Цитаты в теме «угол», стр. 8
У каждого из нас, у меня, у вас, у кого-то другого, есть одна единственная, женщина, у каждого своя, может вы её никогда не увидите, потому что она живёт на другом конце земли, может встретите прямо сейчас, когда выйдете отсюда, может она живёт на соседней улице, за углом, и вот тогда, доктор я вам этого не желаю
Все, что мне остается — это писать стихи,
Используя вместо чернильницы клавиатуру.
Нанизывать слово краской на мастихин,
Душой отправляясь в далекие авиа туры
Все, что мне остается — Nirvana и теплый чай.
В углу монитора слегка поцарапанный стикер,
На экране голодный ребенок с плакатом: «why?»,
И старый, потертый, любимый, уютный свитер
Все, что мне остается — это понять,
Принять все как есть и твердо встать у штурвала.
В небо взглянуть и Богу крикнуть: «дай пять!»,
Чтоб жизнь испугалась и больше не штурмовала
За рокотом клавиш спрятаться от стихий,
Себя изливая в глупых, нелепых строчках.
Все, что мне остается — это писать стихи,
На виртуальных, волшебных, белых листочках.
Ну что я могу вам сказать? На земле миллиарды женщин, так? Некоторые выглядят нормально. Большинство выглядят прилично. Но время от времени природа выкидывает номер: она изготовляет особенную женщину, невероятную женщину. То есть ты смотришь, и ты не можешь поверить. Колыхание спелых волн, ртуть, змеиный изгиб, ты видишь лодыжку, ты видишь локоть, ты видишь грудь, ты видишь колено, и все это сливается в колоссальное манящее целое, и красивые глаза улыбаются, углы рта чуть опущены, но губы сложены так, словно она вот-вот засмеется над твоей беспомощностью. И одеться они умеют, и длинные их волосы жгут воздух.
Рваное в клочья небо,
Дикая память душит.
Я доверяла слепо
И открывала душу.
Сердце опять заноет
Будто бы на погоду,
Счастье мое земное
Ты предпочел свободу.
Пятый раз в день напиться
Выплакать откровения,
Всюду чужие лица,
Лишние столкновения.
Мне без тебя до жути
Хочется удавиться,
А на моем маршруте
Снова чужие лица.
Снова попытки бегства
В сдавленный пятый угол,
Но от себя не деться
И не находит гугл
Места на карте сайте,
Где я тебя забуду,
Памяти гигабайты
Все-таки верят чуду,
Верят, что ты вернешься
Просто однажды утром,
Робко звонка коснешься,
Чтобы совпасть маршрутом
С линиями моими
Счастье мое земное
Знаешь, а твое имя
Мне до сих пор — родное.
Всё проходит если очень захотеть
И плевать на то, что жизнь пошла вразнос,
Если душу взять и выдохнуть на треть —
Есть надежда разогнуться в полный рост
Всё проходит — хмель от пирровых побед,
Боль пощёчин, что не сделал впопыхах,
И плевать, что меньше нравишься себе,
Если гордость в сучий угол запихать
Если память укокошить коньяком,
Можно сделать вид, что счастлив и влюблён,
Всё проходит, если ставишь жизнь на кон,
Слепо веря, что крупье не мудозвон
Всё проходит, дежавю из года в год,
Чем похмельней утро — тем дороже мзда
И не жаль того, что всё к чертям пройдёт,
Жаль того — что не случится никогда.
Дедов закуток — это место, где мне лучше всего на свете. Хотя, казалось бы, что там такого особенного — сараюшка из досок и листового железа в углу сада, зимой в ней холодно, летом жарко. Я стараюсь забегать туда как можно чаще. Что-нибудь смастерить, позаимствовать инструмент или деревяшку, посмотреть, как работает дед Леон (он сейчас делает на заказ мебель для ресторана), посоветоваться с ним пли просто посидеть. Мне здесь нравится, мое это место, вот и все. Помните, я говорил. что от запаха школы меня тошнит? Так вот, здесь — наоборот: входя в эту захламленную — не повернуться — сараюшку, я раздуваю ноздри, чтобы поглубже вдохнуть запах счастья. Запах горячей смазки, электронагревателя, пайки, клея, табака и еще многого всякого. Обалденно. Я давно решил, что когда-нибудь выделю этот запах в чистом виде, создам духи и назову их «Закуток».
Чтобы нюхать, когда становится тошно от этой жизни."35 кило надежды"
Смотри, как она тебе штопает брюки, не хмуря бровей.
Смотри, как она тебя всё наглаживает да моет.
Как ей живется в нашей квартире? Прости, в твоей.
Как ей вообще живется с оставленным мною?
Смотри, как она мои книги списала на хлам.
Смотри, как ей в моё зеркало не глядится.
Ходит и брызжет святой водой по углам,
Переживает, что я вернусь за тобой в теплицу.
Смотри, как ей каждая пятница — понедельник,
Смотри, как она тебя собирает всего на горсти.
В какой ты ее, мой друг, выбирал богодельне?
Под какой монастырь она хочет тебя подвести?
И будь у нее по скандальней чуть-чуть натура,
Взыграла бы в ней благодарность, ну или принцип,
Она бы мне написала: «Спасибо, дура,
Что ты, в своё время, бросила лучшего принца».
Потому что с твоими дамами вкус утех
Превращается в послевкусие буйной лажи.
Тебе просто необходима одна из тех,
Кто умеют снести тишину, суму и в такси поклажи.
Ну, из тех, что ужмётся, стянется, ущемится,
Приготовит двенадцать блюд из муки и сала.
Вся — афганская школьница, сплошь туринская плащаница.
И пешком чтоб. Всегда пешком. Чтоб не насосала.
Зима, не зима чтоб — она на шпилечке и в шифоне.
Фигурой — в нашу, натурой — в дикую скандинавку.
Такая, чтоб все друзья твои на телефоне
Только её бы и ставили на заставку.
Чтоб на каждый твой юморок — лошадиное ржание.
Чтоб прямая, как угол. Без всякой там бабской хитрости.
И обязательно чтоб кипятковое недержание
От твоей небритости, неопрятности, неофитости.
Счастье видела в детях чтоб, в лабрадоре и
Сама никогда не просила чего не дашь.
Вот её скоро допаяют в лаборатории
И она, конечно же, станет хитом продаж.
Ушел он рано вечером,
Сказал: - Не жди.
Дела Шел первый снег
И улица Была белым-бела.
В киоске он у девушки
Спросил стакан вина
«Дела -твердил он мысленно, -
И не моя вина.»
Но позвонил он с площади: -
Ты спиш? - Нет, я не сплю. - Не спиш?
А что ты делаеш? -
Ответила: - Люблю!
Вернулся поздно утром он,
В двенадцатом часу,
И озирался в комнате,
Как будто бы в лесу.
В лесу, где ветви черные,
И черные стволы,
И все портьеры черные,
И черные углы,
И кресла черно-бурые,
Толпясь, молчат вокруг
Она склонила голову,
И он увидел вдруг:
Быть может, и сама еще
Она не хочет знать,
Откуда в темном золоте
Взялась такая прядь!
Он тронул это милое
Теперь ему навек
И понял,Чьим он золотом
Платил за свой ночлег.
Она спросила: - Что это?-
Сказал он: - Первый снег.
Мне бы ангела!Мне бы ангела
Да не с лютнею,
А с набором ключей гаечных.
Чтобы в стужу, в тоску лютую
Объявился такой — в фуфаечке,
В джинсах и башмаках разношенных,
Бровь углом приподнял насмешливо,
Пошутил бы так, по-хорошему,
Чтобы носа зазря не вешала.
Рукава закатил: «Поехали!»
Ноги сунул, не глядя, в тапочки:
«Что-то аура вся прорехами
Аккуратней бы! Чай, не тряпочка»
И, пока я молчу сконфуженно,
Подлатал бы мне жизнь, как надобно
Вот такой сейчас очень нужен мне
Где заявку подать на ангела?
У меня была змея. Я кормил ее мышами. Однажды я бросил мышку ей в клетку, она на неё набросилась, а мышь выставила свои лапки перед собой и ударила змею по морде. И началось с начала — змея старалась её съесть, но та ударяла её опять. Я и не знал, что делать — она была полностью разбита, уползла в угол и плакала, а сраная мышь правила в клетке. Так продолжалось неделю — она ходила по клетке, как королева. Сидела там, поедая орешки и почёсывая свои яйца. Так просто. Я пытался кормить змею — бросал новых мышей в клетку, но они просто прятались за старую мышь. Змея была до смерти напугана. Она умерла от голода в клетке, полной мышей.
Я бы мог остаться один, не ждать, не любить, не искать, не надеяться. Построить маленький дом на краю мира, зажечь камин, налить вина, открыть книгу. Я бы мог не думать о тебе, если бы.. Черт возьми, если бы в твоем смехе не проступал этот атональный джаз, если бы не прицельный свет близкой до боли души, бьющий по глазам, если бы не тело твое, закаленное звездопадом и степной травой, если бы не нежность эта, мурашками по спине Я мог бы. Но вместо этого мы будем танцевать. Включи музыку, ту самую, от которой душа начинает петь, судорожным ознобом разрисовывая горячую кожу, зажги мир, включи ее громче. Мы останемся вдвоем в этой музыке, мы завяжем глаза, мы потеряемся в наркотических звуках, скользящих движениях, мы превратимся в прикосновения. Мы займемся любовью в вакханических плясках света и тени, в бликах ночи и огня, мы научимся читать мысли, мы узнаем друг в друге себя А утром я заварю чай, прикурю, посмотрю в окно на мутную, пожравшую углы и линии непогоду, и подумаю: я мог бы остаться один, если бы умел дышать без тебя.
Старик, который любил птиц. Скамейка, подсохший хлеб и пёстрые голуби, воркующие о весне и доверчиво подходящие так близко, что можно рассмотреть в круглых глазах отражение парка и кусочек неба. Это всё, чем он владел, но большего он и не желал. Но как трогательно, как глубоко он любил эту резную скамейку, этих смешных неуклюжих птиц. Так может любить человек на излете жизни, человек, смирившийся с одиночеством, человек, у которого не осталось ничего, чем можно дорожить, что страшно однажды потерять. Когда-то давно он любил море, и сейчас шорох крыльев напоминал ему мягкий шёпот прибоя. Раскидав хлеб, он закрывал глаза и ему казалось, что он слышит крики чаек, и воздух пахнет солью, а он так молод, так счастлив, и вся жизнь ещё впереди, и лучшее обязательно случится. И тогда он обнимал слабыми, дрожащими руками свой крохотный мирок, далёкий от суеты города, рождённый на углу парка из тихой нежности и блеклых воспоминаний, и не хотел умирать. Когда ему стало плохо, когда приехала скорая и какие-то люди с ласковыми улыбками на равнодушных лицах увозили его, он плакал. Нет, не от боли, она привычна, она по сути своей пустяк. Но он плакал и пытался дотянуться до кармана, где еще лежали остатки хлеба, остатки его собственной жизни.
Знамо дело: «не так» всегда и выходит, если ждёшь чего-то, ждёшь и ждёшь, и ждёшь. Сперва нетерпеливо, стуча копытом, раздувая ноздри, но потом привыкаешь ждать, входишь во вкус даже, осознаешь вдруг, что ожидание – не приятней, конечно, нет, но, безусловно, безопасней, чем вынос парадного блюдечка с траурной голубой каймой: получите, распишитесь! И вот, когда в организме уже накопилась критическая масса смирения и стоицизма, когда ждать бы еще и ждать, тянуть бы всласть резиновую эту лямку, вдруг – хлоп! – дождалась. Здрасьте пожалуйста.
В таких случаях всё и получается не так. Потому что, по хорошему, желания наши должны бы сбываться сразу же, незамедлительно, или вовсе никогда. Жестоко вышло бы, но честно, а не вот эта пресная экзистенциальная размазня, когда между первым импульсом, дикарским, младенческим воплем сознания: «Хочу, моё!» – и великодушным жестом небес: «Ладно, получай», – пропасть – не пропасть, но уж точно вязкое, тоскливое болото. Погибнуть не погибнешь, а вот изгваздаешься наверняка, и на смену давешнему страстному желанию придет смертельная усталость, и, того гляди, робкое признание сорвётся с губ: «Мне бы сейчас помыться, обогреться, полежать тихонько в углу, в покое, отдохнуть, а больше и не надо ничего».
Небесная канцелярия от таких выкрутасов обычно ярится, и ребят, в общем, можно понять. Но и нас, счастливчиков, вымоливших, выклянчивших, высидевших по карцерам вожделенный дар судьбы, тоже понять можно. Потому что нельзя, нельзя вот так из живых людей жилы тянуть, пытать безвинно, заливая в горло расплавленное, свинцовое, тяжкое время ожидания.
Ещё в детстве я понял что могу видеть то, что недоступно другим, то что лучше не видеть. У меня были обычные родители и они поступили как полагается, и стало только хуже.
Если долго считать себя чокнутым, то выход найдётся.
— Вы пытались покончить с собой?
— Не просто пытался, я целых 2 минуты был мёртвым. Но там за чертой время останавливается. И поверите 2 минуты в аду — это целая жизнь.
Когда я вернулся, я знал что все мои безумные видения реальны. Небеса и ад рядом, за каждой стеной, за каждым углом — это мир за гранью реальностью, а мы застряли по середине.
Ангелы и демоны не могут проникнуть в наш мир, и вместо них появляются Полукровки — они как ярмарочные зазывалы, они лишь нашёптывают на ухо, но одно их слово наполнить сердце доблестью или превратить наслаждение в сущий кошмар. Изгнанник ада и посланники небес живут среди нас.
Они говорят равновесие, а я считаю это лицемерной болтовнёй.
Если кто-то из полукровок нарушает равновесие я изгоняю эту жалкую тварь обратно в ад. Я ещё не всех изгнал, но думал что заслужу отставку.
— Я не понимаю? Я самоубийца и согласно правилам когда я умру меня ждёт ад.
— А вы пытаетесь заслужить рай?
— Но а куда деваться если впереди меня ждёт тюрьма в которую я засадил половину заключённых.
— Для каждого Бог уготовил свой путь.
— Он просто разыгравшиеся дитя и ему не до нас
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Угол» — 551 шт.