Цитаты в теме «кукла», стр. 2 ▷ Socratify.Net

Рационализм говорит, хватит говорить «Мы» или «Они», надо говорить «Я», надо отвечать за себя, за своих родных и детей. В этом мире уже давно никто не хочет ничего делать за нас и для нас. Поэтому рационализм говорит, что каждый должен быть рациональным САМ, должен думать о себе, и о том, что вокруг его. Рационализм, в первую, очередь должен быть в голове!!! И только поселившись в ней, он сможет пойти дальше и сделать рациональной жизнь вокруг.
Только сказав «Я», можно уже говорить «МЫ», ибо «МЫ» это объединение индивидуальных и независимых людей. Хватит быть стадом, хватит ходить за пастухами и работать куклами на ниточках у Кукловодов Нужно самому знать, что ты делаешь, как ты это делаешь и зачем ты это делаешь. Надо стать Рациональным человеком.

В дом ко мне вошла без стука, скука,
И спросила простодушно: Что брат, скучно?
Я, какая-никакая, все ж душа живая,
Так давай с тобою вместе поскучаем.

Зря ты так меня встречаешь, знаешь,
Что слыву я бабой скверной — это верно.
Но ведь я, хотя и скука, не какая-нибудь кукла,
Да и знаем мы давным-давно друг друга.

Я вполне демократична, лично,
И своею быть в народе я не против.
Цели нет определенной, но пузырь тоски зеленой
Мы раздавим под огурчик под соленый.

Добрых, злых, холодных, страстных — разных,
У меня знакомых много — слава богу.
Я весь мир исколесила, только ночью синей,
Мне нигде так не скучалось как в России.

В Ираке ко мне часто подходили люди и говорили: «Можно у вас попросить автограф?» А я говорил: «Ну да, типа того. Вы только опустите сначала автомат». Одна девушка подошла ко мне за автографом, и ее ствол смотрел мне прямо в рот. Потом вернулись парни из патрулирования. У каждого было по здоровенному помповому ружью, и все они были сняты с предохранителей. Я сказал: «Эй, пилигримы, может вы поставите ваши дробовики на предохранители? Они же смотрят прямо на мои яйца. Я не хочу быть похожим на куклу Кена!»

Мне всегда казалось, что я выгляжу как глупая кукла с огромным ртом и волосами на прямой пробор. Со временем ты взрослеешь и понимаешь, что все вещи в себе надо принимать. А потом целуешь своего любимого и понимаешь, для чего тебе эти губы.

После спектакля кукловоды уходят, а сломанные куклы выкидываются.

Наше тело — последняя кукла, от которой нам предстоит отказаться.

Нас чрезвычайно вводят в заблуждение, рисуя образ нормального человека. По-настоящему тот кошмар, который мы из себя представляем, и есть вполне нормальный человек. А то, что нам рисуют как идеал, — такой же пластиковый фантом, как кукла Барби.

Каков сценарий! Режиссура!
Сам Станиславский нервно курит!
Поверил он бы с полуслова
В театр кукол Образцова!

И кукловод на высоте,
Его не видно в темноте.
И положительную роль
Сыграть решил он в пьесе той.

Ты помнишь, что такое женщина?! Это не только кукла с нежной кожей и ласковой улыбкой! Она двигается, меняется, думает И ей нужно хотя бы немного комфорта!

Совершенство может быть достигнуто только существами, не обладающими сознанием или скорее обладающими бесконечной сознательностью. Это возможно только для кукол и Богов.

Однажды, когда мы с Цунэтомо шли по дороге, он сказал: «Разве человек не похож на куклу, которой управляет искусный мастер? Чудо, что он может бегать, прыгать, скакать и даже говорить, хотя к нему не прикреплены никакие ниточки. Не случится ли нам быть гостями на празднике Бон в следующем году? Поистине, этот мир — суета. Люди всегда об этом забывают».

Небо, на которое я смотрю, почти не меняется, и я снова смотрю на город, по котором люди передвигаются, не останавливаясь, со своими улыбающимися и довольными лицами. Все они куклы, такие же фальшивые, как и все остальные, не имеющие реальной цели. Или, может быть, у них есть реальная цель: дурачиться.

Нет официального названия месту, где я работаю.
Его специальность - изготовление кукол, но большинство работ, которые мы получаем, связаны со строительством.
Президент - чудак, который покупает заброшенное здание, чтобы сделать своим офис.
Я думаю, что это не компания, а скорее расширение его хобби.

А я была лишь куклой в руках у кукловода
За нитями ведома, послушна каждым жестом.
А он, лепил, старался душевного урода,
Он ремесло довел почти до совершенства.

Имел он в арсенале и кнут, и лесть, и пряник.
Где надо пригрозит, а иногда — погладит.
То вдруг в глазах слеза — ну вылитый ботаник,
То на кулак намотаны волос льняные пряди.

Он думал, что возможно из леди сделать пупса,
А после — в бутафорский сундук ее закинуть,
Забыть ее, как вещь, с истраченным ресурсом,
Но, прежде, презирая, ей плюнуть смачно в спину.

Но только ошибался мой кукловод искусный,
Плевки не липнут к леди, забвение не пугает.
Ей свет родной души дороже рампы, люстры
У кукловода — тридцать монет звенят в кармане.

И там, в теплом свете лампы, они увидели то, что хотел им показать Лео Ауфман. В столовой за маленьким столиком Саул и Маршалл играли в шахматы. Ребекка накрывала стол к ужину. Ноэми вырезала из бумаги платья для своих кукол. Рут рисовала акварелью. Джозеф пускал по рельсам заводной паровоз. Дверь в кухню была открыта: там, в облаке пара, Лина Ауфман вынимала из духовки дымящуюся кастрюлю с жарким. Все руки, все лица жили и двигались. Из за стекол чуть слышно доносились голоса. Кто то звонко распевал песню. Пахло свежим хлебом, и ясно было, что это – самый настоящий хлеб, который сейчас намажут настоящим маслом. Тут было все, что надо, и все это – живое, неподдельное.

Если вывеска придорожной лавки гласила: «Купите у нас подарки!» — мы просто должны были там побывать, должны были там накупить всяких дурацких индейских изделий, кукол, медных безделушек, кактусовых леденцов. Фраза «Сувениры и Новинки» прямо околдовывала её своим хореическим ритмом. Если какой-нибудь кафетерий объявлял «Ледяные Напитки», она механически реагировала на приглашение, даром что все напитки везде были ледяные. Это к ней обращались рекламы, это она была идеальным потребителем, субъектом и объектом каждого подлого плаката.

Мсье Люцифер, единственный, кто принимал нас всерьёз, не оставлял нас в покое ни днём ни ночью (особенно ночью) и приводил в действие электрические орудия пыток на наших бедных душах, как и где только ему заблагорассудится. Он оказался талантливым кутюрье; он создавал новые фасоны миниюбок, узких блузок, летних платьев и подгонял под них длинноволосых темноглазых кукол, вдохнув в них подобие призрачной жизни, чтобы потом поставить из рядом с нами на улицах, в кафе и вагонах метро. Он легко добивался успеха.

А ты клянись, что больше ни один
Мужчина плакать горько не заставит,
Что разлюбивший станет нелюбим,
Что обманувший — в миг ненужным станет.

А ты клянись, что если не срослось —
Найдешь причину искренне смеяться,
Что если вместе больно, лучше — врозь,
Что если вместе горько — вырвать с мясом.

А ты клянись — не будешь набирать
Заветный номер, если глухо в трубке,
И до утра мозги перетирать
В муку из ревности, отчаянья и муки.

Не будешь впредь доверчивой, слепой,
Наивной куклой, дурой безнадежной.
Прогонишь боль поганою метлой,
И вместо омута — по гальке осторожно.

А ты клянись. Хоть сотни тысяч раз.
Но эту клятву — не сдержать вовеки.
Ведь человек — доверчивый дурак,
Когда влюблен в другого человека.

У пластмассовых, миленьких кукол
Ни души не бывает, ни сердца.
Мальчик, слушай, пусти обогреться,
Только так, чтоб никто не застукал.

Наливай до краев, что робеешь?
Эта ночь обещает быть долгой,
Это в сказках про вечность и только
А ты сам-то любил? А умеешь?

У меня? Да бывало однажды
Рассказать? Ты дурной или смелый?
Нет, он был не второй, и не первый
Просто был Просто стал очень важным

Не сложилось Такая дорога
Что сидишь? Наливай! Я устала,
Я бы много еще рассказала,
Как у черта молила и Бога,

Как по двери сползала вдогонку
Запинаясь о гордость бежала
Что люблю я ему не сказала
Про любовь не положено громко

Ладно, мальчик. Пойду. Уже утро
Слушай, знаешь, давай между нами,
Ведь про душу не надо словами?
Все что было, оставим кому-то

И в красивой, пустой оболочке
Ничего. Ни романа, ни драмы,
Потому что однажды «Тот самый»
Разорвал все нутро на кусочки.

Не хочу быть другой и смогу ли едва ли
Не умею расчётливо в масть и впритык
Так уж я создана из фиалок и стали
Из болота в котором укрылся родник

Из затвора в котором несу послушание
Или может оно моё сердце несёт
Даже в жажду и голод не стану пираньей
Лучше крепко и больно зашью себе рот

Из янтарно-жемчужного раннего утра
Из луною согретой ночной тишины
Из отчётливых " да» и туманных «как будто.»
Из завязанной бантом горячей войны

Куклой быть не хочу и холодною стервой
Быть такой не могу не смогу не хочу
А цветной карандаш вдруг оброненный Беллой
Подхвачу и в ночи нарисую свечу.