Он говорил: Люблю. Навек.
Роди мне дочь. А хочешь — сына.
Я - очень честный человек.
Мне без тебя невыносимо.
Он брал ее, как пух, за плечи.
И целовал ей пальцы рук.
Он говорил: уходит вечер
Мой милый, синеглазый друг
И в их прихожей пахло море.
И шел по венам горький ток.
И все — как в вечном приговоре:
Глоток любви еще глоток
Мели снега. Снега и вьюги.
И в этом ледяном безмолвии,
Они клялись любить друг друга
Своею маленькой любовью.
Два человека. Близко. Близко.
Как два котенка, грели души.
А в небе — месяц коромыслом
А в горле — ком. И очень душно
И старый дом склонился низко
Нелепо поправляя стрижку,
Он был родным, любимым, близким,
Еще похожим на мальчишку
Он говорил: ты просто верь.
Поверила. Впервые.
Сильно. Ушла зима
Закрыта дверь мне без тебя невыносимо!
— Алена Васильченко, 48 цитат
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
Чужой он и есть чужой. Что в нём хорошего? А свой - он тёплый. У него и глаза другие. Свой- он немножко как ты сам...
Знаешь, как плохо, когда увидеться хочешь, а вас километры разделяют. И ты думаешь о человеке утром, днем и ночью, надеешься, что он тоже очень скучает.
Любимому ... я никогда не прекословлю
И злость не вымещаю на посуде.
Мы всё решим спокойно и с любовью,
Как он мне скажет, так по-моему и будет!
Ему следовало бы сказать себе: «Я обладаю этим сейчас, и потому я счастлив»; вместо этого он — совсем по-викториански — говорил: «Я не могу обладать этим вечно, и потому мне грустно».
Без меня шоколад - ничто. Но стоит его положить в рот, и он станет удовольствием. Он нуждается во мне!
Нельзя любить человека только тогда, когда он в хорошем настроении, радует тебя и приносит одно сплошное счастье. Если ты действительно любишь, то люби и его печаль, плохое настроение и даже нытьё. Люби, когда он молчит, когда зол и груб, тогда ещё сильнее люби, ведь в такие моменты он особенно нуждается в твоей любви.
Взрослые очень любят цифры. Когда рассказываешь им, что у тебя появился новый друг, они никогда не спросят о самом главном. Никогда они не скажут: «А какой у него голос? В какие игры он любит играть? Ловит ли он бабочек?» Они спрашивают: «Сколько ему лет? Сколько у него братьев? Сколько он весит? Сколько зарабатывает его отец?» И после этого воображают, что узнали человека.
Когда говоришь взрослым: «Я видел красивый дом из розового кирпича, в окнах у него герань, а на крыше голуби», — они никак не могут представить себе этот дом. Им надо сказать: «Я видел дом за сто тысяч франков», — и тогда они восклицают: «Какая красота!»
Я в глазах твоих утону — Можно?
Ведь в глазах твоих утонуть — счастье!
Подойду и скажу — Здравствуй!
Я люблю тебя очень — Сложно?
Нет не сложно это, а трудно.
Очень трудно любить — Веришь?
Подойду я к обрыву крутому
Падать буду — Поймать успеешь?
Ну, а если уеду — Напишешь?
Только мне без тебя трудно!
Я хочу быть с тобою — Слышишь?
Ни минуту, ни месяц, а долго
Очень долго, всю жизнь — Понимаешь?
Значит вместе всегда — Хочешь?
Я ответа боюсь — Знаешь?
Ты ответь мне, но только глазами.
Ты ответь мне глазами — Любишь?
Если да, то тебе обещаю,
Что ты самой счастливой будешь.
Если нет, то тебя умоляю
Не кори своим взглядом, не надо,
Не тяни за собою в омут,
Но меня ты чуть-чуть помни
Я любить тебя буду — Можно?
Даже если нельзя Буду!
И всегдя я прийду на помощь,
Если будет тебе трудно.
Был праздник веселый и шумный, они повстречались раз
Она была в неге безумной, с манящим мерцанием глаз.
А он был безмолвный и бледный, усталый от призрачных снов.
И он не услышал победный, могучий и радостный зов.
Друг друга они не узнали и мимо спокойно прошли,
Но звезды в лазури рыдали и где-то напевы звучали,
О бледном обмане земли...
Внезапно не становятся чужими.
Нельзя перечеркнуть, и — пустота.
Два сердца в одинаковом режиме
Как будто перестали биться в такт.
Как будто подменили человека,
Которого ты знала от и до.
Как будто за плечами нет пробега,
И свито не уютное гнездо,
А что-то вроде Вавилонской башни.
Достроить ли? Разрушить в пух и прах?
Молчать вдвоем невыносимо страшно
На абсолютно разных языках.
Внезапно не становятся чужими,
Нельзя перечеркнуть. А, если да,
То значит, что и не были родными
Обидно, но, по сути, никогда.