Цитаты

Цитаты в теме «меч», стр. 7

Некий человек навлек на себя позор, поскольку не отомстил. Чтобы отомстить, нужно просто ворваться в жилище обидчика и умереть от меча. В этом нет ничего постыдного. Пока будешь раздумывать о том, что ты должен обязательно прикончить обидчика, время уйдет. Пока будешь раздумывать, сколько у врага людей, время не остановит свой ход, и в конце концов ты откажешься от этой мысли.
Пусть у врага тысячи людей, ты выполнишь свой долг, если выступишь против них, исполненный твердой решимости изрубить их всех, от первого до последнего. Ты выполнишь большую часть этой задачи.
Что касается ночного нападения ронинов господина Асано, то их ошибкой было то, что они не совершили сэппуку в Сэнгакудзи, поскольку между убийством их господина и возмездием за его смерть прошло слишком много времени. Если бы господин Кира в течение этого периода успел умереть своей смертью, это было бы чрезвычайно прискорбно. Поскольку людям из округа Камигата присуща глубокая мудрость, у них хорошо получаются достойные похвалы действия, однако же они не умеют действовать, повинуясь требованиям момента, как поступили участника схватки в Нагасаки.
Хотя не ко всему нужно подходить с подобных позиций, я упоминаю об этом в своем исследовании Пути самурая. Когда наступает момент, нет времени для раздумий. И если ты не разузнал все заранее и не принял решение, чаще всего тебя ждет бесславие. Чтение книг и беседы с людьми нужны для того, чтобы заранее подготовиться к возможному развитию событий.
Прежде всего Путь самурая должен заключаться в осознании того, что ты не знаешь, что случится в следующее мгновение, и в денном и нощном выяснении каждой возможности. Победа и поражение — это вопрос временных обстоятельств. Чтобы избежать позора, нужно выбрать иной путь — смерть.
Даже если поражение кажется неизбежным, мсти. Ни мудрость, ни опыт не имеют к этому отношения. Настоящий мужчина не думает о победе или поражении. Он безрассудно бросается вперед — навстречу неизбежной смерти. Поступая так, ты очнешься от своих грез.
В своих повседневных беседах священник Таннэн говорил:
«Монах не сможет сохранить верность буддийскому Пути, если не проявляет сострадания в своих поступках и не стремится постоянно укреплять в себе мужество. А если воин не проявляет мужества в своих поступках и не имеет в сердце такого великого сострадания» что оно переполняет его грудь, он не может стать слугой. Таким образом, монах должен стремиться достичь мужества воина, а воин — обрести сострадание монаха.
Я много странствовал и встречал мудрых людей, но не находил средства постижения знаний. Поэтому, когда я слышал, что где-нибудь живет храбрый человек, я отправлялся в путь, чтобы повидать его, невзирая на трудности пути, Я ясно понял, что рассказы о Пути самурая помогают постичь буддизм. Защищенный доспехами воин может ворваться во вражеский лагерь, используя силу своего оружия. Может ли монах с четками в руках ринуться на копья и мечи, вооруженный лишь смирением и состраданием? Если он не обладает великим мужеством, он вообще не сделает ни шага. Это подтверждается, что священник может испытывать дрожь, даже раздавая благовония на большой службе в честь Будды, и это объясняется тем, что у него нет мужества.
Для таких вещей, как оживление мертвеца или спасение из ада всех живых существ, нужно мужество. Тем не менее в наши дни монахи тешат себя ложными представлениями и стремятся к благочестивой кротости; среди них нет никого, кто прошел бы Путь до конца. Вдобавок ко всему, среди воинов встречаются трусы, которые содействуют буддизму. Это прискорбно. Молодому самураю негоже интересоваться буддизмом. Это огромная ошибка. Причина этого в том, что он будет смотреть на все с двух точек зрения. Из человека, который не может выбрать одно направление и сосредоточить на нем все свои усилия, ничего не выйдет. Замечательно, когда пожилые люди, уходя на покой, заполняют свой досуг изучением буддизма, но, если воин двадцать четыре часа в сутки несет на одном плече преданность своему господину и почтительность к родителям, а на другом — мужество и сострадание, он будет самураем.
В утренних и вечерних молитвах, а также занимаясь повседневными делами, воин должен повторять имя своего господина. Ведь оно не слишком отличается от имен Будды и священных слов. Также следует следить за тем, чтобы не вызвать неудовольствие тех богов, которые покровительствуют твоей семье. От этого зависит твоя судьба. Сострадание — это мать, вскармливающая судьбу человека. И в прошлые времена, и в нынешние можно встретить примеры бесславной участи безжалостных воинов, которые обладали одним лишь мужеством, но не имели сострадания».
Когда Ямамото Китидзаэмону было пять лет, его отец Дзинэмон приказал ему зарубить собаку, а в возрасте пятнадцати лет его заставили казнить преступника. Раньше всем молодым людям, по достижении четырнадцати или пятнадцати лет, обязательно приказывали участвовать в казни. Когда господин Кацусигэ был молод, господин Наосигэ приказал ему практиковаться в умерщвлении с помощью меча. Говорят, что тогда ему пришлось отсечь головы более чем десяти преступникам подряд.
Долгое время такая практика была очень распространена, особенно среди высших сословий, но сегодня в казнях не участвуют даже дети людей из низших сословий, и это исключительный недосмотр. Сказать, что человек может обойтись и без этого, или что нет никакой заслуги в том, чтобы убить приговоренного к смерти, — значит искать
оправданий. Получается, что если у человека слабый воинский дух, то ему не остается ничего иного, как следить за красотой ногтей и ухаживать за собственной внешностью?
Если заглянуть в душу человеку, которому неприятны подобные вещи, то можно увидеть, что он использует весь свой изворотливый ум, пытаясь найти оправдание своему нежеланию убивать, в основе которого лежит обычное малодушие. Но Наосигэ приказывал своему сыну рубить головы, потому что так нужно.
В прошлом году я ездил на место казни в Касэ, для того чтобы испытать себя в обезглавливании, и испытал исключительно хорошие ощущения. Думать, что это может повредить твоему душевному равновесию, — признак малодушия.
Среди мальчиков-слуг в свите господина Мицусигэ прислуживал некий Томода Сёдзаэмон. Будучи довольно распущенным малым, он влюбился в главного актера театра, которого звали Тамон Сёдзаэмон, и сменил свои имя и герб на имя и герб актера. Полностью увлекшись этим романом, он потратил все, что у него было, и потерял все свое платье и убранство. И в конце концов, израсходовав все свои средства, он украл меч Маватари Рокубэя и попросил одного копьеносца заложить его у ростовщика.
Однако копьеносец проговорился об этом, и после проведенного дознания их обоих приговорили к смерти. Дознавателем был Ямамото Городзаэмон. Когда он зачитывал результаты дознания, то возвысил голос и произнес: «Человек, обвиняющий подсудимого,— это копьеносец такой-то».
«Казните его», — тут же отозвался Мицусигэ.
Когда настало время объявить Сёдзаэмону о его участи, вошел Городзаэмон и сказал: «Теперь тебя уже ничто не спасет. Подготовься к смерти».
Сёдэаэмон взял себя в руки и ответил: «Хорошо. Я понял, что ты сказал, и благодарен тебе за твои слова». Однако кто-то придумал так, чтобы Сёдзаэмону сказали, что в роли кайсяку будет выступать один человек, а на самом деле обезглавит его другой,
Наодзука Рокууэмон, который был всего лишь пешим солдатом.
Придя на место казни, Сёдзаэмон увидел стоявшего напротив него кайсяку и приветствовал его с чрезвычайным спокойствием. Но в тот же момент, увидев, что тот стоит неподвижно, а Наодзука вытаскивает из ножен свой меч, он вскочил и воскликнул: «Кто ты такой? Я никогда не позволю тебе отрубить мне голову!» С этого мгновения его спокойствие дрогнуло, и он проявил ужасное малодушие. В конце концов, его прижали к земле и обезглавили.
Позднее Городзаэмон рассказывал по секрету: «Если бы его не обманули, он бы, вероятно, достойно встретил свою смерть».
Когда Уэно Риэй работал в Эдо и надзирал над ведением бухгалтерских книг, у него был молодой помощник, с которым он тесно общался. В первую ночь восьмого месяца он пошел пить с Хасимото Таэмоном, надзиравшим над пехотинцами, и так напился, что потерял здравый смысл. Он сопроводил своего помощника домой, обмениваясь с ним по дороге пьяными репликами, и, когда они пришли, Риэй объявил, что собирается зарубить помощника. Помощник оттолкнул от себя кончик ножен Риэя. Они схватились, и оба упали в канаву, причем помощник оказался сверху. В это время прибежал слуга Риэя и спросил: «Господин Риэй сверху или снизу?»
Когда Риэй ответил: «Я снизу!», слуга ударил помощника мечом. Тот поднялся и, поскольку его рана оказалась легкой, убежал.
Когда этот случай подвергся разбирательству, Риэя посадили под стражу в тюрьму Наэкияма и приговорили к смертной казни через отсечение головы. До этого, когда его назначили в Эдо и он жил в снятом в наем доме в районе, где селились торговцы, один слуга воспротивился ему, и он его зарубил. Но тогда он действовал достойным образом, и люди говорили, что он повел себя как мужчина. Однако на этот раз его действия были возмутительны и, вне всяких сомнений, ничем не оправданы.
Если хорошо подумать обо всем этом с начала до конца, напиться до такой степени, чтобы обнажить свой меч,— значит проявить не только малодушие, но и отсутствие решимости. Слуга Риэя был родом из Таку, но его имя сейчас никто не помнит. И он, хотя был представителем низших сословий, оказался человеком храбрым. Говорят, что, пока шло разбирательство, Таэмон покончил с собой.
Ночью тринадцатого дня девятого месяца четвертого года Тэйкё десять актеров театра Но сидели в Саяномото возле дома Накаямы Мосукэ, пехотинца, и созерцали луну. Сначала Наоцука Кандзаэмон, а потом и остальные начали насмехаться над пехотинцем Араки Кюдзаэмоном из-за того, что он был очень маленького роста. Араки разгневался, убил мечом Кандзаэмона и начал наносить удары по остальным.
Несмотря на то что у Мацумото Рокудзаэмона была отрублена рука, он спустился в сад, схватил Араки сзади второй рукой и сказал: «Такому, как ты, я откручу голову и одной рукой!» Выхватив меч из рук Араки, он швырнул его на порог и прижал коленом, но, когда ухватился за шею, силы покинули его, и Араки легко с ним справился.
Араки быстро вскочил и снова принялся наносить удары по тем, кто находился вокруг, но теперь господин Хаята (позднее известный как Дзиродзаэмон) встретил его с копьем в руках. В конце концов, несколько человек смогли его усмирить. После этого Араки велели совершить сэппуку, а всех остальных, имеющих отношение к этому происшествию, сделали ронинами за их неблагоразумное поведение, но Хаяту позднее простили.
Поскольку Цунэтомо не помнит точно эту историю, следует поспрашивать о ней других людей.
Итиюкэн был слугой господина Таканобу и работал на кухне. Как-то, когда зашла беседа о борьбе, Итиюкэн затеял спор и потом, выхватив меч, зарубил семь или восемь человек. В наказание ему было приказано покончить с собой. Но когда господин Таканобу услышал об этом, он помиловал этого человека и сказал: «Во времена, когда нашу страну раздирают междоусобные распри, нам нужны храбрые люди. А, судя по всему, это человек храбрый». Впоследствии, во время боевых действий в районе реки Юдзи, господин Таканобу взял с собой Итиюкэна, и последний снискал непревзойденную славу, совершая вылазки глубоко во вражеские ряды и принося ужасные опустошения.
В сражении при Такаги Итиюкэн продвинулся так далеко, что господин Таканобу почувствовал сожаление и отозвал его. Поскольку авангард не пробился к Итиюкэну, господин Таканобу сам бросился вперед и, ухватив Итиюкэна за рукав, оттащил его назад. К тому моменту голова Итиюкэна была покрыта множеством ран, но ему удалось остановить кровотечение с помощью зеленых листьев, которые он приматывал тонким полотенцем.
Однажды, когда Фукути Рокуроуэмон покидал замок, перед домом господина Таку проносили паланкин, в котором, судя по всему, сидела женщина из высшего сословия, и человек, который стоял у дверей дома, приветствовал ее подобающим жестом. Копейщик, входивший в процессию, которая сопровождала паланкин, сказал этому человеку: «Ты недостаточно низко поклонился»— и ударил его по голове древком своего копья.
Когда человек провел рукой по голове, оказалось, что у него течет кровь. Тогда он поднялся и сказал: «Ты совершил возмутительный поступок, несмотря на то что я был любезен. Жаль, что так случилось». Сказав это, он зарубил копейщика одним ударом.
Паланкин двинулся дальше, но Рокуроуэмон снял чехол со своего копья, встал перед тем человеком и сказал: «Спрячьте свой меч. На территории замка запрещено разгуливай с обнаженным клинком».
Тот человек отвечал ему: «Того, что произошло, избежать было нельзя. Я действовал под давлением обстоятельств. Несомненно, вы видели, что иного выхода не было. Хотя мне и хотелось бы спрятать меч в ножны, мне трудно это сделать, учитывая ваш тон. Мне неприятно вступать с вами в спор, но, если вы настаиваете, я буду рад принять ваш вызов».
Рокуроуэмон сразу же отшвырнул копье и любезно ответил ему: «Ваши слова вполне разумны. Меня зовут Фукути Рокуроуэмон. Я засвидетельствую, что ваше поведение в данной ситуации заслуживает восхищения. Более того, я буду отстаивать вашу правоту, даже если это будет стоить мне жизни. А теперь спрячьте свой меч».
«С удовольствием»,— ответил человек и спрятал свой меч.
На вопрос, откуда он, этот человек ответил, что он слуга Таку Нагато-но-ками Ясуёри Рокуроэмон сопроводил его к господину Нагато и разъяснил обстоятельства случившегося. Зная, что женщина в паланкине была женой знатного человека, господин Нагато, однако, приказал своему слуге совершить сэппуку.
Рокуроуэмон вышел вперед и сказал: «Поскольку я дал слово самурая, то, если этому человеку приказывают совершить сэппуку, тогда я совершу сэппуку первый».
Говорят, что после его слов дело закончилось удачно.
Дохаку жил в Куроцутибару. Его сына звали Горобэй. Однажды, когда Горобэй нес мешок с рисом, он увидел, что навстречу ему идет ронин господина Кумасиро Сакё по имени Ивамура Кюнай. Раньше из-за какого-то случая между ними возникла ссора, и теперь Горобэй ударил Кюная мешком с рисом, начал с ним драться, побил и столкнул в канаву, после чего вернулся домой. Кюнай бросил ему вдогонку какую-то угрозу и вернулся домой, где рассказал о случившемся своему старшему брату Гэнэмону. Затем они вдвоем отправились к Горобэю, намереваясь ему отомстить.
Когда они пришли туда, дверь была слегка приоткрыта, а за ней притаился Горобэй с обнаженным мечом. Не подозревая об этом, Гэнэмон вошел, и Горобэй ударил его, нанося удар сбоку. Получив глубокую рану, Гэнэмон использовал свой меч в качестве посоха и, хромая, выскочил на улицу. Затем Кюнай бросился в дом и ударил зятя Дохаку, Кацуэмона, который сидел возле жаровни. Его меч скользнул по крючку, на котором подвешивают чайник, и он отсек Кацуэмону половину лица. Дохаку вместе с женой удалось вырвать меч из рук Кюная.
Кюнай принес извинения и сказал: «Я уже добился того, чего хотел. Пожалуйста, отдайте мне мой меч, и я сопровожу своего брата домой». Но когда Дохаку вернул ему меч, Кюнай ударил его в спину и наполовину разрубил ему шею. Затем он снова скрестил мечи с Горобэем; они оба выбежали на улицу и дрались на равных, пока Кюнай не отсек Горобэю руку.
Тогда Кюнай, который также получил много ран, взвалил на плечи своего старшего брата Гэнэмона и вернулся домой. Однако Гэнэмон по дороге умер.
Горобэй получил многочисленные ранения. Хотя ему удалось остановить кровотечение, он умер из-за того, что выпил воды.
У жены Дохаку было отсечено несколько пальцев. У Дохаку оказалась разрублена шейная кость, и, поскольку незадетым было лишь горло, его голова свисала на грудь. Придерживая голову руками в вертикальном положении, Дохаку отправился к лекарю.
Лекарь проводил лечение следующим образом. Во-первых, он натер челюсть Дохаку смесью сосновой смолы и масла и обвязал ее волокном из рами. Затем он закрепил на его макушке веревку и привязал ее к балке, зашил открытую рану и закопал его тело в рис, чтобы тот не мог двигаться.
Дохаку ни разу не потерял сознание, не менял позу и даже не пил женьшень. Говорят, что лишь на третий день, когда открылось кровотечение, он выпил немного возбуждающего лекарства. В конце концов кости срослись, и он благополучно выздоровел.
Во время сэппуку некоего человека, когда кайсяку отсек ему голову, остался висеть маленький кусочек кожи, и голова оказалась не полностью отделена от тела. Официальный наблюдатель сказал: «Немного осталось». Кайсяку разозлился, ухватился за голову и, полностью отделив ее от тела ударом меча, поднял ее на уровень глаз и сказал: «Посмотри!» Говорят, что это было довольно страшное зрелище. Это рассказал господин Сукээмон.
В прошлые времена бывали случаи, когда голова отлетала в сторону. Говорят, что лучше всего оставлять немного кожи, чтобы она не улетела в сторону официальных лиц, надзирающих за сэппуку. Однако сейчас считается, что лучше полностью отсекать голову от туловища.
Человек, который отсек пятьдесят голов, однажды сказал: «В зависимости от того, какую по счету голову ты рубишь, бывают случаи, когда даже туловище может оказывать сопротивление. Если отрубаешь всего три головы, сначала не ощущаешь сопротивления и ты можешь рубить хорошо. Но когда доходишь до четвертой или пятой, то ощущаешь довольно сильное противодействие. Во всяком случае, поскольку это очень важный вопрос, следует сказать, что, если человек всегда заранее планирует сделать так, чтобы голова упала на землю, ошибок быть не должно».
Человек по имени Такаги вступил в спор с тремя крестьянами, которые работали в полях по соседству. Те его крепко побили, после чего он вернулся домой. Его жена сказала ему: «Разве ты забыл, что лучше смерть, чем бесчестие?»
«Конечно, нет!» — ответил он.
Тогда его жена продолжала: «В любом случае человек умирает только один раз. Из различных видов смерти — смерти от болезни, смерти в бою, сэппуку или обезглавливания — позорной считается лишь бесславная смерть». После этих слов она вышла на улицу, но вскоре вернулась, заботливо уложила детей спать, приготовила несколько факелов, оделась для ночной схватки и потом сказала: «Я недавно выходила на улицу, чтобы проверить обстановку, и мне показалось, что эти трое зашли в один дом и, похоже, что-то
затевают. Это самый подходящий момент. Пойдем быстрее!»
После этого они вышли из дома — муж впереди, — держа зажженные факелы и вооружившись короткими мечами. Они ворвались в жилище, где собрались их обидчики и бросились на них, нанося удары мечами, убив при этом двоих и ранив третьего.
Мужу позднее приказали совершить сэппуку.
Человек из того же отряда, что и Агора Гэндзаэмон, совершил какой-то бесчестный поступок, и поэтому предводитель отряда дал ему записку, в которой содержался его смертный приговор, и велел отнести ее Гэндзаэмону.
Гэндзаэмон внимательно прочитал записку и затем сказал этому человеку: «Здесь говорится, что я должен убить тебя, поэтому я покончу с тобой на восточном берегу. Раньше ты практиковался в фехтовании на мечах... Теперь тебе понадобится все твое умение».
Человек ответил: «Я поступлю так. как вы скажете», и они вдвоем вышли из дома.
Они пошли вдоль края рва, но не успели сделать и пятнадцати шагов, когда кто-то из слуг Гэндзаэмона окликнул его с противоположной стороны. Когда Гэндзаэмон начал поворачиваться, приговоренный человек напал на него с мечом в руке. Гэндзаэмон быстро отступил назад, выхватил меч и зарубил этого человека. Затем он возвратился домой.
Он снял с себя одежду, спрятал ее в сундук и запер на ключ. До конца своей жизни он никогда никому ее не показывал. После его смерти одежду осмотрели, и оказалось, что она разрезана лезвием меча. Это рассказал его сын. Гэндзаэмон.