Цитаты в теме «осознание», стр. 7

Это были уже не просто движения бедер, а священный и ритуальный танец, выражающий страсть и неистовость, осознание мистической роли Женщины в сотворении мира, поклонение природе и изобилию, которое она дает людям. Этот танец воспевал плодородие, любовь и саму Жизнь – все то, для чего его и исполняли многие века назад. И все это девушка ощущала так ярко! Она просто отказывалась верить, что зрители не разделят с ней ее эмоции. Ее задачей теперь было сохранить их, законсервировать, чтобы потом передать людям свое послание, вдохновить на свершения и поиск своего предназначения.

Задумайтесь: нам понадобилось три миллиарда лет, чтобы развиться до нынешнего биологического состояния. Но лишь в последние несколько веков техника достигла современного уровня. Имея возможность оглянуться назад и пристально изучить прошлое в перспективе, как вы думаете, какие факторы следовало бы признать решающими для нашего развития? Изобретение двигателя внутреннего сгорания, компьютера или телевизора? Полет на Луну? Или самое важное для вас — изобретение множества способов уничтожать то, что развивалось три миллиарда лет, осознание опасности подобных видов оружия, но нежелание избавиться хотя бы от одного из них?

Жизнь в пяти эпизодах

Детство
Боже, какая гадость — пенка на молоке
Манная каша — мерзость. Лука ошмётки в супе.
Страшные звуки ночью где-то на чердаке
И на картинке в книжке —
Баба Яга на ступе.

Юность
Боже, какая гадость — стыдные волоски
Мамина шляпа — мерзость.
Прыщик на подбородке.
Слёзы в подушку ночью,
Призрак моей тоски.
И причащение взрослых —
Горькая рюмка водки.

Молодость
Боже, какая гадость —
Он не пришёл домой
Запах измены — мерзость.
Пошлый белесый волос.
Страх одинокой ночи чёрною бахромой.
И телефонный зуммер тихо играет соло.

Зрелость
Боже, какая гадость — сети моих морщин
Мамина шляпа — мерзость. Стирка, кастрюли, дети.
Ночь, головные боли тенью иных причин.
И осознание искрой — прожитые две трети.

Старость
Боже, какая гадость — список моих лекарств
Муки склероза — мерзость. Память о прошлом, ступор.
Боль превращает ночи в наипошлейший фарс.
Пенки. Прыщи. Измены. Стирка. И я — и ступа.

И опять о вечном Что наша жизнь?
Миг вспышки осознания?
Рожденье, смерть и пробуждение вновь?
От дьявола оковы — вера в знания,

От Бога во спасение — любовь?
Нам кто-то в программировал реальность,
Расставил всюду правила игры,
Для мудрых мир — сознания зеркальность,

Для глупых мир — взгляд из своей норы?
Возможно мы в объятьях голограммы,
Наш путь заложен в линиях судьбы,
Запущенные в колее программы,

Законам социальности рабы?
Развитие души лежит в желаньях?
Но власть дана, от века, над грехом.
Свободен ли достигший понимания:
Овцой нести свой крест, иль пастухом?

Мне нравится весна, но она чересчур юна. Мне нравится лето, но оно слишком надменно. Поэтому более всего я люблю осень, когда листья чуть желтеют, их оттенки ярче, цвета богаче, и всё обретает налёт печали и предчувствия смерти. Её золотое богатство говорит не о неопытности весны, не о власти лета, но о зрелости и благожелательной мудрости надвигающейся старости. Осень ведает о границах жизни и полна довольства. Из осознания этих границ, из богатства опыта возникает симфония цвета, его изобилие, где зелёный говорит о жизни и силе, оранжевый – о золотистом удовлетворении, а пурпурный – о смирении и смерти.

Разделили люди плоть и душу,
Отказавшись глубже в сердце зрить.
Верующим вовсе быть не нужно,
Чтобы настояще полюбить.

Свет горит в любом, он без названия —
И не только вдумчивый монах
Иль святой способны к осознанию
Мудрых истин в дремлющих телах.

Даже легко мысленне йшей б ди
Остро не хватает иногда
Крепких, человеческих объятий
И любви — которой навсегда;

Что уж говорить о нас с тобою —
Если от малейших нежных слов
Вдруг мягчают кожные покровы,
Словно бы коснувшись облаков.

Вначале, по малолетству, в голове роится только одна мысль: кого бы, кого бы?!! Потом мы слегка взрослеем, у нас появляется юношеское эстетство, и хочется уже чего-нибудь эдакого. Например, девственной чистоты. И ты изучаешь именно эту горную породу. Проходит какое-то время, появляется цинизм, и тянет на проституток, олицетворяющих мегаполисную грязь. С теми приятней, зато с этими гораздо проще! Не надо кривляться, уговаривать, они вынуждены принимать нас такими, какие мы есть Потом приходит осознание того, что вообще не интересен секс как таковой, а хочется любви: чистой и светлой. Сначала с женой, но потом и с ней неинтересно – потому что она уже есть, – и тогда находишь любовницу. Причём талантливую и перспективную, чтобы её общение с тобой не прошло даром. Ты ведь уже известен и богат, и можешь ей помочь. Тебе кажется, что девица, которая строит себе карьеру, по гроб жизни должна быть благодарна тому, кто поможет ей выйти в люди. Ты думаешь именно так потому, что сам был бы благодарен подобной помощи – в своё время. Но ты и тут просчитываешься. На поверку эта вулканическая порода: любовница и начинающий талант в одном лице оказываются одной, да притом ещё и самой заурядной ***ью

Бедняга Юлиан, подобно многим нашим современникам, желал верить, что человеческая жизнь значит несопоставимо больше, нежели она значит на самом деле. Болезнь его чрезвычайно характерна для нашей эпохи: нам так не хочется смиряться с конечностью нашего бытия, что мы готовы пойти на все, поверить любым фокусам, лишь бы только отдалить осознание той горькой тайной истины, что в конце нас ждет небытие.

Моё осознание половой принадлежности слабее, чем у остальных.

Искусство делать что угодно, но только не работать, заразительно. Возбуждение, которое ты переживаешь во время того, что не должен делать, и осознание возможных последствий такое сильное, что другие просто не могут в этом не принять участие.

Осознание того, чего хочешь — это уже половина победы. Большая часть людей проживает свою жизнь, так и не поняв, чего они хотят.

Прощание наступает раньше осознания своих чувств.

Странная вещь — смерть дорогого человека. Это все равно, как в темноте подниматься по лестнице и обнаружить, что вдруг исчезла одна ступенька, нога проваливается в воздух и наступает страшный момент осознания.

В момент своего падения душа словно превращается в камень и бьёт каждого, кто оказался у неё на пути. Она — как слепое орудие Рока. Злого, беспощадного и беспринципного Рока. Всё и вся перестаёт иметь для неё какое–либо значение. Ей настолько больно, что она способна лишь обороняться. И обороняется от всего, от всех — от врагов, друзей, ветряных мельниц
Когда ты испытываешь предельную боль, ты перестаёшь думать о том, что кому–то тоже может быть больно. Напротив, тебе, вдруг, начинает хотеться, чтобы все так страдали и мучились, как ты. Ты желаешь им зла. Впрочем, ты хорошо понимаешь и другое: никто и никогда не поймёт и не поднимется до твоей боли. Никто и никогда. И от осознания этой мысли становится ещё больнее. Ты один на один с бесконечностью страдания.
Это предельная точка эгоизма: когда душа, растерявшая прежнюю память о Красоте, утратив прежние знания о «благе», становится жестокой. Может ли душа творить зло? Может ли она разрушать Красоту? К сожалению, да. Может. Неслучайно, Инь в философии Дао, достигая предела, превращается в Ян, и наоборот. Все, что достигает предела, становится своей собственной противоположностью.
Ангел превращается в Демона

САМЫЕ ПОПУЛЯРНЫЕ ТЕМЫ вывод гитара грудь день депрессия доктор забвение загадка закат заслуга иисус информация искушение конец ливень луна настоящее недостаток нищета нищий облака объяснение основа отражение пиво пища поэзия правительство прогресс пространство родители сад спасение стая сын