Цитаты

Цитаты в теме «каблук», стр. 5

Давай с тобой всерьез поговорим!
Зачем скрывать уже нам эту правду?
Ты был когда-то мною так любим
Теперь прошло Сейчас уже не надо.

Я видела ее Такая вся,
Напудренная, с яркою помадой!
А помнишь, как ругал, тогда, меня?
Не красься говорил, тебе не надо.

Я видела ее стальной каблук
И не мешает, что подруга выше?
Меня стыдил, кричал-скромнее будь!
И опускал до ранга серой мыши.

Катается в серебряном порше
Теперь наверно очень с ней удобно ?
Смотри, держись на новом вираже,
Она ведь никогда не будет скромной.

Я знаю больше, чем ты говорил
И больше, чем другие тоже вижу.
Не знаю, чем ее ты покорил,
Мне это состояние сносит крышу.

Я для тебя была твоей стеной !
А ты меня изменою обидел
Теперь ты с ней С девицею такой
С такой, которых раньше ненавидел.

Ты неужели не поймешь никак?
Да что я убеждаю, силы трачу!?
Ты потерял все лучшее дурак
Когда поймешь, не плачь Давай! Удачи!
Я решила стать красивой
Прямо с завтрашнего дня!
Уж на то ума и силы
Точно хватит у меня.

Выйду в платье красном, броском,
Каблуки ему под стать,
Будут стразы от Сваровски
В декольте моем блистать.

На салон все деньги грохну,
Изведу помады пуд.
Пусть вокруг все бабы сдохнут,
И от зависти умрут.

Как царица Клеопатра
Всех мужчин в себя влюблю.
Только это будет завтра,
А сейчас уж поздно — сплю.

Правда, завтра я, как белка:
Накопилась дел гора.
Провернуть две сложных сделки
Надо с самого утра.

Днем опять не до салона:
Я с отчетом не в ладу.
На работу, как Горгона
Без прически я приду.

Вечер только остается
Ох, ищи меня — свищи!
Но тогда ж мне в ночь придется
Для семьи варить борщи?

Не стоять же в платье броском
У плиты и суп варить?
Что ж, придется со Сваровски
Мне опять повременить.

Что-то думать я устала.
Хоть бы выспаться тогда
Послезавтра точно стану
Клеопатрой! Навсегда!
Единица Безумия. И сейчас бы подняться, расправиться, отрезветь. Взять по курсу на юг, или просто идти направо. Перестань говорить, перестань на неё смотреть, музыкант под ребром, практикующий андеграунд, ожидающий права распеться и быть своим в окружении пестрой, плюющей под ноги стражи, перестань улыбаться им, смолкни, не говори, притворись что мы вышли /что мы не входили даже/ среди них нет своих — среди них существует лишь Единица Безумия в облике нежной Боли, от которой когда-нибудь что-то перегорит и не сможет закрыться крепче, сменить пароли и оставит тебя бесполезным простым ядром в терпкой мякоти плода, упавшего ей под ноги — тихой Боли, умело шагающей каблуком, этой нежной, не преодолимо желанной Боли.
Сделай визу к другим берегам, отступай волной, выдирай из струны за монеты чужие, песни в переходах метро. Ты услышишь, как стихнет Боль. И настанет тоска, убивающая нас на месте.
Этот каменный город спит в руках ветров. В этом городе по тротуарам стучат каблуки красивых женщин с голодным взглядом и алчной жаждой новой любви на поводке. С цепей этого города рвутся в небо корабли, в этот город не возвращаются ушедшие. В этом городе птицы видны по глазам, любящим солнце за нас, в этом городе убийцы видны по группе крове на рукавах. В этом городе Ромео пьет водку и забивает косяк, потому что уже знает, что Джульетта должна умереть. В этом городе все хранят на груди свою собственную петлю и готовы загрызть каждого, кто посмеет измерить глубину страданий и найти дно. В этом городе из тысяч наушников, вставленных в голову, льётся громкая глухота с ритмичным речитативом равнодушия. В этом сумеречном городе прижимается спиной к стене живой человек, роняя скрипку из ослабевших рук. В этом городе подъезды зевают затхлой темнотой, а дети уходят из дома в безнадежном поиске упавших с неба звезд. В этом городе живёшь ты и каждый вечер в тебя заглядывает бездна, а ты куришь в окно и улыбаешься ей, как давней любовнице. Этот каменный город переживёт всех и останется молча стоять памятником всех земных страстей в пространстве смеющейся тишины. Этим городом пахнут мои волосы, этот город отражается в моих зрачках, он бьётся жилами рек и дорог под рубашкой Это город, который я люблю.
По этому вдруг обрушившемуся на него водопаду слов Мел чувствовал, что Синди вот-вот взорвется. Он отчетливо представлял себе, как она стоит сейчас, выпрямившись, на высоких каблуках, решительная, энергичная, голубые глаза сверкают, светлая, тщательно причесанная голова откинута назад, – она всегда была чертовски привлекательна, когда злилась. Должно быть, отчасти поэтому в первые годы брака Мела почти не огорчали сцены, которые устраивала ему жена. Чем больше она распалялась, тем больше его влекло к ней. В такие минуты Мел опускал глаза на ноги Синди – а у нее были удивительно красивые ноги и лодыжки, – потом взгляд его скользил вверх, отмечая все изящество ее ладной, хорошо сложенной фигуры, которая неизменно возбуждала его.
Он чувствовал, как между ними начинал пробегать ток, взгляды их встречались, и они в едином порыве устремлялись в объятия друг друга. Тогда исчезало все – гнев Синди утихал; захлестнутая волною чувственности, она становилась ненасытной, как дикарка, и, отдаваясь ему, требовала: «Сделай мне больно, черт бы тебя побрал! Да сделай же мне больно! » А потом, вымотанные и обессиленные, они и не вспоминали о причине ссоры: возобновлять перебранку уже не было ни сил, ни охоты.