шёл бы мимо этот кто-то!), увлечена. Подруги нагло врут, что ни румянца, ни горящих глаз. Коллеги врут обратное: «Влюбилась». Как за такой следить, скажи на милость?
Тут глянешь, что ей этой ночью снилось — и просишься на исповедь тотчас.
Махнул рукой и получил расчет, собрал пожитки в старенький пакетик. Сказал, что все влюбленные — как дети, а за детей родители в ответе (пороли мало). Вечно их влечет туда, где грабли под ноги летят и самых смелых топят, как котят.
ИСПОВЕДЬ МУЖЧИНЫ.
Ты жизнь мою переиначила,
Я понял это лишь сейчас.
Ты для меня, как раб, ишачила,
Я ж недоволен был подчас.
То не туда котел поставила,
То суп чуть-чуть недосолен.
И лишь когда меня оставила
Я понял как я обделен.
Стоят кастрюльки, как солдатики,
А супа вкус я позабыл.
Давно не ел твои салатики,
Которым критикам я был.
Лежит белье стопой не глаженной,
(Мне хватит простыни одной).
Пойду к тебе весьма наряженный,
Когда-нибудь под выходной.
Скажу тебе, как много значила
Ты в этой жизни для меня!
Ты жизнь мою переиначила,
Всего за три каких-то дня.
Что для тебя я? Только комок несчастий,
Несколько встреч, звонков, смс-ок сотня
Ты для меня — как исповедь, как причастие,
Как дом спасения в вечер немой, субботний.
Что я могу — лишь плакаться Богу в ухо
О своих ссадинах, бреши заместо сердца
Бог обнимает меня и дает мне духа,
Чтобы терпеть, молиться и солнцем греться
В мире любви нет золотых монеток,
Гривен, рублей, тугриков или евро
Если любовь, то чистая, без пометок,
В коей нет рамок, правил и другой меры.
Что для тебя я сделаю — неизвестно
На ходу в канцелярии неба сценарий пишут
Попрошу я у Бога тебе открывать все дверцы,
Чтобы счастье твоё у Бога в отдельной нише,
Чтобы грусть не одела сердце в холодный камень,
Чтобы чувства до дрожи, слёзы всегда от счастья
А я Богу за нас двоих заплачу стихами,
Если он когда-нибудь заставит меня остаться.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Исповедь» — 57 шт.
