Цитаты в теме «гнев», стр. 25
Ради защиты вступать мне надоело в бои.
Стоит мне вверх поглядеть в беломраморном нашем театре,
В женской толпе ты всегда к ревности повод найдешь.
Кинет ли взор на меня неповинная женщина молча,
Ты уж готова прочесть тайные знаки в лице.
Женщину я похвалю — ты волосы рвешь мне ногтями;
Стану хулить, говоришь: я заметаю следы
Ежели свеж я на вид, так, значит, к тебе равнодушен;
Если не свеж — так зачах, значит, томясь по другой
Право, уж хочется мне доподлинно быть виноватым:
Кару нетрудно стерпеть, если ее заслужил,
Ты же винишь меня зря, напраслине всяческой веришь, -
Этим свой собственный гнев ты же лишаешь цены.
— Знаете, Чубайка, — говорил он в промежутках между ударами, — наше общество напоминает мне организм, в котором функции мозга взяла на себя раковая опухоль!
— Эх, Зюзя, — отвечал Чубайка, выпуская струю дыма, — а как быть, если в этом организме все остальное — жопа?
— Чубайка, да как вы смеете? — От гнева Зюзя ударил головой в стену чуть сильнее.
— Зюзя, ну подумайте сами. Будь там что-то другое, опухоль, наверное, и не справилась бы.
— Так она и не справляется, Чубайка!
— А чего вы ждете, Зюзя, от опухоли на жопе?
«Итак, вы отрицаете существование трансцендентного бога и провидения, определяющего ход земных событий?» Я ничего не отрицаю, однако, повторяю, я никогда не видел в окружающем мире следов воздействия трансцендентной воли. «Но неужели вам не страшно жить в равнодушном мире, который покинули боги?» Должен признаться, ничуть не страшно; скажу больше, на мой вкус гораздо спокойнее оставаться в одиночестве, чем быть вечно окруженным богами, как в гомеровские времена. На мой взгляд, моряку, застигнутому штормом, утешительнее считать бурю игрой слепых сил, с которыми он должен бороться, призвав на помощь все свои знания и мужество, чем думать, что он какой-то неосторожностью навлек на себя гнев Нептуна, и тщетно искать средства умилостивить бога морей.
Злоба или другая страсть какая, поселяясь в сердце, стремится — по непременному закону зла — излиться наружу. Оттого обыкновенно говорят о злом или разгневанном человеке, что он выместил свою злобу на том-то или выместил гнев свой на том-то. В том и беда от зла, что оно не остается только в сердце, а силится распространиться вовне. Как пары или газы, во множестве скопившись в запертом месте, усиливаются извергнуться вон, так страсти, как дыхание духа злобы, наполнивши сердце человеческое, также стремятся из одного человека разлиться на других и заразить своим смрадом души других.
Если, мучимый страстью мятежной,
Позабылся ревнивый твой друг,
И в душе твоей, кроткой и нежной,
Злое чувство проснулося вдруг —
Все, что вызвано словом ревнивым,
Все, что подняло бурю в груди,
Переполнена гневом правдивым,
Беспощадно ему возврати.
Отвечай негодующим взором,
Оправдания и слезы осмей,
Порази его жгучим укором —
Всю до капли досаду излей!
Но когда, отдохнув от волнения,
Ты поймешь его грустный недуг
И дождется минуты прощенья
Твой безумный, но любящий друг —
Позабудь ненавистное слово
И упреком своим не буди
Угрызений мучительных снова
У воскресшего друга в груди!
Верь: постыдный порыв подозрения
Без того ему много принес
Полных муки, тревог сожаления
И раскаяния позднего слез.
Жить — значит страдать, обмирая ли от счастья или каменея от горя, рыча от наслаждения или рыча от гнева, задыхаясь от нежности или бледнея от боли, но страдать, за себя или за других, ибо жизнь, лишенная страдания, превращается в способ существования белковых тел.
А для того чтобы превратить свое существование в жизнь, человеку приходится рождаться дважды: как существу и как личности, и если в первом случае за него страдает мать, то во втором — он сам, лично, и далеко не у всех хватает на это отчаянности. Стать личностью означает определить себя во времени и пространстве, выйти из толпы, не выходя из нее
Я вас узнал, святые убеждения,
Вы спутники моих минувших дней,
Когда, за беглой не гоняясь тенью,
И думал я и чувствовал верней,
И юною душою ясно видел
Всe, что любил, и всe, что ненавидел!
Средь мира лжи, средь мира мне чужого,
Не навсегда моя остыла кровь;
Пришла пора, и вы воскресли снова,
Мой прежний гнев и прежняя любовь!
Рассеялся туман и, слава богу,
Я выхожу на старую дорогу!
По-прежнему сияет правды сила,
Ее сомненья боле не затмят;
Неровный круг планета совершила
И к солнцу снова катится назад,
Зима прошла, природа зеленеет,
Луга цветут, весной душистой веет!
После приказа властей о публичном сожжении
Книг вредного содержания,
Когда повсеместно понукали волов, тащивших
Телеги с книгами на костер,
Один гонимый автор, один из самых лучших,
Штудируя список сожженных, внезапно
Ужаснулся, обнаружив, что его книги
Забыты. Он поспешил к письменному столу,
Окрыленный гневом, и написал письмо власть имущим.
«Сожгите меня! — писало его крылатое перо.-
Сожгите меня!
Не пропускайте меня! Не делайте этого!
Разве я не писал в своих книгах только правду?
А вы обращаетесь со мной как со лжецом.
Я приказываю вам:
«Сожгите меня!»
Пока мы, как воздух, друг другу нужны,
Так чувства пока горячи и нежны,
Доверив мне сердце, и мне доверяй,
Меня ты, пожалуйста не потеряй.
А если вдруг сердце устанет мечтать,
Душа равнодушно захочет лишь спать,
Меня посильнее тогда ты встряхни,
Но в гневе, пожалуйста не оттолкни.
Когда закручусь я в потоке забот,
Терпенье моё вдруг совсем подведёт,
От зла и обид ты меня уведи,
И только, пожалуйста не подведи.
Когда моя жизнь превратится в пустяк,
И в бездну отчаянный сделаю шаг,
Сердцем чутким меня пойми и прости,
Лишь руку, пожалуйста не отпусти.
И если беда захлестнёт нас всерьёз,
И мы онемеем от боли и слёз,
Ты нитку надежды совсем не руби!
Меня ты, пожалуйста не разлюби.
Есть грехи, которые Господь простить не захочет, но нет грехов, которых он не может простить. А значит, чего бы ты не натворил, не строй на грехе гордыню, мол, — все равно мне прощения нету. Проси о нем. Не тебе судить, что будет прощено, а что — нет.
Как есть у Бога милосердная любовь, так есть и праведный гнев. Но гнев этот — еще не кара.
Непосильного Бог не даёт, непосильным только гордыня навьючивает Непосильное только у беса, а Господь только посильное дает.
Где брезгливость к чужой душе, там гордость.
Гордыня человеческая — это насколько душа человеческая от своего божьего замысла отличается.
Благодать — не медный пятак, — от человека к человеку переходит и не стирается.
Наука ведёт, а вера хранит.
Алексей Иванов. Золото бунта, или вниз по реке теснин.
Не дай вам Бог украсть
Я слышала, как старец говорил:
«Не дай Вам Бог украсть
Не будьте мерзки
Но если обокрали всё же Вас, —
Не огорчайтесь
Значит — Вы не бедны»
Я вижу мудрость в старческих словах.
Был мудрым этот Дед, прожив не мало
А тот, кто обокрал Вас — духом нищ,
Ему тепла души недоставало
Ни чести, благородства не имел
Брал всё чужое, сам дарить не в силах
Его простите, не держите зла,
Что бы обида Вас не погубила
Скупы не будьте людям на добро,
Делитесь теплотой души, улыбкой
Что б сказанные некогда слова —
Не оказались роковой ошибкой
Не говорите в гневе бранных слов,
Не проклинайте, даже
Вас предавших
Обиды, слёзы, боль, пусть унесёт —
Осенним ветром и листвой опавшей.
Разбирали кладовку, заваленную старым ненужным хламом. Папа наткнулся на старый телефонный справочник и рассказал: — Когда я был маленький, то в справочнике случайно увидел человека с именем Ангел Ангелов. Я набрал номер, и сказал (типичный детский юмор): — Позовите Черта Чертовича.
Оттуда с гневом и криками мужик поведал мне про мои умственные способности. Я звонил так много раз, зовя Черта Чертовича, с завидной постоянностью. Прошло уже очень много лет, Папа улыбаясь, нашел тот же номер, набрал его и давясь от смеха, спросил - А Черта Чертовича можно! Из трубки уже старенький дедок проворчал: — Ты не схоже еще, сволочи!
Мы все болеем: каждый в свою меру.
Один — простудой, второй — головой,
Третий — гордыней, гневом, маловерием,
Четвёртый — ленью, пятый же — тоской.
Мы все больны, истощены хандрою,
Бывает, что недугов весь букет,
И оттого так хочется порою
Больничный взять на много-много лет.
Да вот беда: болезнь не излечима
Примочками, микстурой или сном.
Одно лекарство здесь необходимо:
Жизнь изменить — но мы кричим: «Потом!»
«Потом, потом исправлюсь, обещаю,
сейчас — нет сил, уж лучше по болеть!»
Так к своему недугу привыкаем,
Что излечиться можем не успеть.
«Если у вас есть проблема — значит, вам необходимо простить кого-то за что-то. Любой человек, который испытывает боль, должен простить. Любой человек, оказавшийся в неприятных обстоятельствах, должен простить. Необходимость прощения есть везде, где есть место страданиям, несчастью, недостатку, смущению или нищете любого рода.»
«Негодование, обвинение, гнев, желание «посчитаться» или увидеть кого-либо, уничтожает ваше здоровье. Вы должны простить раны и оскорбления прошлого и настоящего, не столько ради блага того, кто их вам нанес, сколько ради своего собственного блага.»
В этот день умер не только ребёнок. Что-то в Кайфоломе ушло глубоко внутрь и больше не возвращалось. Казалось, у него не нашлось теории, чтобы объяснить произошедшее. У меня тоже. Единственное, что мы могли сделать в ответ — забить на всё, и продолжать. Замешивать скорбь, насыпать её в ложку, и растворять в капле гнева. Потом впрыскивать её в вонючую гнойную вену, и продолжать по новой. Не останавливаться, вставать, выходить, грабить, воровать, обдуривать людей, накачивать себя скорбью в ожидании дня, когда кончится лафа. Потому что неважно, сколько ты накопил, или сколько ты украл; тебе никогда не хватает. Неважно, как часто ты выходишь, чтобы кого-то ограбить и обдурить. Каждый раз ты должен вставать и продолжать по-новой.
По этому вдруг обрушившемуся на него водопаду слов Мел чувствовал, что Синди вот-вот взорвется. Он отчетливо представлял себе, как она стоит сейчас, выпрямившись, на высоких каблуках, решительная, энергичная, голубые глаза сверкают, светлая, тщательно причесанная голова откинута назад, – она всегда была чертовски привлекательна, когда злилась. Должно быть, отчасти поэтому в первые годы брака Мела почти не огорчали сцены, которые устраивала ему жена. Чем больше она распалялась, тем больше его влекло к ней. В такие минуты Мел опускал глаза на ноги Синди – а у нее были удивительно красивые ноги и лодыжки, – потом взгляд его скользил вверх, отмечая все изящество ее ладной, хорошо сложенной фигуры, которая неизменно возбуждала его.
Он чувствовал, как между ними начинал пробегать ток, взгляды их встречались, и они в едином порыве устремлялись в объятия друг друга. Тогда исчезало все – гнев Синди утихал; захлестнутая волною чувственности, она становилась ненасытной, как дикарка, и, отдаваясь ему, требовала: «Сделай мне больно, черт бы тебя побрал! Да сделай же мне больно! » А потом, вымотанные и обессиленные, они и не вспоминали о причине ссоры: возобновлять перебранку уже не было ни сил, ни охоты.
— Знаете, Уотсон, — сказал он, — беда такого мышления, как у меня, в том, что я воспринимаю окружающее очень субъективно. Вот вы смотрите на эти рассеянные вдоль дороги дома и восхищаетесь их красотой. А я, когда вижу их, думаю только о том, как они уединенны и как безнаказанно здесь можно совершить преступление.
— О Господи! — воскликнул я. — Кому бы в голову пришло связывать эти милые сердцу старые домики с преступлением?
— Они внушают мне страх. Я уверен, Уотсон, — и уверенность эта проистекает из опыта, — что в самых отвратительных трущобах Лондона не свершается столько страшных грехов, сколько в этой восхитительной и веселой сельской местности.
— Вас прямо страшно слушать.
— И причина этому совершенно очевидна. То, чего не в состоянии совершить закон, в городе делает общественное мнение. В самой жалкой трущобе крик ребенка, которого бьют, или драка, которую затеял пьяница, тотчас же вызовет участие или гнев соседей, и правосудие близко, так что единое слово жалобы приводит его механизм в движение. Значит, от преступления до скамьи подсудимых — всего один шаг. А теперь взгляните на эти уединенные дома — каждый из них отстоит от соседнего на добрую милю, они населены в большинстве своем невежественным бедняками, которые мало что смыслят в законодательстве. Представьте, какие дьявольски жестокие помыслы и безнравственность тайком процветают здесь из года в год.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Гнев» — 520 шт.
