Цитаты в теме «обед», стр. 18
Басня
Казалось бы, ну как не знать
Иль не слыхать
Старинного присловья,
Что спор о вкусах — пустословие?
Однако ж раз, в какой-то праздник,
Случилось так, что с дедом за столом,
В собрании гостей большом,
О вкусах начал спор его же внук, проказник,
Старик, разгорячась, сказал среди обеда:
«Щенок! тебе ль порочить деда?
Ты молод: все тебе и редька и свинина;
Глотаешь в день десяток дынь;
Тебе и горький хрен — малина,
А мне и бланманже — полынь!»
Читатель! в мире так устроено издавна:
Мы разнимся в судьбе:
Во вкусах и подавно;
Я это басней пояснил тебе.
С ума ты сходишь от Берлина;
Мне ж больше нравится Медынь.
Тебе, дружок, и горький хрен — малина,
А мне и бланманже — полынь.
Люблю я Новый Год в России,
Когда под проливным дождём
На местной штрассе - Пикадилли,
Мороза дружно мы зовём!
Для счастья нам не много нужно:
Стол в яствах, да друзей вагон,
Мы встретим ночью всех радушно
И громко песенку споём!
И точно знаю - кто-то вспомнит
Какой-то матерный стишок,
А кто-то что-нибудь уронит...
И будет, блин, у кошки шок.
А утром встанут все (к обеду)
И, дружно выглянув в окно,
Начнут советовать соседу
Идти пешком с женой в кино.
И только мы потом заметим,
Что - вот она пришла - Зима!
И снова Новый Год мы встретим
И завтра - чтоб наверняка!
И было всё так, как, наверное, нужно.
Пол строчки. Полслова. Полчашки. Полдня.
Врозь — завтрак, обед, припозднившийся ужин.
И ты — понарошку. И ночь — без меня.
Затянут в корсет безразличия город,
В котором жила ли, жива ли, живу?
В котором «никак» — это норма. В котором —
Набатом бессонниц вибрирует звук.
Всего-то и нужно: родиться вчерашней
И даже понять, где сегодня болит.
И просто неважно, и, значит, не страшно.
И запахи сладки пионов и лип
Цветущих, вздыхающих, томно-капризных.
И я, вся такая, почти без шипов.
Пол веры осталось и бродит как призрак,
Прикрыв наготу королев и шутов.
Всего-то и было: полслова, пол строчки.
Полчашки кофейной на столике дня.
Полжизни, казалось. А, может, полночи,
В которую ты уходил без меня.
Один женский секрет
Вижу есть один женский секрет.
Приглашают парней на обед
Предлагают им винегрет,
Или сочных красивых котлет,
Борщеца или манную кашку,
Отбивную и простоквашку.
Бутерброды и холодец,
И пирожные наконец.
И свечей романтический свет,
Соблазнительный в общем обед.
Убаюканы танцами света,
Пленены ароматом обеда
Быстро тают мужские сердца,
От котлеток и холодца,
И она эротично одета,
Смотрит как героиня сонета
Нежным голосом скажет она,
Для тебя всё готовила я,
Ты наелся мой милый дружок,
Может хочешь киселёчка глоток,
Может чаю или вина,
Есть шампанского бутылка одна.
Ну давай же! Скорее! Смелей!
Сей напиток в бокалы налей.
Призадумалась мужская душа,
Сердце шепчет — «Это она»
Через время услышит слова.,
Те, что ждала услышать она.
Я слова не буду писать,
Постарайтесь их угадать.
Стоит ли жить, чтобы платить столько налогов? Как остаться мужчиной при матриархате? Кем мы заменим Бога на этот раз — веб-камерой, плеткой или комнатной собачкой? Чтобы заглушить свое одиночество и заклясть безмолвие, эти нехристи покупают автомобили в кредит, скачивают песни, начинают кирять с обеда, принимают стимуляторы по утрам и снотворное по ночам (иногда наоборот), просмотрев записную книжку в мобильнике, оставляют сообщение «я тебя люблю» сразу на нескольких ответчиках, подписываются на все кабельные каналы для взрослых и заполняют свой ежедневник встречами, которые отменяют в последний момент, опасаясь, что не смогут на людях сказать хоть слово, не разрыдавшись.
И я сам – вялый, расслабленный, непристойный, переваривающий съеденный обед и прокручивающий мрачные мысли, – я тоже был лишним. К счастью, я этого не чувствовал, скорее я понимал это умом, но мне было не по себе, потому что я боялся это почувствовать Я смутно думал о том, что надо бы покончить счеты с жизнью, чтобы истребить хотя бы одно из этих никчемных существований. Но смерть моя тоже была бы лишней. Лишним был бы мой труп, моя кровь на камнях, среди этих растений, в глубине этого улыбчивого парка. И моя изъеденная плоть была бы лишней в земле, которая ее приняла бы, и наконец мои кости, обглоданные, чистые и сверкающие, точно зубы, все равно были бы лишними: я был лишним во веки веков.
Ты говорил, я блюдо для гурмана,
При этом налегая на фаст фуд,
Есть много разновидностей обмана,
Врут губы, руки, лишь глаза не врут.
Ты говорил, я лучшая на свете,
Стыдливо отводя куда-то взгляд,
Пойми, мой друг, нельзя быть на диете,
И майонезом заправлять салат!
Ты целовал мои глаза и плечи,
И притворялся, что пьянеешь мной,
Ел вермишель, но рассуждал при встрече,
Как вкусно дыня вместе с ветчиной!
Ты говорил, я блюдо для гурмана,
Перебиваясь пиццей на обед,
И жалкое подобие романа,
Оставило в душе соленый след,
Я пострадала в этой перестрелке,
Но благодарна за такой урок,
Уж лучше «поскучаю на тарелке»,
Чем будет «есть» меня такой, как ты, едок!
А я хотела бы с тобой состариться!
Стать некрасивой и совсем седой,
После троих детей слегка поправиться!
Кормить тебя домашнею едой
Купить ковер, что так тебе не нравится,
Для ссор он станет главной из причин
Но знаешь, я хочу с тобой состариться!
И не бояться на лице морщин
Хочу вязать тебе жилетки теплые,
Которые не станешь ты носить,
И посадить подсолнухи под окнами,
Они тебя конечно будут злить
Но я отчаянно хочу с тобой состариться!
В дрожащих пальцах приносить Фенигидин!
И с сединой быть для тебя красавицей!
И все твердить: ты нужен мне один!
Сейчас вот только — только чай заварится,
Я позову тебя, чтоб разделить обед,
И сообщу, что я хочу с тобой состариться,
Но не сейчас, а через тридцать-сорок лет.
Куда идём мы с Пятачком
Большой, большой секрет.
Но, если честно, тайны в том
Ни капельки и нет.
Нас ждёт чудесная страна,
Там горы желудей,
И мёда тоже до хрена,
Точнее, семь морей.
Там нет людей и мерзких пчёл,
Там лето круглый год.
Ну-да, там жёлуди ещё.
Но главное, там мёд.
Как славно, если пища есть.
Когда же пищи нет,
То будешь сам себя ты есть,
На завтрак, на обед.
Ты злиться и пыхтеть начнёшь,
Конечности жуя.
И друга лучшего сожрёшь,
Ты слушаешь, свинья
Но нас совсем другое ждёт:
Чудесная страна.
Там лето, жёлуди и мёд!
Вот только, где она.
Вот тёща жарит колбасу,
С работы зятя ждёт.
А под ногами у неё
Мяучит рыжий кот.
Она его и так и сяк
Пытается прогнать,
Но кот упрямый, как осёл,
Не хочет уступать.
Вот он, вконец, её достал,
Она его метлой,
И с гордо поднятым хвостом,
Ушёл котяра злой.
Вот зять с работы прикатил,
И сел за стол пожрать,
И тёща зятя начала
Обедом угощать.
А кот уже, как тут и был,
Мурлыкает, орёт,
И зять, погладивши кота,
Кусок ему даёт.
Вот кот сошмякал колбасу,
И, вдруг, как застонал,
Закашлял, выпучил глаза,
И замертво упал.
- Меня хотела отравить?
Ей зять задал вопрос,
Сгрёб всю посуду со стола,
И треснул тёще в нос.
А тёща рухнула на пол,
Не удержав свой вес,
Котяра лапу вверх поднял
И громко крикнул: ЙЕ-е-е-е-С!
Она замужем вот уже восемь лет.
Ночью тихо качает в кроватке дочь,
А сынишка на папу похож точь-в-точь
И на кухне уютно шкварчит обед.
Постоянно в делах: на работе — босс,
Дома — мама, подруга, сестра, жена
И отвыкла, наверное, спать одна,
И из глаз исчезает немой вопрос
Но как гром среди ясного вдруг звонок —
Он опять растревожит былую боль.
На знакомый номер — сто восемь — ноль
Сердце вздрогнет и сделает кувырок
Трубку мужу и снова в окно смотреть,
Осторожно касаясь горящих щек
Она счастлива. Счастлива! Что ещё?
Почему же душа начинает тлеть?
Она замужем вот уже восемь лет.
Но нет-нет да и вспомнит четвертый курс,
Семинары, улыбку его на вкус
И на свадьбе коралловых роз букет.
Вообще у меня складывается впечатление, что «восторги сладострастья», о которых с многозначительной туманностью поминают русские авторы, и les plaisirs de la chair, которые с куда большей детальностью описывает современная французская литература, — еще одна выдумка, изобретенная человечеством, чтобы романтизировать тягостную обязанность продолжения рода. Это вроде коньяку С физиологической любовью, кажется, дело обстоит точно так же. Уверена, что для папеньки приятен был не сам коньяк, а ритуал: воскресный день, парадный обед, поблескивание хрустального графина, предвкушение неспешного вечернего досуга. То же с актом любви: всё предшествующее ему настолько пленительно, что можно извинить бессмысленность и постыдность самого действия, благо длится оно недолго.
Сын приезжает домой, и родитель расставляет свои сети. Старику — или старухе — нечего сказать сыну. Им и надо всего-навсего, чтобы ребенок посидел час-другой в кресле да лёг с ними спать под одной крышей. Это не любовь. Я не утверждаю, что нет такой вещи, как любовь. Я просто говорю о том, что отличается от любви, но иногда пользуется её именем. Вполне может статься, что без того, о чём я говорю, вообще бы не было никакой любви. Но само по себе это не любовь. Это в крови человека. Тяга к родной крови — это всем предопределено. Она и отличает человека от довольной твари. Когда вы рождаетесь, ваши отец и мать что-то теряют и лезут из кожи вон, чтобы это вернуть, а это и есть вы. Они знают, что всего им не вернуть, но постараются вернуть кусок побольше. И возвращение в лоно семьи, с обедом под кленами, очень похоже на ныряние в бассейн к осьминогам.
мы не представили им ни одного танцующего, флиртующего, разговорчивого существа мужского пола; по этой причине мы все четверо то и дело ссорились, особенно во время обеда. Разве четыре женщины могут не ссориться, когда они каждый день обедают вместе? Мы бестолковы и не умеем занимать друг друга за столом. Как видите, я не очень высокого мнения о женщинах, мистер Хартрайт Вам чаю или кофе? Все женщины невысокого мнения о себе подобных, только не все сознаются в этом так откровенно, как я. Господи, вы как будто в недоумении! Почему? Еще не решили что будете есть? Или удивляетесь моему небрежному тону? В первом случае — я дружески советую вам не трогать ветчину, а ждать омлета. Во втором случае — я налью вам чаю, чтобы вы успокоились, и постараюсь придержать язык. Это весьма нелегко для женщины.
Весна — не самое прекрасное время года в Новой Англии: она слишком короткая и робкая, ей слишком мало нужно, чтобы обернуться лютой и свирепой. Но даже и тогда в апреле выпадают дни, которые хранятся в памяти после того, как забудешь прикосновения жены или ощущение беззубого младенческого ротика у соска. Зато к середине мая солнце поднимается из утренней дымки властным и могущественным, так что, остановившись в семь утра на верхней ступеньке своего крыльца с пакетиком, в котором твой обед, понимаешь: к восьми часам роса на траве высохнет, а если по проселочной дороге проедет машина, в воздухе на добрых пять минут повиснет неподвижная пыль. К часу дня третий этаж фабрики разогреется до 95 градусов и с плеч маслом покатится пот, приклеивая рубаху к спине все разрастающимся пятном — прямо как в июле.
А как легко выстроить подходящую схемку, навести порядок в мыслях и в жизни, организовать гармонию. Достаточно обычного лицемерия, достаточно возвести прошлое в ранг жизненного опыта, извлечь толк из морщин на лице и бывалого вида, с каким он научился улыбаться или молчать за более чем сорок лет жизни. И вот уже ты надеваешь синий костюм, тщательно расчесываешь серебряные виски и появляешься на выставке живописи или входишь в «Саде» или в «Ричмонд», примирившись со всем светом. Сдержанный скептицизм, вид человека, возвратившегося издалека, благочинное вступление в зрелость, в брак и на путь отеческих поучений за обедом или над дневником с неудовлетворительными отметками. Я тебе говорю, потому что я жизнь прожил. Уж я-то поездил по свету. Когда я был мальчишкой. Они все, как одна, одинаковые, я тебе говорю. Я тебе говорю по опыту, сынок. Ты еще не знаешь жизни.
Немного погодя приносят огонь. От кресел и лампового колпака ложатся на стены и пол знакомые, давно надоевшие тени, и когда я гляжу на них, мне кажется, что уже ночь и что уже начинается моя проклятая бессонница. Я ложусь в постель, потом встаю и хожу по комнате, потом опять ложусь Обыкновенно после обеда, перед вечером, моё нервное возбуждение достигает своего высшего градуса. Я начинаю без причины плакать и прячу голову под подушку. В это время я боюсь, чтобы кто-нибудь не вошёл, боюсь внезапно умереть, стыжусь своих слёз, и в общем получается в душе нечто нестерпимое. Я чувствую, что долее я не могу видеть ни своей лампы, ни книг, ни теней на полу, не могу слышать голосов, которые раздаются в гостиной. Какая-то невидимая и непонятная сила грубо толкает меня вон из моей квартиры. Я вскакиваю, торопливо одеваюсь и осторожно, чтоб не заметили домашние, выхожу на улицу. Куда идти?
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Обед» — 422 шт.
