Цитаты

Цитаты в теме «кино», стр. 19

Что можно сделать из колючей проволоки?
Помимо входа для своих дверей?
Венец терновый тем, кто в самоволке
Явит спасенье скопищу зверей.

Что можно сделать из ботинок модных,
Когда их посетил соседский кот?
Помимо убиения животных
Ботинок этот вряд ли подойдет

Для цели восхитительной и нежной
К примеру, для швыряния в окно
К особе заводной и безмятежной,
Что с гадом молодым пошла в кино,

Что где-то там целуется красиво
С каким-то парнем в джинсах дорогих,
А ты стоишь сиреневый, как слива
От холода в дождинах проливных

И думаешь: что можно сделать миру
В отместку за отверженность свою?
Убить ее кота? Поджечь квартиру?
И алой кровью написать «ЛЮБЛЮ!»

На всех машинах, прямо на капоте
Но вот ты снова утром на работе,
И ощущая от любви осколки,
Ты спрашиваешь, веря в оптимизм:

Что можно сделать из колючей проволоки,
Когда она намотана на жизнь?
Влюбилась я в женатого мужчину

Порою я краснею без причины,
Картинно улыбаюсь, как в кино —
Влюбилась я! В женатого мужчину
Причем уже достаточно давно.

Я для него усердней губы крашу,
Наряды подбираю в тон к глазам,
А он твердит, мол, выгляжу я краше
В растянутой футболке по утрам.

В ответ я улыбаюсь беспричинно,
И думаю, что он, конечно, врет.
Я влюблена в женатого мужчину!
О нем мечтаю ночи напролет,

И осень эта кажется мне сладкой,
Загадочными — шорохи листвы
Он ест — а я любуюсь им украдкой,
Красивым подбородком волевым.

Мы мало вместе времени с ним делим,
Ведь у него работа и семья
И только раз, один лишь раз в неделю
Могу весь день быть рядом с милым я.

Порою я краснею без причины,
Чему-то улыбаясь в тишине
Влюбилась я в женатого мужчину
Но счастье в том, что он женат на мне!

Друг друга понимаем с полуслова,
Сынишка озорной растет у нас
Я в мужа своего влюбилась снова,
Наверное, уже в сто первый раз!
Пока не проснулась фея, пока сказки теплыми котятами спят в ящике стола, пока курит на ступеньках усталый бледный гример, а декорации хаотичной грудой стоят в углу, впитывая пыль Пока никто не ждет, никто не просит, никто не хочет нас на стареньких подмостках сцены, давай поговорим. О погоде, о начавшихся дождях, о приближении вечера, о последних новостях, о прочитанных книгах и просмотренном кино. Давай обсудим выходные, что они обязательно будут солнечными, и мы поедем на дачу, и я найду удочку, но не смогу добраться до реки, заросшей кустарником до неузнаваемости, и ты будешь смеяться надо мной, и я буду смеяться вместе с тобой. Давай украдем у жизни полчаса, чтобы просто поговорить. Полчаса легких непринужденных слов, сладко щекочущих изнанку души, полчаса затишья в гомоне жизни, полчаса нас, ставших самыми близкими и родными друг другу. А потом, задыхаясь на сцене мира, стирая пот с виска рукавом просоленной рубашки, выгибаясь всем телом в полуболе-полуэкстазе новой сказки, я молчаливыми стихами буду осторожно баюкать в груди твою светлую улыбку, отсвет огонька сигареты в темном окне, крепкий чай со вкусом радости и мяты и тихие, тихие, тихие слова.
Мне бы носом в твои ладони,
Дерзкий гений, мне посторонний.
Мятным словом в твои тетради.
Томной мыслью в твою строку.

Мне бы просто теплом под кожу.
Мне б лишь знать:
Не простой прохожий,
Наобум, от тоски, не глядя

Заплутавший в мою судьбу.
Мне бы в венах покрепче крови.
Рыцарь? Демон?
Опустим роли.

Просто слабою оболочка оказалась —
Нет сил терпеть. Нет, с душой, милый, всё в порядке.
Лишь игры в прятки. А вот тело сдалось и точка:
Пульс так бьет, словно хлещет плеть.

Я о разном пытаюсь, правда.
Но выходит тобою травля мозга,
Что уж и так запудрен.
Мозг мой — кладезь моих грехов.

Закурить бы, заспиртовать бы да подуть:
Заживет до свадьбы, — чтобы больше
Не рваться внутрь не-по-душу-мою стихов
Это так. Между делом. Малость.

Просто жалость к себе закралась.
Так бывает. Тебе знакомо?
Есть крючок и наживка, но ты попал —
А никто не тянет.

И болтаешься так вот днями.
Вроде жив, а как будто в коме
Вроде жизнь, а копнуть — кино.
— Ты пытался когда-нибудь читать классиков по второму разу? Боже мой, все эти старые ***уны типа Харди, Толстого, Голсуорси — они же просто невыносимы. Им сорок страниц надо, чтобы описать, как кто-то где-то пернул. А знаешь, чем они берут? Они гипнотизируют читателя. Просто берут его за яйца. Представь, ни ТВ, ни радио, ни кино. Ни путешествий, если, конечно, ты не хочешь иметь после этих дилижансов распухшую жопу, подпрыгивая на каждой кочке. В Англии даже палку поставить толком нельзя было. Может быть, поэтому во Франции писатели были более дисциплинированными. Французы-то хотя бы трахались, не то что эти мудаки в своей викторианской Англии. Теперь скажи мне, какого хрена парень, у которого есть телевизор и дом на берегу моря, будет читать Пруста?
— Читать Пруста я никогда не мог, поэтому я кивнул. Но читал всех остальных, и мне ни телевизор, ни дом на берегу не смогли бы их заменить.
Осано продолжал:
— Возьмём «Анну Каренину», они называют это шедевром. Это же параша. Образованный парень из высшего общества снизошёл до женщины. Он никогда тебе не показывает, что эта баба на самом деле чувствует или думает. Просто дает нам стандартный взгляд на вещи, характерный для того времени и места. А потом он на протяжении трехсот страниц рассказывает, как нужно вести фермерское хозяйство в России. Он это всовывает туда, как будто кому-то это жутко интересно. А кому, скажи, есть дело до этого хера Вронского с его душой? Бог ты мой, даже не знаю, кто хуже — русские или англичане. А этот гондон Диккенс или Троллоп, для них же пятьсот страниц написать, плевое дело. Они садились писать, когда им хотелось отдохнуть после работы в саду. Французы хотя бы писали коротко. А как тебе этот мудила Бальзак? Бросаю вызов! Любому, кто сможет сегодня его прочесть!
Он глотнул виски и вздохнул.
— Никто из них не умел пользоваться языком. Никто, кроме Флобера, но он не настолько велик. Да и американцы не намного лучше. Драйзер, бля, даже не в курсе, что обозначают слова. Он безграмотен, я тебе точно говорю. Это вонючий абориген, бля. Еще девятьсот страниц занудства. Никого из них сегодня не издали бы, а если бы издали, критики сожрали бы их вместе с дерьмом. Но ведь эти парни прославились! Никакой конкуренции
Мужчина должен быть ленивым. Медленным и ленивым. При этом жестким. Жестким и цельным.
Уверенным в себе, но не самовлюбленным. Спокойным, но не равнодушным. Умным, но не занудой. Чувствительным, но не сентиментальным. Циником, но не эгоистом. Доброжелательным, но не наивным. Прощающим, но не снисходительным. Осторожным, но не трусливым. Откровенным, но не кондово-прямолинейным.
Я бы прикуривала ему сигареты, сидя на полу у его ног. Или в постели — в его ногах. Я бы любила слушать его. Я бы мало говорила сама. А в постели и вовсе были бы слова не нужны.
Он понимал бы толк в еде, но не был бы капризен. Понимал бы толк в выпивке, но не был бы алкоголиком. Понимал бы толк в литературе, но не был бы писателем. Понимал бы толк в кино Ну и так далее Понимал бы толк в жизни, но не был бы мертвым. Просто — понимал бы толк!
У него были бы твердые убеждения, но он был бы терпим к чужим.
Такой мужчина высоко ценил бы тактильные ощущения.
Слово «комфорт» на его языке значило бы — не размах и богатство. А удобные для него вещи, мебель, одежда, приятные мелочи.
Я прикрылась цинизмом, мое сердце оскоплено, я бегу от чудовищной Зависимости, от насмешки всеобщего Обмана. Эрос прячет в своем колчане косу.
Любовь — это все, что мы придумали, чтобы избежать чувства подавленности после совокупления, чтобы оправдать блуд, чтобы добиться оргазма. А любовь это квинтэссенция Красоты, Добра, Истины, она делает вас красивее, она облагораживает ваше жалкое существование.
Так вот, я отказываюсь от любви.
Я исповедую светский гедонизм, ратую за него, он делает меня свободной. Он освобождает меня от преувеличенного восторга от первого поцелуя, от того, чтобы звонить первой, чтобы двенадцать раз прослушивать коротенькое сообщение на автоответчике, чтобы сидеть в кино и пить кофе и вино, вспоминая детство, общих друзей, потом ужинать, беседовать о любимых писателях, о том что жизнь все-таки жестокая штука, потом первая ночь, за ней много других, и вдруг понять, что больше нечего сказать друг другу, делать вид, что целуешься, чтобы вдохнуть порошок, даже не испытывать желания заняться любовью, разойтись и все же оставаться вместе, переругиваться, утешаться, зная, что все уже умерло, изменять с другими и потом — ничего, пустота
Все мы в России и на Западе ищем внутреннюю свободу, ищем источник сил. Мы поехали туда, потому что сегодня именно там главное место мира где происходят события, крутятся деньги, снимается кино, живут звёзды. Данила Богров должен был появится там. Ну, а где она эта сила? Трудно сказать. Я думаю внутри человека, понятно же что не в Америке, силы то там как раз и нет. Я все время думаю, есть ли на самом деле такой человек? Молодой парень, как Данила или постарше, дембель или служит еще где-то, живет в каком-то небольшом городке и смог бы, кто-нибудь, так же как он ни имея ни денег, ни связей, ни языка отправится на другой конец Земли, просто потому что надо помочь брату армейского друга. Да и никто его не просил и он никому нечего не обещал, у него что дел своих нету? Или время девать некуда? Зачем? Почему? Ответ существует — потому что так надо. По-другому просто нельзя. Это же ясно. Значит он есть наверное такой да точно есть.
Хочется быть на него похожим? Не знаю, мне лично хочется. Другой вопрос, вот смог бы ты так же, так как он? У меня вообще странное к нему отношение, он и похож на меня и не похож и проще чем-то и взрослее вроде. Ну в общем действительно, брат.