Александр Габриэль, цитаты
Мужчина должен быть могуч
И быть подобным мощным танкам —
Ведь он гоняет стаи туч
Кайлом, лопатой и рубанком.
Мужчина должен быть космат
В лучах рассвета и заката,
Легко переходить на мат
И оставаться в рамках мата.
Мужчина должен быть нетрезв
На службе или на досуге;
Зато в постели — дивно резв
К восторгу вящему подруги.
Мужчина должен быть зело
Свирепым, как самец бизона;
Всегда готовым дать в табло
С резоном или без резона.
Мужчина должен быть вонюч,
Ему парфюм ваще неведом;
И вонь ведёт его — как ключ —
К любовно-трудовым победам.
Мужчина — лыс он или сед —
В себя да не утратит веру!
А если дама скажет: «Нет!»,
За волосёнки — и в пещеру.
И в день любой, и в час любой,
Ведом упрямою натурой,
Мужчина должен быть с губой,
Которая не будет дурой.
Ну, хватит... Я теряю нить.
А многословие — погубит...
Мужчина просто должен быть.
Любым, его любого любят.
В сценарии записано: стареть,
Не рваться ввысь, питаться овощами,
Покорно обустраивая клеть
Безжизненными нужными вещами,
Ходить в контору или на завод,
Топить себя в простом рутинном вздоре,
Дремотно избежав нейтральных вод
И сладостно манящих территорий.
Вся эта жизнь — простая штука. Ведь
Не наш удел — турусы да торосы.
В сценарии записано: стереть,
Как ластиком, сомненья и вопросы;
Не веря в шансы, жить наверняка,
Закрыв свой мир иронией всегдашней
И тихо ждать гонца из городка,
Известного своей наклонной башней.
Точи металл, твори изящный стих
в кругу привычных маленьких событий.
Сценарий очертил от сих до сих
границы, за которые не выйти.
Но, отыграв знакомую игру
И доведя строку до многоточия,
Однажды ты проснешься поутру —
И, сделав вдох,
Порвешь сценарий в клочья.
Но молчанье остаётся золотом,
Хоть в начале было не оно.
Слово есть костёр в процессе тления.
Спешка.
Недодуманность.
Недуг.
Странно лживы по определению
Мысли, обратившиеся в звук.
Видим снег, и ад, и синь небесную,
Ввысь взлетаем, падаем на дно...
Нет, не обратишь в труху словесную
То, что нам прочувствовать дано.
И пускай нам будет во спасение,
Обретя уверенность и вес,
Сдержанное не произнесение
Ничего не значащих словес.
Я, том стихов придвинув к изголовью,
Шепчу в пространство предстоящих дней:
Удачи вам, живущие любовью,
И мне, с моею памятью о ней,
О днях вблизи погасшего камина,
С тобой и гладью чистого листа,
С кассетой, где Аль Бано и Ромина
Поют о том, что есть Felicita.
Жизнь съёжилась, как вера святотатца,
Дыханье затаив на полпути
Ушло лишь то, что не могло остаться.
Осталось то, что не могло уйти, уйти нельзя остаться..
У меня есть приятель с фамилией Кугель,
Он читает журнал под названием «Шпигель»,
В водоеме на даче разводит белугель,
Фарширует ее и уходит во флигель.
У кого-то на ужин морошка да ягель,
На кого-то воздействуют Гегель и Бебель
Ну а кто-то и вовсе терзает бумагель,
Запродав с голодухи последнюю мебель.
Кто-то где-то ведет через штормы корабль,
И по тундре бредет естества испытатель
А пред кем-то девицы слагаются в штабель,
Хоть могли бы слагаться и в шницель, и в шпатель.
Где-то занят бухгалтер, считающий прибыль,
На копейках с трудом экономящий рубль.
Ну а Кугель всё жрёт фаршированный рыбель
В тихий час, когда солнце уходит на убыль.
Дал кому-то мечту о хлебе,
А кого-то – легко возвысил
Он капризен, живущий в небе
Генератор случайных чисел.
В нас впиваются зло и жутко,
Как пилы роковые зубья,
Несварения его желудка
И припадки его безумия.
А когда у него – порядок,
Сон – глубок, и не жмут ботинки,
Нам и хлеб наш бывает сладок
И везёт на товарном рынке.
И кому-то выходит пряник,
А кому-то выходит клизма
Но избранник ты, не избранник -
Все под знаменем фатализма.
Индивидуумы, народы -
Все подвластны его капризу
Лишь одни только бутерброды
Так и падают: маслом книзу.
Вы – строители трещин
И дети разлада;
Большинству никогда не удастся понять,
Почему вы всегда выпадали из ряда
И впадали в потоки, летящие вспять.
Вы земной эволюции лишние звенья,
Обитатели жутких нездешних глубин
А Адепты Порядка таскали поленья,
Чтоб с костром вас оставить один на один.
Вы сомнения ставили выше законов,
Вас вела в никуда ариаднина нить
Вы в себе навсегда победили драконов -
Тех, которых, казалось, нельзя победить.
Вы, в глаза палачам беззастенчиво вперясь,
Свой недолгий земной половинили срок
Есть такая судьба: проповедовать ересь.
Есть такая планида: писать поперёк.
Мы когда-то смеялись, и мелочи нас не бесили.
Только время ушло, желтизною окрасив листву
Мы сумели освоить науку безумных усилий
Да простое искусство — не ныть и тянуть бечеву.
Мы надежны, как банк. Мы храним при себе потайное.
Окружающий воздух горючим молчаньем пропах
Я люблю тебя, жизнь, несмотря на оскал паранойи
На холодных твоих, не знакомых с улыбкой губах.
Наш бикфордов шнурок всё короче, безудержно тлея;
И жестокая память чем дальше, тем жалит больней
Но пасется всё в тех же отрогах сизифово племя,
Не умея расстаться с привычною грудой камней.
Мы с тобою по классу терпенья давно уже профи.
Нам сподручней, когда без шампанского и конфетти
Мы нальем себе кофе на нашей транзитной Голгофе
И возьмем перекур. Потому что нам дальше идти.
Холода у нас опять, холода
Этот вечер для хандры — в самый раз
В магнитоле — «Облади-облада»,
А в бокале черной кровью — «Шираз».
И с зимою ты один на один,
И тебе не победить, знаешь сам
Не до лампы ли тебе, Аладин,
Что поныне не открылся Сезам!
И не хочется ни дела, ни фраз,
И не хочется ни проз, ни поэз
Проплывают облака стилем брасс
Акваторией свинцовых небес.
Но уходят и беда, и вина,
Разрываются цепочки оков
От причуд немолодого вина
И четвёрки ливерпульских сверчков.
Ничему ещё свой срок не пришел,
И печали привечать не спеши,
Если памяти чарующий шёлк
Прилегает к основанию души.
Так что к холоду себя не готовь,
Не разменивай себя на пустяк
Это, в общем-то, стихи про любовь,
Даже если и не кажется так.
Мой добрый друг, ты мне давно как брат;
Когда ты здесь — закрыты двери ада;
Аттракцион неслыханных утрат
Перенос им, лишь зубы стиснуть надо.
Не вспоминай про достижений рой;
Дворец Побед оставим на засове
Давай молчать. Молчание порой
Намного эффективней послесловий.
Мне б научиться, засосав стакан,
Жить равнодушней, злее и спокойней,
Как мой знакомый мачо number one —
Маэстро туш, мясник на скотобойне.
И просто пить, вцепившись в край стола,
С тобою, друг. Распутать эти сети.
И что с того, что женщина ушла.
И что с того, что лучшая на свете.
Не помогут «крибле-крабле!», грешный опыт бытия
Глупо сбился мой кораблик с курса кройки и шитья.
Проявив натуру сучью, жизнь явилась — и ушла.
Нидерландец мой летучий; деньги, карты, два ствола.
Всё не так и всё иначе; для других встаёт заря
И висят по реям мачо, бунтовавшие зазря.
Перекисли разносолы, пересох надежд родник.
Роджер, некогда веселый, головёнкою поник.
Ты б, кораблик мой, свободно взял да в небо воспарил.
Говорят, что это модно — без руля и без ветрил.
Не вскрывать же, право, вены, не шептать судьбе: «Я пас »,
Если есть прикосновенный рома терпкого запас.
Годы — странная поклажа, сеть зарубок на столе
Капитан без экипажа, в развалюхе-корабле
Мореходу экстра - класса свято верится в одно:
Хоть куда бы. Без компаса.
Лишь бы только не на дно.
Ты написал прекрасный стих —прозрачный, как кристалл. И ветерок за дверью стих, и дождик перестал. Царил над миром добрый свет, и был парад светил, когда ты вышел в интернете стих свой разместил. По водам радости скользя, ты ждал. И неспроста! - На сайт пришли твои друзья, сказали: «Красота! С какой написано душой! Нам очень, очень нравится! Аудитории большой узнать тебя пора!» Ополоснув ментолом рот, неся благую весть, в итоге вышел ты в народ стихи свои прочесть. Когда смущенно замер зал, сраженный на корню, ты осознал, что написал полнейшую херню.
Хоть палатку разбей у отрогов искусства,
Хоть построй там гостиницу типа «Хайатта»,
Но увы — свято место по-прежнему пусто,
Оттого ли, мой друг, что не так уж и свято!
Ты, пером или кистью ворочать умея,
Вдохновлен победительным чьим-то примером,
Но увы — если в зеркале видеть пигмея,
Очень трудно себя ощутить Гулливером.
И поди распрямись-ка в прокрустовой нише,
Где касаются крыши косматые тучи,
А повсюду — затылки забравшихся выше
Да упрямые спины умеющих круче.
Но козе уже больше не жить без баяна;
И звучат стимулятором множества маний
Двадцать пять человек, повторяющих рьяно,
Что тебя на земле нет белей и румяней.
Будь ты трижды любимым в масштабах планеты
Или трижды травим им при помощи дуста —
Не стучись в эту дверь и не думай про это.
Сочиняй. Свято место по-прежнему пусто.
Ночь черна, фортуна зла, на исходе силы
Неважнецкие дела, голубь сизокрылый
Истощилась даже злость, истончились чувства
В домино одна лишь кость — дублик «пусто-пусто».
Жизнь ушла, увы и ах, превратилась в муку
И во всех земных прудах — лебедь раком щуку.
Грусть-тоска стучит в висок, ветерок в кармане
Мне известен адресок кузькиной мамани.
Бог творил мою судьбу, полон мыслей нежных,
Но видал меня в гробу в тапках белоснежных.
Я, обиды не тая, понимаю Бога:
У него таких, как я, безобразно много.
Бесконечная фигня — оттого и ною
Те, кто любит не меня, те любимы мною.
За спиною — лай собак, горести да плачи
Я, пока искал черпак, опоздал к раздаче.
Куда мне без тебя, куда
В какую тишь каких пространств.
В какие страны, города,
В посконный рай, в буддистский транс.
Куда мне без тебя, куда
Сидеть смотреть «Реал Мадрид»
И не бросать кусочки льда,
В среду, что пьется и горит.
Заткнуться, выйти из игры
Вот так, за здорово живешь,
В какой излом земной коры,
В какую ложь и безнадежь
Найти б одну из ойкумен
Где есть закат и есть рассвет,
Где есть понятие «взамен»,
А боли не было и нет.
Ушел под воду знак огня
И наш Париж не стоит месс,
Всё что осталось у меня,
Какого беса, если без.
Мы словно планер братьев Райт,
Ушедший в первый пробный рейд:
Моя твоя не понимает;
Твоя моя не разумеет.
И не стереть досады с лиц,
И нет пути ни вверх, ни вниз,
Хоть бейся лбом, упавши ниц,
Хоть повторяй слезливо: «Please!»
Как головою ни тряси,
Нам ни о чем не говорит
Ни твой изысканный фарси,
Ни мой безжизненный санскрит.
Мы не проходим этот тест;
Уже пора рубить сплеча
Театр, мимика и жест.
И не дозваться толмача.
Все планы — наперекосяк,
пускай другой идет на Вы.
Моя твоя совсем никак.
Твоя моя совсем увы.
А так хотелось думать о другом,
Быть узнанным английской королевой
И не стесняться петь про степь кругом,
Про степь да степь кругом, равняйся и левой;
И, задружив с мамашею Кураж
Являть везде веселье и отвагу,
И не считать за шпагу карандаш,
Заточенный, чтоб закосить под шпагу.
Хотелось так настроить камертон,
Чтоб гололёдом не сменялось лето,
И, словно по Анголе Ливингстон,
Бродить по джунглям суверенитета;
Хотелось жить вразлёт и наобум,
От птичьих песен просыпаться в девять,
И только день отдав подсчёту сумм,
Раздать долги и больше их не делать.
Хотелось сделать былью волшебство
И с сердцем примирить кипящий разум;
Хотелось, как и Бендеру, всего,
И чтобы на тарелочке и сразу;
И, давний выпускник СССР,
Теряю силы и теряю смелость,
Осознавая пропасти размер
Меж тем, что есть, и тем, чего хотелось.
-
Главная
-
❤❤❤ Александр Габриэль — 25 цитат
