Цитаты в теме «кресло», стр. 3 ▷ Socratify.Net

Ушел он рано вечером,
Сказал: - Не жди.
Дела Шел первый снег
И улица Была белым-бела.

В киоске он у девушки
Спросил стакан вина
«Дела -твердил он мысленно, -
И не моя вина.»

Но позвонил он с площади: -
Ты спиш? - Нет, я не сплю. - Не спиш?
А что ты делаеш? -
Ответила: - Люблю!

Вернулся поздно утром он,
В двенадцатом часу,
И озирался в комнате,
Как будто бы в лесу.

В лесу, где ветви черные,
И черные стволы,
И все портьеры черные,
И черные углы,

И кресла черно-бурые,
Толпясь, молчат вокруг
Она склонила голову,
И он увидел вдруг:

Быть может, и сама еще
Она не хочет знать,
Откуда в темном золоте
Взялась такая прядь!

Он тронул это милое
Теперь ему навек
И понял,Чьим он золотом
Платил за свой ночлег.

Она спросила: - Что это?-
Сказал он: - Первый снег.

Здравствуй, депрессия, здравствуй, родная,
Знать, заскучала за мной?
Ну, проходи, наливай себе чаю,
Руки-то, руки помой!

В кресло садись да включай телевизор —
Смотришь, поди, сериал?
Только не жди от сюжета сюрпризов —
Это не гений писал.

Хочешь вина или, может, текилы?
Ты не стесняйся, скажи!
Чокнулись, выпили, снова налили
На вот, конфету держи.

Как твоя жизнь, как семья, как работа?
Не издеваюсь — шучу.
Что у меня? Да все то же болото,
Впрочем, живи — не хочу.

Есть и плохое, хорошего — больше,
Ты вот зашла навестить.
Друг мой намедни вернулся из Польши
Надо по новой налить.

Продали тачку свою на запчасти,
Новую купим весной.
Нет, я не плачу пусть бросило счастье,
Ты же осталась со мной!

Дурак не может быть неинтересен, дурак — это явление общественное. Не будь их — картина мира была бы неполной. Дурак, прежде всего, выражает сущность своей эпохи. Умный может быть и впереди эпохи, и в стороне от нее, а с дураком этого не случается. Мир дураков необыкновенно разнообразен, дурак зарубежный — это совсем не тот, что у нас в отечестве. Дурак от науки не имеет ничего общего с дураком административным. Ох, какой же бытует у нас великолепный дурак! Крепкий! Надежный! Он сидит, как гриб, в своем кресле. Попробуй, подступись к нему! Умный может ошибиться, дурак не ошибается никогда!

Сегодня мы отмечаем еще один конец света. Сколько их было, сколько их еще будет Мы сидим в одном кресле, смотрим в окно на бледное зимнее небо, на безмятежно кружащихся в нем птиц и смеемся. Слепа человеческая вера в чудо, слепа, наивна и дремуча, но пока толпы фанатично настроенных, от скуки сходящих с ума людей складывают консервы в пыльные чуланы, чудо все же происходит. Оно в этом бледном небе, в хищно изогнувшихся черных ветвях обнаженных деревьев, оно в этих сонных птицах, оно в головокружительном танце снега за окном. Оно в этих смешных людях, оно в нас с тобой. Оно везде. Потому что мир этот сам по себе — чудо. И ты завариваешь чай, а я включаю музыку, мы молчим и улыбаемся, как сообщники одной тайны, простого понимания того, что мы сами создаем свой мир. И слушая твои утренние шутки, и украдкой любуясь твоей искренней красотой, этой сквозной открытостью души, я снова и снова понимаю, что люблю А конец света Что же, если кончится свет, то я научу тебя любить во тьме.Поздновато я спохватилась, но так красиво написано, что я решила с вами поделиться.

Кресло власти сработано не по мерке головы.

Впервые, сидя в этом кресле, она испугалась, что он может перестать быть частью ее жизни. Она уже не представляла себе такого.

Впервые, сидя в этом кресле, она испугалась, что он может перестать быть частью её жизни. Она уже не представляла себе такого. И задумалась, почему ощутила это именно сейчас, читая о синеве лабораторного зала, где машины занимались расшифровкой гена.

Малым я полем владею, доходом и скромным и честным,
Но доставляют они мне беспредельный покой.
Дух мой, не ведая страха, с одним лишь спокойствием дружен
И не страшится злодейств, что за бездельем идут.

Пусть привлекают других и война, и курульные кресла, —
Все, что лелеет в себе тщетную радость свою.
Почестей я не ищу; быть бы частью народа простого
И до последнего дня днями своими владеть.

Приходи на меня посмотреть.
Приходи. Я живая. Мне больно.
Этих рук никому не согреть,
Эти губы сказали: "Довольно!"

Каждый вечер подносят к окну
Мое кресло. Я вижу дороги.
О, тебя ли, тебя ль упрекну
За последнюю горечь тревоги!

Не боюсь на земле ничего,
В задыханьях тяжелых бледнея.
Только ночи страшны оттого,
Что глаза твои вижу во сне я.

— Ага, вот это, верно, ваши любимцы? — продолжал я, указывая на кресло в тёмном углу, где, как мне показалось, сидели кошки.
— Странный предмет любви.
Там, как на грех, оказались сваленные в кучу битые кролики.

Женщины гордо величают мужчин «сильными мира сего», даже, несмотря на побеги из ЗАГСА и кресла стоматолога, нервный тик перед потерей свободы и необузданный страх во время рождения первенца.

Радость — глоток воды в жаркий день, уютное кресло вечером после тяжелой работы, долгая беседа, когда ты истосковался по умному собеседнику. Счастье — совсем другое. Путешественник счастлив, поднявшись на высокую гору. Но он не радуется, он знает, что ему предстоит долгий и тяжкий обратный путь. Радость — это итог. Счастье — это путь.

Она соскользнула с кресла, прильнула к Ральфу, головой к мокрой, хоть выжми, рубашке, и закрыла глаза; наперекор боли и горю она была счастлива, — пусть бы эта минута длилась вечно! Он приехал, все-таки есть у нее власть над ним, все-таки она победила.

Абонент развалился в кресле, запивая абсентом горе, абоненту не интересно, кто виновен был в этой ссоре.

На табличке: «Не беспокоить.
Абонент ненадолго умер»
Телефон продолжал трезвонить
На мелодию «Черный бумер»

Абонент развалился в кресле
Запивая абсентом горе
Абоненту не интересно
Кто виновен был в этой ссоре

Абонент разрывает связи,
Заглотав антидепрессанты
Абонент поливает грязью
Не свои, но чьи-то таланты

Телефон перестал трезвонить
На мелодию «Черный бумер»
На табличке: «Идите нах!
Абонент ненадолго умер».

— И почему это сегодня все девушки на меня так смотрят
— Может, потому, что на вас женские брюки?
— Это унисекс!
— Да в таком случае, поднимайте свой унисекс с моего кресла!

Но Депрессия всего лишь мрачно улыбается, садится в мое любимое кресло, кладет ноги на стол и закуривает сигару, наполняя всю комнату вонючим дымом. Глядя на нее, Одиночество вздыхает и ложится в мою постель, натягивая одеяло с головой — не раздеваясь, в ботинках. И я понимаю, что сегодня мне снова придется спать в его компании.

Солнце скрылось на западе
За полями обетованными,
И стали тихие заводи
Синими и благоуханными.

Сонно дрогнул камыш,
Пролетела летучая мышь,
Рыба плеснулась в омуте...
И направились к дому те,

У кого есть дом с голубыми ставнями,
С креслами давними
И круглым чайным столом.
Я один остался на воздухе

Смотреть на сонную заводь,
Где днем так отрадно плавать,
А вечером плакать,
Потому что я люблю Тебя, Господи.

— Вы посылаете наемников убить четырнадцатилетнюю девчонку и еще разговариваете о чести? — Он отодвинул назад кресло и встал. — Сделай это сам, Роберт. Человек, который выносит приговор, должен сам занести меч. Погляди в ее глаза, прежде чем убьешь. Посмотри на ее слезы, выслушай последние слова. По крайней мере хоть это ты должен сделать.

Я сажусь в её кресло с высокой спинкой. Чтобы понять, что это такое — просидеть сорок пять лет среди банковских бумаг и стирательных резинок, в то время как часть сознания поднимается на духовную высоту, где сияет свет такой силы, которая может заставить её пожимать плечами в ответ на слова о земной любви. Которая для всех нас нечто среднее между домским собором в Нууке и возможностью третьей мировой войны.