Цитаты

Цитаты в теме «конец», стр. 42

Он читал все, что выходило, посещал театры, публичные лекции, слушал, как объясняет Араго явления поляризации света, восхищался сообщением Жоффруа Сент-Илера о двойной функции внутренней и наружной сонной артерии, питающих одна — лицо, другая мозг, был в курсе всей жизни, не отставал от науки, сопоставлял теории Сен-Симона и Фурье, расшифровывал иероглифы, любил, надломив поднятый камешек, порассуждать о геологии, мог нарисовать на память бабочку шелкопряда, обнаруживал погрешности против французского языка в словаре Академии, штудировал Пюисегюра и Делеза, воздерживался от всяких утверждений и отрицаний, до чудес и привидений включительно, перелистывал комплекты Монитера и размышлял. Он утверждал, что будущность — в руках школьного учителя, и живо интересовался вопросами воспитания. Он требовал, чтобы общество неутомимо трудилось над поднятием своего морального и интеллектуального уровня, над превращением науки в общедоступную ценность, над распространением возвышенных идей, над духовным развитием молодежи. Но он опасался, как бы скудность современных методов преподавания, убожество господствующих взглядов, ограничивающихся признанием двух-трех так называемых классических веков, тиранический догматизм казенных наставников, схоластика и рутина не превратили бы в конце концов наши школы в искусственные рассадники тупоумия.
Мы только что весело пообедали в мужской компании. Один из гостей, старый мой приятель, сказал мне:
— Давай пройдемся пешком по Елисейским полям. И мы пошли медленным шагом по длинному проспекту, под деревьями, едва опушенными листвой. Кругом ни звука, только обычный глухой и неустанный гул Парижа. Свежий ветерок веял в лицо, по черному небу золотой пылью были рассыпаны мириады звезд. Спутник мой заговорил:
— Сам не знаю отчего, тут мне ночью дышать вольнее, чем где-либо. И легче думать. У меня здесь бывают минуты такого озарения, когда чудится, что вот-вот проникнешь в божественную тайну мироздания. Потом просвет исчезает. И все кончается.
Временами мимо нас, прячась под деревьями, скользили две тени; мы проходили мимо скамеек, где двое, сидя рядом, сливались в одно черное пятно.
Мой приятель вздохнул:
— Бедные люди! Они внушают мне не отвращение, а безмерную жалость. Из всех загадок человеческого бытия я разгадал одну: больше всего страдаем мы в жизни от вечного одиночества, и все наши поступки, все старания направлены на то, чтобы бежать от него. И они, эти любовники, приютившиеся на скамейках под открытым небом, подобно нам, подобно всем живым тварям, стремятся хотя бы на миг не чувствовать себя одинокими; но они, как и мы, всегда были и будут одиноки.
Иные ощущают это сильнее, другие слабее — вот и вся разница.
С некоторых пор меня мучает жестокое сознание страшного одиночества, в котором я живу и от которого нет.., ты слышишь?., нет спасения! Что бы мы ни делали, как бы ни метались, каким бы ни был страстным порыв наших сердец, призыв губ и пыл объятий, — мы всегда одиноки.
Я уговорил тебя пойти погулять, чтобы не возвращаться домой, потому, что мне теперь нестерпимо безлюдье моего жилища. Но чего я достиг? Я говорю, ты слушаешь, и оба мы одиноки, мы рядом, но мы одиноки. Понимаешь ты это?
Блаженны нищие духом, сказано в Писании. Им кажется, что они счастливы. Им непонятна наша одинокая тоска, они не бредут по жизни, как я, не зная другой близости, кроме мимолетных встреч, не зная другой радости, кроме сомнительного удовлетворения, что именно я увидел, понял, разгадал и выстрадал сознание нашей непоправимой вечной разобщенности.
По-твоему, у меня голова не в порядке? Выслушай меня. С тех пор, как мне стало ясно, до какой степени я одинок, мне кажется, будто изо дня в день я все глубже спускаюсь в угрюмое подземелье, стен его я не могу нащупать, конца его я не вижу, да и нет у него, быть может, конца! Я иду, и никто не идет вместе со мной, рядом со мной; один, без спутников, совершаю я этот мрачный путь. Это подземелье — жизнь. Временами мне слышатся голоса, крики, шум Я ощупью пробираюсь навстречу невнятным звукам, но я не знаю, откуда они доносятся; я никого не встречаю, никто в этой тьме не протягивает мне руки. Понимаешь ты меня?
Бывали порой люди, которые угадывали эту нестерпимую муку. Мюссе восклицал:
— И все же, знай мы заранее, куда угодим, мы бы тут сейчас не сидели. Так, наверное, часто бывает. Взять все эти великие дела, господин Фродо, о которых говорится в старых песнях и сказках, ну, приключения, так я их называю. Я всегда думал, что знаменитые герои и прочие храбрецы просто ехали себе и смотрели – нет ли какого приключеньица? Они ведь были необыкновенные, а жизнь, признаться, зачастую скучновата. Вот они и пускались в путь – просто так, чтобы кровь разогнать. Но я перебрал все легенды и понял, что в тех, которые самые лучшие, ну, которые по-настоящему западают в душу, дела обстоят не так. Героев забрасывали в приключение, не спросившись у них самих, – так уж лежал их путь, если говорить вашими словами. Думаю, правда, им представлялось сколько угодно случаев махнуть на все рукой и податься домой, как и нам с вами, но никто на попятный не шел. А если кто-нибудь и пошел, мы про это никогда не узнаем, потому что про него забыли. Рассказывают только про тех, кто шел себе все вперед и вперед Хотя, надо заметить, не все они кончили счастливо. По крайней мере, те, кто внутри легенды, и те, кто снаружи, могут еще поспорить, считать тот или иной конец счастливым или нет. Взять, например, старого господина Бильбо. Возвращаешься домой, дома все вроде бы хорошо – а в то же время все переменилось, все уже не то, понимаете? Но лучше всего, конечно, попадать в истории именно с таким концом, как у господина Бильбо, хотя они, может быть, и не самые интересные. Хотел бы я знать, в какую попали мы с вами?
– Да уж, – сказал Фродо. – Но я этого не знаю. В настоящих историях так, наверное, всегда и бывает. Вспомни какую-нибудь из твоих заветных! Тебе, может, сразу известно, хорошо или плохо она кончится, да и смекнуть по ходу дела недолго, а герои того ведать не ведают. И тебе вовсе не хочется, чтобы они прознали!
Тот, кто однажды преодолел страх, свободен от него до конца своей жизни: ты обретаешь ясность мысли, и страху не остается места. С этого времени ты знаешь, чего ты хочешь, и знаешь, как этого добиться. Ты предвидишь, что нового даст тебе учение, все на свете ты воспринимаешь кристально ясно — ничто от тебя не сокрыто.
И тогда ты встречаешь своего второго врага — ясность. Ясность мысли, достигнутая с таким трудом, изгоняет страх; и она же ослепляет.
Ясность не позволяет человеку сомневаться в себе. Она убеждает его, что он может делать все что вздумается, поскольку все видит насквозь. Человек обретает отвагу, потому что ясно видит, и ни перед чем не останавливается, потому что видит ясно. Но все это — заблуждение и скрытое несовершенство.
Если человек доверится этому мнимому могуществу, значит, второй враг его победил и учение не пойдет ему на пользу. Он будет спешить, когда нужно выжидать, и медлить, когда следует торопиться. Он будет топтаться на одном месте до тех пор, пока вообще не утратит всякую способность учиться.
< >
Ты должен сопротивляться ясности, используя ее лишь для того, чтобы видеть. Ты обязан терпеливо выжидать и тщательно все взвешивать, прежде чем сделать очередной шаг. А главное — понять, что твоя ясность близка к заблуждению, что никакая это не ясность, а шоры на глазах! Только осознав это, ты одолеешь своего второго врага и достигнешь такого состояния, когда уже никто и ничто не причинит тебе вреда. И это будет не заблуждение, не шоры на глазах, а подлинная сила.
— Легкоступов, ты знаешь, какая у тебя фамилия? Легкоступов, то есть, лёгкий, можно сказать, воздушный Ты чё написал?! Тельняшка через букву «и», шинель через букву «е», ботинки вообще!.. Ты чего, Легкоступов?! Ты слушай меня, Легкоступов. В русском языке есть слова, их там много. Когда их составляешь вместе, получается предложение, где есть сказуемое, подлежащее и прочая светотень. И всё это – великий русский язык, Легкоступов. Ты меня понял?!
— Так точно, товарищ командир!
— Так вот, у нас великий русский язык! В нём переставь местоимение, сказуемое и подлежащее, и появится интонация!: «Наша Маша горько плачет. », или «Плачет наша Маша горько». Ты понимаешь?!, это ж поэзия!, это ж былины, мамкина норка!!.. А есть вообще предложения в одно слово: «Моросит», «Вечереет», «Смеркается» Ты чувствуешь?
— Так точно, товарищ командир!
— Ни хрена ты не чувствуешь! Когда я читаю, что ты написал, я чешусь в самых нескромных местах! Тут же член можно сломать, пока до конца абзаца доберёшься! Кто тебя учил?
— В школе.
— Покажи мне, и я разорву его, как тузик грелку.
— Я же говорю – в школе.
— А я что, за границей, что ли учился, Легкоступов?!
— Если б мне в школе так!.. доходчиво!.. Я б
— Вольно
Знаете, почему не существует женского бокса? Взвешивание. Бой бы начался прямо у весов.
Но для меня он существует, мне без разницы у кого какой вес! Моя жизнь бокс, да мне это нравиться не смотря на то что я девушка! И здесь ничего странного. Даже худой пацан в очках, он на вид как тряпка, но он оказывается хороший боксёр!
Бокс - это лучше чем бразильский сериал или деньги! Это драйв, это спорт. Когда ты смотришь как два боксёра бьются на ринге, тебя накрывает волна эмоций и порыва, если это крепкий, мощный и красивый бокс, тогда его возможно смотреть не отрывая глаз от телевизора, а если он "тухлый", то хочется выключить его и лечь спать!
Я считаю что это красиво, красиво когда ты знаешь как поставить правильный удар и на нести на противника, "Так правильно", что бы он потом смог встать, красиво когда она милая, тихая и женственная девушка на вид, не сопливая, которая умеет дать сдачу тому, кто её обидел. Даже взрослого мужчину можно завалить, поставлено точным и правильным ударом! Курить и пить для девушки мерзко и некрасиво! Она должна пахнуть цветами... и быть спортивной! Женский бокс есть, но только для тех женщин которые его любят и не смотря на вес других пойдут на ринг и будут драться до конца!
Дэнко родился в Таку, и в то время из его семьи в живых оставались его старший брат Дзиробэй, младший брат и мать. Примерно в девятом месяце мать Дэнко взяла с собой внука, сына Дзиробэя, чтобы он послушал проповедь. Когда настало время возвращаться домой, ребенок, надевая соломенные сандалии, случайно наступил на ногу мужчине, который стоял рядом. Незнакомец отчитал ребенка, и в конце концов они вступили в яростный спор, в результате чего мужчина вытащил меч и убил ребенка. Мать Дзиробэя не могла поверить своим глазам. Она вцепилась в мужчину, но тогда он убил и ее. Сделав это, мужчина отправился к себе домой.
Этого человека звали Гороуэмон, и он был сыном ронина по имени Накадзима Моан. Его младший брат Тюдзобо был отшельником и жил в горах. Моан был советником господина Мимасака, и Гороуэмон также получал от него денежное содержание.
Когда эти обстоятельства стали известны в доме Дзиробэя, его младший брат направился к жилищу Гороуэмона. Обнаружив, что дверь заперта изнутри и никто из нее не выходит, он изменил голос, сделав вид, что это какой-то посетитель. Когда дверь отворилась, он выкрикнул свое настоящее имя и скрестил мечи с убийцей своей матери. Оба свалились на кучу мусора, но в конце концов Гороуэмон был убит. В этот момент появился Тюдзобо и зарубил младшего брата Дзиробэя.
Услышав об этом происшествии, Дэнко немедленно отправился в дом Дзиробэя и сказал: «Только один из наших врагов был убит, в то время как мы потеряли троих. Это чрезвычайно прискорбно, поэтому почему бы тебе не напасть на Тюдзобо?» Однако Дзиробэй не слушал его.
Дэнко посчитал, что такой исход ложится позором на всю семью, и, хотя был буддийским священником, решил напасть на обидчика и отомстить за свою мать, младшего брата и племянника. Тем не менее он знал, что поскольку он обычный священник, то, скорее всего, со стороны господина Мимасаки последуют карательные меры. Поэтому усердно трудился и в конце концов получил сан главного священника храма Рюундзи. Тогда он пошел к Иёнодзё, который изготавливал мечи, и попросил его сделать длинный и короткий мечи, предложил стать его подмастерьем и даже получил разрешение на участие в работе.
К двадцать третьему дню девятого месяца следующего года он был готов приступить к осуществлению задуманного. По случайности в это время к нему приехал какой-то гость. Отдав приказание подавать на стол, Дэнко переоделся в мирское платье и тайно выскользнул из своих покоев. Затем он направился в Таку и, порасспрашивав о Тюдзо-бо, узнал, что тот находится среди большой группы людей, которые собрались, чтобы посмотреть на восход луны, и что, таким образом, больше пока ничего нельзя сделать. Не желая терять времени, он подумал, что его основное желание будет удовлетворено, если он разделается с отцом Тюдзобо и Гороуэмона, Моаном. Придя к дому Моана, он ворвался в спальное помещение, объявил свое имя и, когда Моан начал вставать с постели, вонзил в него меч и убил. Когда прибежали люди, жившие по соседству, и окружили его, он объяснил ситуацию, отбросил в сторону оба меча — длинный и короткий — и вернулся домой. Новости об этом дошли в Сагу еще до его прибытия, и добрая часть прихожан Дэнко встретила его на обратном пути и благополучно проводила до самого храма.
Господин Мимасака пришел в немалую ярость, но, поскольку Дэнко был главным священником храма клана Набэсима, ничего поделать было нельзя. Наконец, использовав посредничество Набэсима Тоннэри, он передал послание Таннэну, главному священнику Кодэндзи, в котором говорилось: «Если священник убил человека, его следует приговорить к смертной казни». Ответ Таннэна был следующим: «Наказание для духовного лица будет вынесено в соответствии с решением, которое примет Кодэндзи. Прошу вас не вмешиваться».
Господин Мимасака еще больше разгневался и спросил: «Каково же будет это наказание?» Таннэн ответил: «Хотя вам до этого не должно быть никакого дела, тем не менее, раз вы настаиваете, я отвечу. [Буддийский] закон гласит, что священник-отступник лишается своего одеяния и изгоняется».
В Кодэндзи Дэнко лишили одеяния священника, но, когда его должны были изгнать, некоторые послушники надели на себя длинные и короткие мечи, к ним присоединилось большое число прихожан, и они сопровождали его до самого Тодороки. По дороге им встретилась группа людей, похожих на охотников, которые начали спрашивать, не из Таку ли идет процессия. Впоследствии Дэнко поселился в Тикудзэне, где все относились к нему очень хорошо. Живя там, он также поддерживал дружеские отношения с самураями. Эта история получила широкую огласку, и говорят, что его везде принимали с почетом.
В то время, когда Мацуда Ёхэй был близким другом Исия Дзинку, между первым и Нодзоэ Дзинбэем возникла ссора. Ехэй сказал Дзинбэю: «Пожалуйста, приходи, и я разрешу этот вопрос раз и навсегда».
Затем Ехэй и Дзинку встретились и, подойдя к замку Ямабуси в Кихаре, перешли через единственный мост, который там был, и разрушили его. Обсуждая обстоятельства ссоры, они изучили их со всех сторон и не нашли повода для драки. Но когда они решили повернуть обратно и отправиться домой, разумеется, вспомнили, что моста уже нет.
Пока Ехэй и Дзинку искали подходящий способ перебраться через ров, появились люди Дзннбэя, которым они послали вызов. Они передвигались скрытно, но Ехэй и Дзинку увидели их и сказали: «Мы прошли точку, за которой нет пути назад, и лучше вступим в бой, чем покроем себя позором».
Бой длился в течение некоторого времени. Получив серьезную рану, Ехэй упал между двух полей. Дзинбэй также получил глубокую рану, и поскольку кровь заливала ему
глаза, он не мог найти Ёхэя. Пока Дзинбэй пытался на ощупь отыскать его, Ехэю. который лежал на земле, удалось ускользнуть от него и в конце концов зарубить. Но когда он попытался нанести последний удар, рука уже не повиновалась ему, и он пронзил шею Дзинбэя нажав на меч ступней.
В этот момент подоспели друзья и отвели Ехэя домой. После того как его раны зажили, ему было приказано совершить сэппуку. Тогда он позвал своего друга Дзинку, и они вместе распили прощальную чашу.
Мы только в начале пути...
Тернистой и долгой дороги,
Как много ещё предстоит пройти,
Минуя жизни пороки.

Долгий путь ещё впереди,
Но мы уже так устали,
Всё на части рвётся в груди.
Как много боли мы испытали.

Мы только в начале пути...
Мы словно бескрылые птицы,
И нас никак не спасти,
Мы парим над землёй, чтоб разбиться.

Повернуть бы назад... Напрасно...
Мы только в начале пути,
Но сердце почти остановлено,
Нам этот путь до конца не пройти.

Мы только в начале пути...
Так много ещё осталось.
Только прошлое отпусти,
Чтобы сердце в куски не ломалось.

Ведь прошлое не вернуть,
И смотреть в него – это ад.
Пусть даже будешь в слезах тонуть...
Не смотри, умоляю, назад.

Мы только в начале пути...
И нам не показаны дали.
Мы будто бы пламя свечи,
Освещая путь, погибаем.

Но дальше во тьму ступая,
Спотыкались ногами о камни.
Поднимались, идти продолжая
Зализывали новые раны.

Мы только в начале пути...
А на руках уже столько крови.
Продолжая уныло брести,
Мы противники собственной воли.

Зная, что мы здесь одни,
Передвигаем медленно ноги.
Внутри нас погасли огни.
Мы со страхом идём по дороге.

Потом, осмелев забываем,
Что ошибки ещё поджидают,
Быть может не здесь, не в начале.
А в конце, чтобы было печальней.

Мы только в начале пути...
И вроде не все вскрыты карты,
Но мелом наши мечты
Обводят на мокром асфальте.

И казалось бы, это конец,
Всё пропито давно, проспорено.
И прогнил эфемерный венец...
Сколько слёз, чёрт возьми, было пролито...
Люблю декабрь. Его студеный утренний сумрак, не желающий рассеиваться и светлеть. Его простуженное, укутанное в облака небо - ворчливо-недовольное, из вредности закрывающее солнцу доступ к земле. Его колкие дожди, переходящие в липкий снегопад. Его туманы, дрожащим желе висящие между домами. Его короткие, ленивые дни, неторопливо пробуждающиеся, рассветающие наполовину, а в четыре уже спешащие на покой.

Его бесконечно тянущиеся вечера, когда спать еще рано, а что-то полезное делать лень, и не хочется ни ходить, ни говорить, ни вообще шевелиться. Хочется зажечь свечи, забраться с ногами на диван, накрыться до шеи ласковым, теплым пледом. Сидеть замерев. Глядеть не моргая на судорожное трепыхание свечного пламени, думать о приближающемся Рождестве. И тихо надеятся, что в ночь под праздник – по мановению исполняющей желания палочки повалит снег. Потому что именно по снегу в летучих санях прибывает к нам улыбчивый дед с ватной бородой и мешком подарков.

Конца декабря ожидаешь целый год. Каждый год. Не дай Бог пропустить тот таинственный вечер, который объединяет ребенка и взрослого одинаковым ощущением - ожиданием чуда, наступления какого-то невероятно счастливого события, которое происходит раз в жизни. И не обижаешься, если оно не происходит в этот год. Потому что на следующий – обязательно.

Это время, когда верится в невозможное и приходят в голову волшебные сказки...