Цитаты

Цитаты в теме «поэт», стр. 9

Земля — Небо. Между Землёй и Небом — война. Спев одну эту строчку, Виктор Цой мог уже больше ничего не петь. Он сказал всё. Просто и гениально. До сих пор мне непонятна смерть Цоя; предполагаю, что он был проводником. Белых сил и явно не успел выполнить возложенную на него миссию. Он ушёл внезапно. Я думаю, что, на какое-то мгновение расслабившись, он потерял контроль над собой и открыл, таким образом, брешь в энергетическом поле защиты, причём сделал это так неожиданно, что Белые не успели среагировать, тогда как Чёрные среагировали мгновенно. Цоя нет, как нет и Высоцкого.

Они уходят, выполнив задание,
Их отзывают Высшие Миры,
Неведомые нашему сознанию,
По правилам космической игры.

Они уходят, не допев куплета,
Когда в их честь оркестр играет туш:
Актёры, музыканты и поэты —
Целители уставших наших душ.
На площади стреляют поэтов. На главной площади нервные люди с больными глазами находят своё бессмертие. Но бессмертие пахнет могилой, это эхо молчания в затхлых залах вечной немоты, это плесень апатии, это мгновение, ставшее тягучей, душной, статичной вечностью. На площади люди слизывают с побледневших пересохших губ вкус жизни, запоминая его навсегда, влюбляясь в яростную боль, несущую в себе семена любви и экстатичной жажды вдохнуть в пробитые легкие хотя бы ещё один глоток солёного воздуха. На площади люди отчаянно смотрят в небо, судорожно понимая, что человеческая смертность — всего лишь залог остроты чувств, горячности идей, вечного стремления успеть, не жалея себя: жить, любить, дышать, смеяться, кричать в распахнутые окна, подставлять неумолимо стареющее лицо дождям, ветрам, снегопадам, солнцу Потому что в конце этого предложения будет точка, восклицательный знак, а не шлейф уходящего в никуда многоточия. На площади стреляют поэтов. И поджарые животы в предчувствии пули прячут в чреве своём несказанные слова, тяжёлым комом поднимающиеся к сжимающемуся горлу, вырывающиеся в холодный воздух хрипом последних итогов. На площади, где стреляют поэтов, стоит мальчик. И небо давит на него, и снег кажется каменным, и тишина пугает И он пишет на изнанке собственной души детскую мораль взрослой сказки: Бог создал нас разными. Смерть — сделала равными.
Что есть красота женщины в глазах муравья? Что есть красота цветка в глазах рыбы? Красота это оценка данности, понятия красоты условны, личностны, глубоки, но не обьективны. Красота это внутреннее переживание, чувство видящего, красота вечна, красота для каждого своя. И тот акт, блик жизни, который ты считал красивым, который обожествлял и возвеличивал в своем сердце, который толкал тебя на подвиги и поэмы, на музыку и картины, в котором видел ты своего бога, в котором находил любовь как только ты закроешь глаза и отвернешься, станет данностью, фактическим элементом бытия, одним из. И являясь зачастую бессменным катализатором творчества, красота не вовоне, не вокруг, она в тебе самом, делая любое творчество неотделимым от творца, соединяя их в единое целое, до той степени близости, что становится невозможным сказать: «это поэт, а это его стихи» или: «это музыкант, а это его музыка», оставляя только скомканное «это все — он, и тело его, душа дробятся на больной взгляд, дрожащие плечи, слова, звуки, остаются на холсте системой мазков». И то огромное, живущее в сердце, поглощающее разум, требует выхода, продолжения, нацеливает на вечный поиск сквозь штормовой конфликт души, который с легкостью обьясняет любые муки творчества, но который всегда остается личной тайной автора. .
Человек никогда не нарисует картину, превосходящую банальный узор инея на стекле или круги на воде в простой луже, когда идет дождь. Человек никогда не сочинит музыку, которая станет совершеннее, чем пение птиц за окном или стон ветра в пустыне. Человек никогда не напишет стихов более откровенных и трепетных, чем мягкий свет в глазах влюбленного мальчишки или дрожь пальцев умирающего старика. Но мы все же создаём Может быть потому, что любовь, одетая в наряд ярости или острой грусти, но всегда именно любовь, закипая в сердце, застывая чёрной смолой в глубине глаз неминуемо ищет выхода, выплеска вовне, разрывая грудь, оседая на кончиках кистей, падая в разбросанные ноты. Собирая в нас все самое лучшее, с болью и кровью отрывая истоки вдохновения от обнаженной души, безумно смеющейся или упершейся взглядом расширенных зрачков в видимую только ей бездну. И потому поэты смотрят больными, красными от недосыпа глазами в небо, подбирая ускользающее слово, и потому музыканты продолжают осатанело перебирать струны уже негнущимися от холода пальцами, ничего не видя вокруг, и поэтому художники сходят с ума, падая на колени возле недописанного холста и плача Но именно в такие моменты эти странные, живущие глубоко внутри себя люди, столь ранимые в пространстве твердого мира, зашивающее под кожу свои слабости, вдыхающие вместе с острым воздухом ядовитую пыльцу творчества Именно в такие моменты они видят Бога.
А мне приснился сон
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасён
Сергеем Соболевским

Его любимый друг
С достоинством и блеском
Дуэль расстроил вдруг.
Дуэль не состоялась

Остались боль да ярость
Да шум великосветский,
Что так ему постыл
К несчастью, Соболевский

В тот год в Европах жил
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасён.
Всё было очень просто:

У Троицкого моста
Он встретил Натали.
Их экипажи встали.
Она была в вуали —

В серебряной пыли.
Он вышел поклониться,
Сказать — пускай не ждут.
Могло всё измениться

За несколько минут.
К несчастью, Натали
Была так близорука,
Что, не узнав супруга,

Растаяла вдали.
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасён
Под дуло пистолета,

Не опуская глаз,
Шагнул вперёд Данзас
И заслонил поэта.
И слышал только лес,

Что говорил он другу
И опускает руку
Несбывшийся Дантес.
К несчастью, пленник чести

Так поступить не смел.
Остался он на месте,
И выстрел прогремел.
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасён.
ОТ ИМЕНИ ПАВШИХ
(На вечере поэтов, погибших на войне)

Сегодня на трибуне мы — поэты,
Которые убиты на войне,
Обнявшие со стоном землю где-то
В свей ли, в зарубежной стороне.

Читают нас друзья-однополчане,
Сединами они убелены.
Но перед залом, замершим в молчанье,
Мы — парни, не пришедшие с войны.

Слепят «юпитеры», а нам неловко —
Мы в мокрой глине с головы до ног.
В окопной глине каска и винтовка,
В проклятой глине тощий вещмешок.

Простите, что ворвалось с нами пламя,
Что еле-еле видно нас в дыму,
И не считайте, будто перед нами
Вы вроде виноваты, — ни к чему.

Ах, ратный труд — опасная работа,
Не всех ведет счастливая звезда.
Всегда с войны домой приходит кто-то,
А кто-то не приходит никогда.

Вас только краем опалило пламя,
То пламя, что не пощадило нас.
Но если б поменялись мы местами,
То в этот вечер, в этот самый час,

Бледнея, с горлом, судорогой сжатым,
Губами, что вдруг сделались сухи,
Мы, чудом уцелевшие солдаты,
Читали б ваши юные стихи.