Цитаты в теме «манера», стр. 10
Я могу время от времени произносить длинные и умные слова, говорить слишком быстро, вставлять в разговор имена, показывающие мой высокий культурный уровень, — в общем, выламываться, изображая этакого мэтра, но если это создает впечатление, будто мне нравятся манеры подобного пошиба в других, так я уж лучше буду лопотать до конца моей жизни какое-нибудь «биббли-буббли-ваббли-снибли бу-бу нафиг», читать исключительно Джорджет Хейер, смотреть только Санта-Барбару, играть в бильярд, нюхать кокаин, надираться до поросячьего визга и никаких слов длиннее, чем «мудак» и «хер», не произносить.
Женщина есть как бы книга, которая, хороша ли она или плоха, прежде всего пленяет нас своим титульным листом; ежели он не заинтересовывает нас, книга не внушает нам желания прочесть ее, и это желание стоит в прямом отношении к интересу, который он нам внушает. Титульный лист женщины читается сверху вниз, как и книга; и ножки женские все же занимают нас не более, нежели имя издателя. Во всяком случае, правы женщины, заботясь о своем лице, нарядах и манерах; ибо только этим могут они вызвать желание их прочесть у тех, кому природа не даровала при рождении преимущества слепоты.
Она вдруг отбросила шутливый тон и в упор взглянула на меня. Мне стало не по себе. Есть люди, которые в разговоре с тобой непременно смотрят тебе в глаза, а не то ещё подходят к тебе вплотную, чтобы быть уверенным, что ты их слушаешь, — я и по сю пору не могу свыкнуться с этой манерой. Кстати сказать, их расчёт неверен, потому что я в этих случаях думаю лишь об одном — как бы увильнуть, уклониться от них, я бормочу:"Да-да", переминаюсь с ноги на ногу и при первой возможности убегаю на другой конец комнаты; их навязчивость, нескромность, притязания на исключительность приводят меня в ярость.
– Меня ночью пучило, – сообщила старуха в чепце, пялясь на доску. Можно подумать, там решалась ее судьба. – Я и так, и эдак, а оно пучит. И газы. Мне вредно есть на ужин говядину с бобами. Молодой человек, у вас хороший желудок?
– Лучший в Галактике, – ответил Лючано таким тоном, что лишь глухой рискнул бы задать ему следующий вопрос. – Родной брат утилизатора. У меня характер скверный. И манеры.
Старуха оживилась.
– Вам надо принимать «Имаклик». Он благотворно действует на психику. Вы явный невротик, вам поможет. Я три раза в день принимаю «Имаклик-форте». Если б не пучило, я бы спала, как дитя. А так, – она с огорчением шмыгнула носом, втянув крупную каплю, – никакой пользы. Бегаешь в туалет, а оно, извините, как дверца к заднице. Вы ночью ходите в туалет? Я имею в виду, без слабительного?
Лючано отпил еще бренди.
– Хожу. И ночью, и утром. И днем. Я из дерьма полжизни не вылезаю.
В сущности, о профессоре можно судить еще до того, как он откроет рот, по манере, с какой он слушает студента, плавающего перед ним. Есть профы важные, сидят, точно в суде председательствуют. Дурно воспитанный проф разваливается в своем кресле, зевая от скуки, глядит в потолок и ковыряет в носу. Проф-комедиант не перестает улыбаться с тонким видом, гримасничает, поднимает брови. Проф-псих и крикун то и дело что-то яростно записывает, но потом почти не говорит, не обобщает. Существует даже проф-охальник, который разглядывает сидящую с ним рядом студентку, точно она продажная девка или он сам — сеньор, располагающий правом первой ночи.
Меня словно бы накрыло непроницаемым, прозрачным колпаком. Окружающий мир виделся оттуда практически без искажений, но воздух под колпаком был отравлен. Мне, бессмысленному, веселому детенышу, стало вдруг очевидно, что мой путь домой и дальнейшие планы на день не просто полная фигня, но беспомощное, судорожное подергивание одушевленного куска мяса, на манер агонии насекомого. Нечто дурацкое, необязательное и в то же время неизбежное, как включение электрического стула под жопой какого-нибудь американского осужденного.
Если тебе хочется поговорить об искусстве, вступи в клуб литераторов, художников или музыкантов, занимайся этим профессионально, и будешь иметь такие разговоры каждый день с утра до ночи. Если для тебя важны хорошие манеры, переезжай в Англию и устраивайся на работу в королевский дворец. А живешь бок о бок ты не с литературными вкусами и не с манерами, ты живешь с человеческими качествами, с характером, с личностью. И именно от этих качеств, а не от литературных пристрастий, зависит, как поведет себя человек в критическую минуту, поддержит ли тебя или бросит на произвол судьбы, поможет или предаст. Счастливы те, кто понимает это раньше и избегает тем самым множества ошибок, порой трагических. И никогда не бывают счастливы те, кто понимает это слишком поздно.
Гарри как-то сказал ей, что Малфой – всего лишь марионетка в руках своего отца и других слуг Волдеморта. Пешка. Подросток, который стыдится признать, что и у него бывают слабости.
Гарри, милый Гарри. Как же он заблуждался. Он всегда старается видеть в людях что-то, что поможет ему превзойти их. Он не может представить, что кого-нибудь он просто не сможет разгадать, потому что не может себе такого представить. Гарри – идеалист. А Малфой – вот он. Красивый аристократ с идеальными манерами. Бабник, рассматривающий всех девушек как своих потенциальных шлюх. Бездушный сын Пожирателя Смерти, сам готовящийся принять метку. Целеустремлённый, расчётливый интриган, знающий, в какое место больнее всего ударить. Почему-то Гермиона была уверена, что если отмести все посторонние факторы и устроить противостояние «Поттер-Малфой», у Гарри не будет ни единого шанса. Жаль только, он сам, как и Рон, рассматривали слизеринца как надоедливую неприятность, а никак не как опасного соперника.
Великие события всегда начинаются буднично. У кого-то засветилась фотопленка, чтобы через полвека была создана атомная бомба. Кого-то высекли за неуспеваемость и посадили за уроки на жестком стуле — и он изобретает водяные матрасы. Мир состоит из сплетения причин и следствий, и кое-кто утверждает, что это — гармония. Ничто, уверяют они, не случайно, и судьбы наши предрешены. Впрочем, их остается все меньше, таких людей, главным образом из-за их манеры переходить улицу, полагаясь на судьбу больше, чем на сигналы светофора. Представители же философской школы, основанной на так называемой теории хаоса, напротив, выживают и множатся, ибо они стараются вовсе не переходить улицу.
Я – настоящая русская по натуре: в какую среду ни попаду, сейчас же попаду в тон, заражусь её взглядами, вкусами, манерами. Один ученый человек доказывал мне, будто это – великое качество русских, будто благодаря ему, они стали лучшими из колонизаторов. Лермонтов похвалил за него Максима Максимовича, а Гончаров – русских матросов из Японии. Может быть, они и правы, судить не смею; только это качество, как мне кажется, носит в себе задатки большой бесхарактерности, отсутствия самостоятельной мысли и самостоятельных убеждений. Я ни на одном языке не встречала пословицы равносильной «с волками жить – по волчьи выть»; это принцип русской податливости и уступчивости.
1) В красноречии важна манера речи, а не слова.
2) Для того, чтобы избежать критики, нужно ничего не делать, ничего не говорить и никем не быть.
3) Кто делает не больше того, за что ему платят, никогда не получит больше того, что он получает.
4) Истинное одиночество — это присутствие человека, который тебя не понимает.
5) Что такое инициатива? Это то, что человек делает так, как надо, хотя его об этом не просят.
6) Одна машина может сделать работу пяти обычных людей; ни одна машина не сделает работу одного незаурядного человека.
7) Отчаявшись стать счастливыми и могущественными и мучить других, мы изобретаем совесть и мучим себя.
8) Гений имеет свои границы; глупость свободна от подобных ограничений.
9) Человек — венец творения; а кто это сказал?
Есть несколько видов любви. Один из них — эгоистичное, жестокое, алчное чувство, которое использует любовь, чтобы подчеркнуть собственную важность. Это уродливый и ущербный вид любви. Другой вид помогает открыть в тебе все самое хорошее — доброту, внимание, уважение — уважение не в плане манер и поведения, а уважение куда более значимое, признание другого человека уникальным и ценным. Первый вид любви может сделать тебя больным, мелким и слабым, а второй может высвободить в тебе силу, мужество, доброту и даже мудрость, о существовании которой внутри тебя ты даже не знал. Из письма Джона Стейнбек сыну.
Влечет меня старинный слог
Влечет меня старинный слог.
Есть обаяние в древней речи.
Она бывает наших слов
И современнее и резче.
Вскричать: «Полцарства за коня!» —
Какая вспыльчивость и щедрость!
Но снизойдет и на меня
Последнего задора тщетность.
Когда-нибудь очнусь во мгле,
Навеки проиграв сражение,
И вот придет на память мне
Безумца древнего решение.
О, что полцарства для меня!
Дитя, наученное веком,
Возьму коня, отдам коня
За полмгновения с человеком,
Любимым мною. Бог с тобой,
О конь мой, конь мой, конь ретивый.
Я безвозмездно повод твой
Ослаблю — и табун родимый
Нагонишь ты, нагонишь там,
В степи пустой и порыжелой.
А мне наскучил тарарам
Этих побед и поражений.
Мне жаль коня! Мне жаль любви!
И на манер средневековый
Ложится под ноги мои
Лишь след, оставленный подковой.
Баллада о принце.
Он Принцем был (обычный Принц — из грёз),
Туманный взор и резко-тонкий профиль.
Он ей стихов Вийона сборник нёс,
Она несла капусту и картофель.
Изящный, как бамбуковая трость,
Причудливо — изысканны манеры,
Читал стихи, она вбивала гвоздь
В оторванную дверцу шифоньера.
Он томно обнимал гитарный гриф
И пел романс о чувственном экстазе.
Она же, сигарету прикурив,
Паяла продырявившийся тазик.
Он Принцем был — от лаковых штиблет
До аромата ландыша с корицей.
Завидовали бабы паре вслед:
«Являются же к некоторым принцы!»
А вот она Принцессой не была,
И тем понятней смена фаворита:
На кухне занял место у стола
Мужчина молчаливый и небритый.
Он водку пил и Лорку не читал,
Не мог свистать лирические трели,
Зато имел стабильный капитал,
И знал, что делать с лобзиком и дрелью.
А Принц ушёл. Куда — не всё ль равно?
Ведь где-нибудь печальная девица
С тоской глядит в открытое окно
И ждёт его, загадочного Принца.
Господи, ну что же происходит?
Неужели мы живем лишь для того,
Чтоб смотреть, как наша жизнь уходит
И не сделать больше ничего.
Господи, ведь мы родные дети
Для тебя, Ты смотришь не спеша,
Как на созданном тобою свете
Грешная скитается душа.
Неужели мы для этого страдаем,
И пытаемся Тебя в себе познать
Проходя от края и до края,
Чтоб потом Тебе свой долг отдать.
Господи, прости меня за это,
Я хочу понять хотя бы раз
Снова не найдя в себе ответа,
Что же приготовил ты для нас.
Ты прости меня, я скромно верю,
Что поймешь Ты это, не гневясь.
Хоть в открытой я пишу манере,
Но перед тобою преклонясь.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Манера» — 216 шт.
