Цитаты в теме «океан», стр. 20
ПОСЛАНИЕ К МОЛОДОСТИ
Пока твоих страстей еще не охладили
Потока времени прохладные струи,
Запечатлей для тех, кто в жизнь едва вступили,
Душевные волнения твои.
Поведай молодости о сладчайшей боли,
Такой же древней, как библейский Ной,
О горькой радости, о радостной неволе
И об улыбке, без вина хмельной.
Поведай им, пленительным и юным,
Едва раскрывшим очи для любви,
О блеске звезд, о ночи самой лунной
И о незримых таинствах крови.
Поведай им, как с дикой жаждой счастья
Пересекал ты Тихий океан,
О сердце и его неудержимой власти,
О берегах разнообразных стран.
Сумей им передать и запахи и краски
Цветов и волн, закатов, зорь и тел,
Науку неизведанную ласки
И тот огонь, которым ты горел.
Пусть молодость послушает о буре,
Едва угасшей на закате лет,
Чтоб начертать на собственной лазури
Таких же бурь и потрясений след.
Здесь минус тридцать, холодно,
Не читай хватит что этот холод меня достал,
Не повезло, что декабрь по душе прошел
Сыплет седой часовщик снеговую соль
Вниз на бескрайнюю стынь, в океаны глаз,
Выдох в продрогшей горсти застывает враз.
А часовщик нальет в небеса чернил,
Чтоб написать «зима» на плече земли,
Ей умереть бы быстро, ее не трож,
Телом горячим бежит только дрожь да дрожь,
И оставляет в сознании боль да боль,
Отогревая дыханием соль да соль
Невыносимо ее даже просто листать
Я ведь просила же холодно не читай.
Улыбнись, я знаю — ты можешь свести с ума,
Осушить океаны, моря и прочие жилы.
Я пришла к тебе с миром, ночью, пришла сама,
Чтобы лед растопить и понять, что мы еще живы.
Улыбнись, я знаю — с тобой обрету покой,
Успокоюсь духом, но снова взбунтуюсь всем телом.
А ты ночью нежно укроешь меня рукой
И включишь футбол по телику между делом.
Улыбнись, мне нравится цвет твоих карих глаз
И вкус терпкого кофе, который ты варишь мне утром.
Ты способен свести с ума всего парой фраз
И совсем не нужно владеть техникой Камасутры.
Наигрались, игрушки в сторонке,
Уже не нужные, и пустые.
Все потерялось в водовороте,
Ну да, мы лучше, ведь мы другие.
Самообман, так пожалуй легче.
Жить невпопад, подбирая случай.
Живешь на привязи каждый вечер,
У своих мыслей, развязно сучьих.
А глупо, правда, терять любимых?
Пусть океан растворяет крики.
Чайки вверх, все туда, к вершинам,
Если отпустит, в груди остынет.
Как же так получилось, любимый,
И зачем тогда ловишь взгляд ты?
Отпускаю, и будь счастливым,
Знаешь, большего мне и не надо!
Пьянствуй, моя голова, лирику в сердце лей
Осень с ума свела уток и журавлей.
Бешенством птичьих стай заражена душа.
Всюду, куда ни стань, сны под стопой шуршат.
Слово куда ни брось, падает там каштан.
Листья с ветвями врозь — золотом в океан.
Лирику пью «с горла», лирику пью с тобой
Ты ведь не умерла, ты навсегда, любовь, —
К падшему ниц листу, к почке в руках весны
Я сквозь тебя расту в небо лучом сквозным.
И напиваясь так, что в голове разброд,
Я ускоряю шаг в осень и небосвод.
Пьянствуй, моя голова.
Жизнь и рассудок — врозь
Лирика не в словах,
Ею дышать пришлось.
расскажи мне, любимый, балладу, поведай мне сагу,
как манил океан и разлитого солнца стеклярус...
но корабль, к сожаленью, корабликом был...из бумаги,
и сорвало бушующим ветром беспомощный парус;
витражи миражей отражали пожухлые листья,
в настроениях осени слёзы-осадки понятны,
журавли улетали на юг, а в мозаике истин
доминантами - чёрные дыры и белые пятна;
был в ажурном сплетении слов лихорадочный глянец,
(глянца улиц и лиц характерный критерий - изнанка),
в грёзах розовых зорь, как в озёрах лазурных, купаясь,
кто-то заново строил мосты и песочные замки...
жаль, удача порою коварна, а может капризна
для заложников вечной...игры? пресловутой морали?
но любая игра многогранна аспектами призмы,
в категориях «недо» и «пере» - исход тривиален.
расскажи мне, любимый, новеллу, поведай легенду,
где сомненья героев растаяли в призрачном дыме,
постарайся придумать обычный роман с хеппи эндом,
будет вымыслом всё, но с единственной целью - во имя...
Нарисуй губами влагу поцелуя
И пусть чаша ночи будет ласк полна,
Чтоб тебя из нежить, счастьем из балуя
В океане страсти буду, как волна.
Нарисуй руками ты души касание,
Сбросивши одежды на пантакли чувств,
Напиши на звёздах каждое желанье —
Я исполню волю всех твоих безумств.
Нарисуй глазами все изгибы тела,
А в полёте жгучем будь неудержим
Головокружения я всегда хотела,
Чтоб луна вздыхала, будто пилигрим.
Нарисуй улыбкой сладкое мгновенье,
Тайною блаженства пусть играет кровь.
Нарисуй, что хочешь, кистью искушения
И возьми до капли всю мою любовь.
На далёком острове посреди океана жила стая маленьких птичек. Каждую осень они трудолюбиво запасали зёрнышки на долгую и суровую зиму. И каждый год, ближе к холодам, мимо острова пролетал журавлиный клин. Каждый раз перелётные птицы останавливались на ночлег в старом замке, где жила стая. И рассказывали маленьким птичкам про далёкие страны, про тёплые края и большие материки. Птички слушали диковинные истории, открыв клювики, и в благодарность делились зёрнышками. Утром журавли улетали, а молодые птенцы, провожая, долго летели за ними.
— Мама, — воскликнул молодой птенчик, вернувшись усталым домой, — а правда, что есть огромные острова, диковинные животные и вечное лето?
— Ну что ты, — тяжело вздыхала мать после трудного дня, проведённого в поисках пищи. — Это всё пустые фантазии. Журавли просто не умеют искать себе пищу и придумывают интересные истории. Будь реалистом, сынок. Иди спать, завтра тяжёлый день.
— Да, правда. Влюбился герой.
— Нет, нет, нет, нет. Я слышал, что он предан морю.
— Версий много и все правдивы. Я укажу суть. Та женщина была то нежная, то злая и неукротимая, как океан. Любовь завладела им. Но то была такая мука, что ему жизнь стала в тягость. Но всё же он не мог умереть.
— Что, интересно, он положил в сундук?
— Своё сердце.
— Буквально или фигурально?
— Его терзания были сильней скромных радостей жизни моряка. И он вырезал из груди своей сердце и запер его в сундук. А сундук тот спрятан на дне. И ключ от него всегда при нём.
Представляешь, красивая девушка одна в освещенном доме поет эту песню и в голосе ее такая сила, что ее слышат люди и в пустыне, и на берегу океана, и постепенно голос ее заполняет всю Вселенную. При звуках ее голоса распускаются цветы, невозможное становится возможным, и весь мир танцует вместе с ней. В голосе ее такое волшебство, перед которым никто не может устоять, и все мечты становятся явью. Весь мир танцует под ее песню, а когда он танцует, сердца наполняются радостью, и мир начинает сверкать, как умытая дождем жемчужина.
Ученые вглядываются в движения истории и на основе этих движений формулируют законы, управляющие подъемами и падениями цивилизаций. Однако мои убеждения прямо противоположны. А именно: история не признает никаких законов, для нее существенны только результаты. Что предшествует результатам? Злые и добрые деяния. Что предшествует деяниям? Вера. Вера — это одновременно награда и поле битвы, заключенные внутри сознания и зеркала сознания — мира. Если мы верим, что человечество есть лестница племен, колизей столкновений, эксплуатации и зверств, то такое человечество непременно станет существовать, и преобладать в нем будут исторические Хорроксы, Бурхаавы и Гузы. Мы с вами, обеспеченные, привилегированные, успешные, будем существовать в этом мире не так уж плохо — при условии, что нам будет сопутствовать удача. Что из того, что нас беспокоит совесть? Зачем подрывать преимущества нашей расы, наших военных кораблей, нашей наследственности и нашей законности? Зачем бороться против «естественного» (о, это ни к чему не обязывающее слово!) порядка вещей? Зачем? Затем, что в один прекрасный день чисто хищнический мир непременно пожрет самого себя. Да, дьявол будет забирать тех, кто позади, пока позади не окажутся те, кто был впереди. Эгоизм индивидуума уродует его душу; эгоизм рода человеческого ведет его к уничтожению. Свойственна ли такая гибель нашей природе? Если мы верим, что человечество способно встать выше зубов и когтей, если мы верим, что разные люди разных рас и верований могут делить этот мир так же мирно, как здешние сироты делят ветви свечного дерева, если мы верим, что руководители должны быть справедливыми, насилие — обузданным, власть — подотчетной, а богатства земли и ее океанов — поделенными поровну, то такой мир способен к выживанию. Я не обманываюсь. Такой мир труднее всего воплотить. Мучительные шаги по направлению к нему, предпринятые многими поколениями, могут быть сведены на нет одним взмахом — пера близорукого президента или меча тщеславного генерала.
Наш корабль окружен бескрайней серо-синей равниной, смотреть практически не на что, только пару раз в день далеко на горизонте появляется тонкая белая полоска, но до нее так страшно далеко, что сразу и не поймешь, земля это или продолжение неба. С трудом верится, что под этим плоским, свинцово серым куполом или в глубинах обширного и безразличного ко всему океана может существовать жизнь, что в этом аду кромешном может теплиться чье то дыхание — ведь любое движение в пучине вод столь ничтожно, столь пренебрежимо мало, столь случайно в сравнении с величием океана; в небе же — ни малейших признаков солнца, и воздух кажется полупрозрачным и одноразовым, словно бумажный носовой платок, хотя он все же, в определенном смысле, наполнен светом, и ветер, дующий навстречу нам, летящим в невесомости, все не стихает и не стихает, и за кораблем остается след, голубой, как вода в джакузи, но не проходит и нескольких минут, как след этот вновь растворяется в унылых серых водных просторах. Однажды на небе появляется вполне обычно выглядящая радуга, но ты даже не замечаешь ее, поглощенный размышлениями об огромной сумме денег, которые заработали Kiss этим летом во время своего объединительного турне, или вдруг кит проплывает с правого борта, взмахнув при этом хвастливо хвостом. Когда все вокруг на тебя смотрят, а ты занят мыслями о чем нибудь постороннем, легче верить в то, что тебе ничего не грозит. Но со всех сторон тебя окружает унылая безбрежность, и не попасть под ее влияние за долгих пять дней почти невозможно.
Одной из первых неожиданностей, поразивших меня, можно сказать, еще на пороге моей жизни за океаном, было открытие, что я ни на что не годен. Я мог сослаться на свой аттестат и сказать: «Вот доказательства моей учености — я удостоен высшей награды в колледже». Но на что он мог мне пригодиться? Те отвлеченные науки, которым меня учили, не имели никакого применения в реальной жизни. Моя логика была просто болтовней попугая. Моя классическая ученость лишь загромождала мою память. И я был так же плохо подготовлен к жизненной борьбе, к труду на благо своему ближнему и самому себе, как если бы изучал китайские иероглифы.
А вы, бездарные учителя, пичкавшие меня синтаксисом и стихосложением, — вы, конечно, назвали бы меня неблагодарным, если бы я высказал вам все возмущение и презрение, которое охватило меня, когда я оглянулся назад и убедился, что десять лет жизни, проведенных под вашей опекой, пропали для меня даром, что я глубоко заблуждался, считая себя образованным человеком, а на самом деле ровно ничего не знаю.
У него есть весьма любопытная теория, согласно которой вся Земля, весь мир, так сказать, вся совокупность созданий и материи, является неким сверхсуществом, возможно, тем самым окончательным, физическим воплощением бога, которое люди всегда пытались объять и представить. Сам человек, по этому определению, — как бы один из видов его клеток. А вот человеческая цивилизация — такая своеобразная раковая опухоль на теле этого сверхсущества. Собственно рак — это неожиданное изменение поведения клеток человеческого тела, не правда ли? Они начинают бесконтрольно расти, уничтожать остальные клетки и ткани, рассылать метастазы по всему организму, каждая из которых должна стать новой опухолью, и всё это подчинено примитивной, разрушительной логике экспансии и пожирания. Цивилизация — такое же заболевание, такой же сбой в генетическом коде клетки, который превращает замечательного тихого пещерного человека, абсолютно неопасного для экосферы, в новый вид существа, в зачаток будущей опухоли. Поражённое цивилизацией, человечество начинает бурную деятельность, претерпевая изменения по тем же принципам, по которым развивается раковое заболевание. Непомерный и неконтролируемый рост численности, метастазы эпохи Великих открытий и колонизации, Колумб и Васко да Гама, Афанасий Никитин, на худой конец. Ну и аналогия эта, разумеется, идёт дальше, и применима к индустриализации, глобализации, вырубке лесов Амазонии и Сибири, выбросам двуокиси углерода в атмосферу, исчерпанию запасов ископаемых, сливам токсичных отходов в реки и океаны, взрывам на атомных электростанциях, и прочему. А вот все бедствия и катаклизмы — это просто следствие того, что человечество этот живой сверхорганизм уже почти отравило, и он постепенно умирает. Мизантропическая такая теория, надо признать, но что-то в ней есть, не правда ли? Это, конечно, не значит, что я сам в неё верю.
— У Барриса есть клевый способ провоза наркотиков через границу. Знаешь, на таможне всегда спрашивают, что вы везете. А сказать «наркотики» нельзя, потому что
— Ну, ну!
— Так вот. Берешь огромный кусок гашиша и вырезаешь из него фигуру человека. Потом выдалбливаешь нишу и помещаешь заводной моторчик, как в часах, и еще маленький магнитофон. Сам стоишь в очереди сзади и, когда приходит пора, заводишь ключ. Эта штука подходит к таможеннику, и тот спрашивает: «Что везете?». А кусок гашиша отвечает: «Ничего», — и шагает дальше. Пока не кончится завод, по ту сторону границы.
— Вместо пружины можно поставить батарею на фотоэлементах, и тогда он может шагать хоть целый год. Или вечно.
— Какой толк? В конце концов он дойдет до Тихого океана. Или до Атлантического. И вообще сорвется с края земли
— Вообрази стойбище эскимосов и шестифутовую глыбу гашиша стоимостью сколько такая может стоить?
— Около миллиарда долларов. — Больше, два миллиарда. Эти эскимосы обгладывают шкуры, и вырезают по кости, и вдруг на них надвигается глыба гашиша стоимостью два миллиарда долларов, которая шагает по снегу и без конца талдычит: «Ничего ничего ничего » — То-то эскимосы обалдеют!
— Что ты! Легенды пойдут! — Можешь себе представить? Сидит старый хрыч и рассказывает внукам: «Своими глазами видел, как из пурги возникла шестифутовая глыба гашиша стоимостью два миллиарда долларов и прошагала вот в том направлении, приговаривая: «Ничего, ничего, ничего». Да внуки упекут его в психушку!
— Не, слухи всегда разрастаются. Через сто лет рассказывать будут так: «Во времена моих предков девяностофутовая глыба высокопробнейшего афганского гашиша стоимостью восемь триллионов долларов вдруг как выскочит на нас, изрыгая огонь, да как заорет: «Умри, эскимосская собака!» Мы бились и бились с ней нашими копьями, и наконец она издохла.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Океан» — 421 шт.
