Цитаты в теме «роман», стр. 17
Ты говорил, я блюдо для гурмана,
При этом налегая на фаст фуд,
Есть много разновидностей обмана,
Врут губы, руки, лишь глаза не врут.
Ты говорил, я лучшая на свете,
Стыдливо отводя куда-то взгляд,
Пойми, мой друг, нельзя быть на диете,
И майонезом заправлять салат!
Ты целовал мои глаза и плечи,
И притворялся, что пьянеешь мной,
Ел вермишель, но рассуждал при встрече,
Как вкусно дыня вместе с ветчиной!
Ты говорил, я блюдо для гурмана,
Перебиваясь пиццей на обед,
И жалкое подобие романа,
Оставило в душе соленый след,
Я пострадала в этой перестрелке,
Но благодарна за такой урок,
Уж лучше «поскучаю на тарелке»,
Чем будет «есть» меня такой, как ты, едок!
Слушать разговоры о деле бездельникам скучно, вот они и определили, что это узкопрофессиональные разговоры и вести их в обществе не годится. Они же определили, какие темы не узкопрофильные и о чём, стало быть, годится беседовать: это новейшие оперы, новейшие романы, карты, бильярд, коктейли, автомобили, скачки, ловля форелей или голубого тунца, охота на крупного зверя, парусный спорт и прочее в том же роде, — и заметь, всё это бездельники хорошо знают. По сути, это — узкопрофессиональные разговоры бездельников. И самое смешное, что многие умные люди или те, кто слывёт умными людьми, позволяют бездельникам навязывать им свои дурацкие правила.
Это было плаванье сквозь туман.
Я сидел в пустом корабельном баре,
Пил свой кофе, листал роман;
Было тихо, как на воздушном шаре,
И бутылок мерцал неподвижный ряд,
Не привлекая взгляд.
Судно плыло в тумане. Туман был бел.
В свою очередь, бывшее также белым
Судно (см. закон вытеснения тел)
В молоко угодившим казалось мелом,
И единственной черною вещью был
Кофе, пока я пил.
Моря не было видно. В белесой мгле,
Спеленавшей со всех нас сторон, абсурдным
Было думать, что судно идет к земле —
Если вообще это было судном,
А не сгустком тумана, как будто влил
Кто в молоко белил.
Мне страшно признаться самому себе, что, кроме уже изложенного, Я НИ ЧЕРТА НЕ УМЕЮ ДЕЛАТЬ! Я обычный прожигатель жизни. Мне двадцать семь, у меня ни семьи, ни девушки, ни нормальной работы, ни нормальных друзей. Я бездарность, популист, тупой урод, подонок, заболевший СПИДом и, до кучи, заразивший женщину и ребенка. Я кручу романы, занимаюсь ерундой, употребляю алкоголь и наркотики, чтобы заглушить мысль о том, что я полный ноль. Вместо этого я внушил себе, что все так живут. Работают, чтобы получить правильное позиционирование, дружат ради промоушена и спят со смазливыми телками, чтобы компенсировать отсутствие дорогой машины и золотой «AmEx». Все эти составляющие помогут мне в скором будущем влиться в шоу-бизнес, стать супер-успешным и, как следствие, супер-богатым чуваком.
Под мягким пледом спит вчерашний день,
И так смешно во сне бормочет что-то
Он так устал, что даже думать лень
Что ожидает нас за новым поворотом?
И сколько их, развилок и дорог,
Ведущих к свету или в мрак кромешный?
По лабиринтам мелочных тревог
Мы бродим вновь походкою неспешной
Бросаемся в любовь, как в океан,
И разбиваем мир на тысячи осколков.
А нами недописанный роман —
Моя тетрадь стихов на старой полке.
Снежинки вновь выводят на стекле,
Себя теряя, образы и звуки
И снова мерзнут в снежном декабре
Бессмысленно опущенные руки
К нам новый год неслышно входит в дом
И прячется в шкафу за старым блюдом
И, как ни странно, в этот миг любовь со льдом —
Сильнейшее лекарство от простуды.
Все отпоется, милая, отболится,
Ты ведь — железная, ты не сойдешь с ума.
Помнишь, хотела дойти до конца страницы?
Что ж, пару строчек — и ты завершишь роман.
Все отболится, девочка, время лечит.
Чет или нечет — бросишь монетку-взгляд.
Милая, знаю — хотела бы с ним — навечно.
Только забыла — а он-то такому рад?
Что у меня к тебе? Да всего хватало:
Ревность гостила [практически пмж],
Только недавно, знаешь, проснулась жалость.
А ни обиды, ни злости — и нет уже.
Все отпоется, девочка, это память,
Просто осколки разбитой одной мечты.
Скоро осколков этих потухнет пламя.
И у него останешься.
только ты.
Просто однажды утром
Я проснусь и пойму,
Что не было никаких чувств,
Что я из-за своей женской глупости
И даже какой-то детскости
Взяла на себя этот груз.
Что этот, как обычно, пишут
В книгах, корабль любви
Не то что бы куда-то уплыл,
А даже не приплывал.
Что это, как пишут
В романах, дурман, туман.
Сплошной обман, зрения и не только.
Где-то немного больно,
Немного слезно,
Немного противно.
От себя самой, и даже, знаешь, хочется
Вот так проснуться,
Все это понять, забыть.
Никогда не вспоминать.
Тебе бы просто взять и уйти
Из моей долбанной жизни.
Или повернуть время вспять
И тебя стереть.
Что бы даже не приходил в нее.
Не появлялся, да, жестко.
Но когда забудешь-уже не больно.
Уже не слезно и не противно.
Просто пусто.
Просто раз и навсегда.
Любовь, как правило, — только один из эпизодов в жизни человека, в романах же ей отводится первое место, и это не соответствует жизненной правде. Мало найдется мужчин, для которых любовь — самое важное на свете, и это по большей части неинтересные мужчины; их презирают даже женщины, для которых любовь превыше всего. Преклонение льстит женщинам, волнует их, и все же они не могут отделаться от чувства, что мужчины, все на свете забывающие из-за любви — убогие создания. Даже в краткие периоды, когда мужчина страстно любит, он занят еще и другими делами, отвлекающими его от любимой. Внимание одного сосредоточено на работе, которая дает ему средства к жизни; другой увлекается спортом или искусством. Большинство мужчин развивает свою деятельность в различных областях; они способны всецело сосредоточиваться на том, что их в данную минуту занимает, и досадуют, если одно перебивает другое.
Другая псевдолюбовь может быть названа сентиментальной. Ее сущность в том, что чувство переживается только в воображении, а не в реальных отношениях с другим человеком. Наиболее широко распространенная форма этой любви — «заместительное» любовное удовлетворение, переживаемое потребителем песен, кинокартин и романов с мелодраматическими сюжетами. Все неосуществленные желания любви, единения и близости находят удовлетворение в поглощении такой продукции. Мужчина и женщина, которые в отношениях друг к другу не способны проникнуть сквозь стену отчуждености, бывают растроганы до слез, когда представляют себя участниками счастливой или роковой любовной истории, разыгрываемой на экране. Для многих пар это единственный способ пережить любовь — не реально, разумеется, а лишь в качестве ее зрителей. Как только они опускаются в мир действительных отношений, они становятся холодны и бездушны.
Мне, как и другим беллетристам, не раз случалось испытывать пугающее, но в то же время приятное потрясение, когда вымысел мистическим образом вторгается в реальность: встретишь человека с только что выдуманной тобой, совершенно небывалой фамилией, или в жизни произойдёт то, что ты описал в романе, или сам угодишь в литературную, тобою же самим спроектированную ситуацию. Это нормально, месть профессии, главный фокус которой — как можно правдоподобней врать о том, что могло бы случиться, но чего на самом деле не было.
Если дождливое утро лишало их других развлечений, они, невзирая на сырость и грязь, непременно встречались и, закрывшись в комнате, читали роман. Да, да, роман, ибо я вовсе не собираюсь следовать неблагородному и неразумному обычаю, распространенному среди пишущих в этом жанре, — презрительно осуждать сочинения, ими же приумножаемые, — присоединяясь к злейшим врагам и хулителям этих сочинений и не разрешая их читать собственной героине, которая, случайно раскрыв роман, с неизменным отвращением перелистывает его бездарные страницы. Увы! если героиня одного романа не может расчитывать на покравительство героини другого, откуда же ей ждать сочувствия и защиты?
Страсть читать вслух собственные сочинения представляется мне едва ли не самой отталкивающей человеческой слабостью, но беда в том, что это явление очень распространенное и противостоять ему просто рискованно. В свое время я часто становился ее жертвой. Но я всегда старался быть снисходительным слушателем. Если уж нести голову на плаху, так нести ее гордо. А поскольку мне нравится доставлять людям радость, то я не только терпеливо выслушиваю романы, стихи и письма, написанные моими друзьями, но, случается, и сам прошу их читать мне. В минуты скверного настроения, когда все мне видится в черном свете, у меня появляется мысль, что репутацию человека с тонким вкусом я заслужил отчасти благодаря этой своей черте.
«Я не человек. Я — автомат. Машина, которая не должна ничего чувствовать. Только вперед!» Я повторял это про себя как мантру, раз за разом, автоматически в полном смысле этого слова. Я пытался свести восприятие окружающего мира к предельному минимуму. Все, что я видел, — это три метра грунта под ногами. Теперь это был мой мир — три метра грунта. И все. И нет никакой нужды думать о том, что впереди. Небо и ветер, трава, лениво жующие эту траву коровы, зрители, подбадривающие выкрики, озеро, романы, действительность, прошлое, память — все это исчезло из моего мира.
Найти своего человека всегда сложно. Те, что торопятся, уповают на случай, и готовы войти в одну постель с первого поцелуя, те, что не хотят рисковать честью и достоинством, прежде чем достичь оргазма, проводят своих избранников сквозь долгий процесс цветочных ожиданий, кофейных встреч, смс-ок с придыханием, знакомств со своими близкими и друзьями, которые должны благословить их на секс с перспективой. Существуют и третьи, те, что находят удовольствия в виртуальных отношениях, их, пожалуй, больше всего, они легко заводят новые романы, постоянно изменяют и запросто расстаются, рассуждая о прошлом и о будущем, так и не найдя своего в настоящем.
Человек, от природы наделенный способностью чувствовать, но лишенный при этом воображения, все же мог бы писать восхитительные романы. Страдания, что причиняли бы ему другие люди, его попытки их предотвратить, столкновение между его и чужим жестоким характером – все это, проанализированное с помощью разума, могло бы стать материалом для книги столь же прекрасной, как если бы она была с начала до конца выдумана, представлена в воображении, столь же неожиданной для него самого, столь же случайной, как и причудливая нечаянность фантазии.
— Знаешь, мне просто любопытно. Ты привлекательная, совершенно необычная, вращаешься в международных кругах, где доминируют тысячи мужчин, каждый из которых явно успешен. Не меньше половины из них сходят по тебе с ума. Почему я тебе интересен? Я, конечно, знаю себе цену, но по сравнению с ними я достаточно ординарен и к тому же женат. Разве ты не можешь найти себе кого-нибудь получше?
— Я никого не ищу. Так получилось
— А ты никогда не думала, почему я вообще оказался в «Харви Нике»? Я случайно зашел, вообще не хотел ни с кем общаться. Всё что случилось, вообще для меня не типично. Мне не нужны были новые знакомства.
— Это не отношения, Джон. Это просто роман, affair.
Было ясно: Котик дурачилась. Кому, в самом деле, придёт серьёзно в голову назначать свидание ночью, далеко за городом, на кладбище, когда это легко можно устроить на улице, в городском саду? И к лицу ли ему, земскому врачу, умному, солидному человеку, вздыхать, получать записочки, таскаться по кладбищам, делать глупости, над которыми смеются теперь даже гимназисты? К чему поведёт этот роман? Что скажут товарищи, когда узнают? Так думал Старцев, бродя в клубе около столов, а в половине одиннадцатого вдруг взял и поехал на кладбище.
Неверность ровным счетом ничего не значит. Это такое невинное развлечение, как и мастурбация, разве что в процессе задействованно женское тело.
Любовная связь — это уже совсем другая история. Когда вместо банального траханья ты начинаешь знаиматься любовью. Тебя интерисует не женское тело как таковое, и даже не женщина вообще. Тут кроется нечто иное, чего я всегда старательно избегал. Моя потребность в физической измене уже давно сформировалась в пагубную привычку. Женщины могли поразить любой мой орган, кроме сердца. Пусть телом и разумом я был монофобом, но сердцем я всегда оставался моногамным. И оно было занято Кармен. Роза знает, что между нами никогда бы не случился роман, если бы не болезнь Кармен. Но Кармен больна. И весной 2000 года молодая женщина Роза — электронный адрес Roseanneverschueren@hotmail. com, прозвище Богиня, в моей записной книжке Борис — становится первой в моей жизни любовницей.
Изредка читаю в этой тематике действительно достойные, пронзительные вещи, но это как жемчужинки — очень и очень редко. Все больше, уж извините, надрывной, стопроцентно слезогонной продукции о замержающих котятах и тому подобное. Наконец вспомнила, где встречала тонкую иронию на такое чтиво. Роман Ч. Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба». Естественно написала их женщина. Назвала она это своё сочинение «Ода издыхающей лягушке»: О, лягушка! Припадая На живот и замирая, Возлежишь ты, издыхая, На бревне, О, горе мне! Детский шум и детский крик До твоих болот проник. И конец тебя настиг На бревне, О, горе мне!
Её каждый день - страница
В романе, что долго писали
Она, героиня за тридцать,
И Он, хотя он едва ли
Ему еще только тридцать,
А ей уже почти сорок
Она как подбитая птица,
Крыла каждый взмах дорог.
И ей уже не до горок
Американских, простите.
Ей в горы бы, когда сорок,
Да счастья простого в зените
Немного осталось, наверно,
Когда далеко за тридцать
И шаг стремится быть верным,
Боясь опять оступиться,
И каждый вздох как молитва,
Ведь бабий-то век не долог.
Ему еще только тридцать,
А ей уже почти сорок
И новый день как страница
В романе, что долго писала
Моя героиня за тридцать
Устала она, устала.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Роман» — 413 шт.