Цитаты в теме «привычка», стр. 30
Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,
Синь очей утративший во мгле,
Эту жизнь прожил я словно кстати,
Заодно с другими на земле.
И с тобой целуюсь по привычке,
Потому что многих целовал,
И, как будто зажигая спички,
Говорю любовные слова.
«Дорогая», «милая», «навеки»,
А в душе всегда одно и тоже,
Если тронуть страсти в человеке,
То, конечно, правды не найдешь.
Оттого душе моей не жестко
Не желать, не требовать огня,
Ты, моя ходячая березка,
Создана для многих и меня.
Но, всегда ища себе родную
И томясь в неласковом плену,
Я тебя нисколько не ревную,
Я тебя нисколько не кляну.
Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,
Синь очей утративший во мгле,
И тебя любил я только кстати,
Заодно с другими на земле.
Втроём они стояли в неловком молчании, подавляемые могучей личностью Эйба, который высился перед ними, как остов потерпевшего крушение корабля, — ибо, несмотря на свои слабости и привычку потворствовать им, опустошённый, озлившийся, он всё-таки оставался личностью. Нельзя было не оценить его величавого достоинства, позабыть о его свершениях, пусть неполных, беспорядочных и уже превзойдённых другими. Но пугала неослабная сила его воли, потому что прежде это была воля к жизни, а теперь — воля к смерти.
Животному в мире плохо,
Оно не умеет думать,
А человек умеет,
И этим он горд безумно.
Он может себе представить,
Что птица он в синем небе,
Что он — буревестник смелый,
Подобный молнии чёрной.
Или может придумать,
Что рыба он в синем море,
Что он — золотая рыбка:
Загадывай, всё исполнит!
А я вот сейчас придумал,
Что я — обезьянка в клетке,
И строю прохожим рожи,
Они мне дают бананы.
Они в зоопарк приходят,
Чтобы спастись от скуки,
Чтобы забыть о думах,
Которые их тревожат.
Чтобы забыть о боли,
Чтобы забыть о смерти,
И вырваться, хоть на время,
Из клеток собственных мыслей.
А я не хочу на волю,
Свобода ведь тоже клетка,
Хотя и немного больше,
Но в ней намного страшнее.
Мне в клетке моей уютно,
Привычка — второе счастье,
А первого нет на свете,
Его придумали люди.
Он думает над кем, какой идиотизм быть другом человека, который тебя совершенно не прикалывает. Это такой обычай или привычка. К Бегби привыкаешь, как к героину. И он не менее опасен. Согласно статистике, размышляет Рентон, у вас намного больше шансов быть убитым членом вашей же семьи или вашим близким другом, чем каким-нибудь посторонним человеком. Некоторые олухи окружают себя всякими психами, полагая, что они становятся от этого более сильными и менее уязвимыми для нашего жестокого мира, тогда как, на самом деле, верно обратное.
Живет по законам, придуманным лично,
И правила чтит неуклонно — свои,
Почти не имеет зловредных привычек,
Мужчина, моей недостойный любви.
Прохладен, как скалы, красив, точно Ангел,
Всегда обаятелен, весел и свеж,
Не смотрит на рейтинги, святость и ранги,
Мужчина, моих не достойный надежд.
Играет на чувствах, и с чувствами тоже.
Большой эгоист. Не считает грехов.
И каждую ночь прорастает под кожей,
Мужчина, моих недостойный стихов.
Считает себя в каждом мнении — правым.
Наместником судеб, вершителем битв
Листает судьбу не по строчкам — по главам,
Мужчина, моих не достойный молитв.
Есть масса достойных, честнее, открытей,
Во мне разглядевших дыхания смысл
А мне в целом свете никто и не виден
Лишь этот мужчина И в нем моя жизнь.
Сердце забором не отгородишь
И не поселишься по соседству.
Это не ты от меня уходишь,
Это меня покидает детство.
Это иллюзии канут в Лету
И растворяются с диким криком.
Ты же привычка, — вреднее нету,
Мне не поверишь, поверь уликам.
Сердце не станет цепной собакой,
Или ручным пучеглазым йорком.
Я ощущаю себя двояко
В жизни, что мчится скороговоркой.
В жизни, что теплится на рассвете,
И остывает, как чашка чая.
Ты до сих пор за меня в ответе?
Я, если честно, не замечаю.
Можешь мне верить, не проверяя,
Я перепробовала все средства.
Слишком спокойно тебя теряю
Значит во мне погибает детство.
Эти звуки ничего не значили, были столь же бессмысленными, как сопровождавший их звон. Существовала коробка, высеченная из камня, внутри лежала металлическая плитка, покрытая тряпичной подушечкой, а на ней покоилось инертное создание из кости, обрамленной мясом. Я был связан с ним невидимой нитью, тонкой пуповиной эктоплазмы и привычки. Все места и времена казались постоянно текущей рекой, и пока инертное создание лежало на берегу этой реки, я был погружен в воды. Лишь благодаря тонкой пуповине меня не уносило течением. Я чувствовал, как она натягивается, как распадается эфемерная ткань
Ты похож на Martini. С таким сладковатым вкусом,
От которого горечь на час оседает в горле
От которого сердце, на миг позабыв о боли,
За секунду до взлета пускается новым курсом.
Ты опасен для жизни, когда ты вошел в привычку.
Ты похож на Martini — по капле, но прямо в душу
Я упрямо твержу, что ты, в общем-то, мне не нужен,
Только пальцы по-прежнему нервно ломают спички.
И пора бы прощаться, но жизнь почему-то против,
Так настойчиво сводит И снова столкнула лбами.
Чтобы ты сомневался, шутил и играл словами
Чтобы поняли мы однажды, что происходит.
Это так больно.
Зачем они лгут?
Больно, как будто в спину пальба из ружей,
Больно проснуться утром уже не нужным.
Больно, когда стреляя, уже бегут.
У тех, кто во лжи послабей, когда они лгут, опускаются вниз ресницы.
Да слово вот только не воробей. И я не совсем похожа на птицу.
Зачем они лгут, когда так уже через край?
Ведь это так больно
А, может, они не знали?
И тогда ты похож на старый трамвай.
И тебя скоро спишут
Уже списали
Зачем они лепят пощечины по щекам?
Ведь это так больно, особенно в холод.
Зачем расставляют будто на зверя капкан,
И ждут тебя тихо
И верный находят повод
Это так больно! Зачем они лгут?
Потом убегают, куда — неизвестно.
А время, как доктор, наложит бинты и жгут.
Клади лучше трубку, раз ты не умеешь честно
Зачем они лгут — каждый год, по привычке — в май?
Зачем они крутят на обе монеты медали?
И тогда ты похож на старый трамвай
И Меня скоро спишут
Да что там,
Уже списали.
«Нормальные» всегда действовали по заведенной раз и навсегда привычке; предъявляли претензии в одной и той же манере, одинаково возмущались, выражались нецензурно одними и теми же словами. Одинаково здоровались со своими ближними. Одинаково решали одни и те же проблемы. Пребывали в одинаковом настроении, как дома, так и на работе. Одинаково реагировали на одинаковые ситуации. Дарили подарки по календарю. Иными словами, следовали удушающей, предсказуемой рутине, которая превращалась в неисчерпаемый источник подавленных настроений, тревог, духовной пустоты и раздражения.
Система засорила воображение людей и привела к потере их творческих проявлений. Они редко удивляли себе подобных, редко дарили подарки не в праздничный день, редко реагировали на напряженные ситуации не так, как обычно. Редко задействовали свой интеллект для того, чтобы оценить какое-либо общественное событие с иной точки зрения. Они были пленниками и не знали этого.
У нее была полезная привычка: учиться у всего, что ее окружает – быть наблюдательной, извлекая знания из ситуаций, происходивших с нею. Ее пытливый ум постоянно искал новых открытий, и она с любовью и благодарностью принимала каждый урок.
За это мир, довольный такой внимательной ученицей раскрывал ей все больше и больше своих секретов. Он давал ей знания, которые на самом деле лежали на поверхности, доступные любому, кто желал учиться. Но люди были слишком заняты. Они торопились по своим делам, не замечая ничего вокруг и не придавая значения тем сокровищам мудрости, которыми в изобилии был наполнен окружающий их щедрый мир.
Она пользуется церковью для любых целей. Церковь снимает с её души грех, который она совершила, выйдя замуж за еврея, в политических кругах создает о ней представление как о женщине, идущей против течения, возвышает её во мнении света, и она же служит ей местом свиданий. Обращаться с религией, как с зонтиком, вошло у неё в привычку. В хорошую погоду зонт заменяет тросточку, в жару защищает от солнца, в ненастье укрывает от дождя, а когда сидишь дома — он пылится в передней. И ведь таких, как она, сотни; сами не ставят господа бога ни в грош, а другим затыкают рот и вместе с тем в случае нужды прибегают к нему как к своднику. Пригласи их в номера — они примут это за личное оскорбление, а заводить шашни перед алтарем — это в порядке вещей.
Будь вы бродягой-путешественником, будь вы домоседом и не расставайтесь весь век со своим камельком да со своей супругой, всё равно приходит возраст, когда вся жизнь — только привычка к излюбленной среде. И тогда счастье состоит в упражнении своих способностей применительно к житейской действительности. А кроме этих двух правил, все остальные — фальшь. У меня вот принципы менялись сообразно обстоятельствам, приходилось менять их в зависимости от географических широт. То, что в Европе вызывает восторг, в Азии карается. То, что в Париже считают пороком, за Азорскими островами признается необходимостью. Нет на земле ничего порочного, есть только условности, и в каждом климате они различны.
— У вас плохая привычка часто цитировать, — сказала Анна. — Поскольку я никогда не могу определить ни содержания, ни автора, меня это задевает.
Дэнис извинился.
— Это издержки образования. Когда говоришь о чем-то и используешь к случаю чью-то готовую фразу, то кажется, что получается живее и убедительнее. А потом есть еще множество красивых имен и слов — монофисит, Ямвлих, Помпонацци Называешь их, ликуя в душе, и чувствуешь, что побеждаешь в споре уже благодаря одному их магическому звучанию. Вот к чему приводит образование.
Опыт научил тебя, что единственное несчастье, горшее, чем насильственная смерть близкого человека, — это пропажа близкого человека, пропажа без вести, с концами. Это пытка неопределённостью, когда сердце подпрыгивает на каждый стук в дверь, на каждый телефонный звонок. Несчастных выдаёт отчаяние в глазах, привычка в любой толпе поспешно и жадно прощупывать лица. Можно уговорить себя, что смерть близкого человека была неизбежна; много труднее подавить крик упорствующей души. Он жив, кричит душа; но вернётся ли он?
Любой скажет вам, что я человек не очень порядочный. Да я и слова-то такого не знаю. Меня всегда восхищали злодеи, изгои, сукины дети. Я не люблю гладко выбритых мальчиков с галстуками и приличной работой. Мне нравятся сумасброды, люди со сломанными зубами, помутненным рассудком и дурными привычками. Они мне интересны. Они всегда готовы на неожиданные поступки и сильные чувства. Нравятся мне и мерзкие бабы, пьяные, сквернословящие суки со спущенными чулками и грубо размалеванными рожами. Извращенцы мне интереснее, чем святоши. Я могу запросто общаться с бродягами, потому что и я – бродяга. Я не люблю законов, нравоучений, религий, правил. Я не люблю поступать в соответствии с общественными устоями.
Жизнь моя остановилась. Я мог дышать, есть, пить, спать, и не мог не дышать, не есть, не пить, не спать; но жизни не было, потому что не было таких желаний, удовлетворение которых я находил бы разумным. Если я желал чего, то я вперед знал, что, удовлетворю или не удовлетворю мое желание, из этого ничего не выйдет. Если бы пришла волшебница и предложила мне исполнить мои желания, я бы не знал, что сказать. Если есть у меня не желания, но привычки желаний прежних, в пьяные минуты, то я в трезвые минуты знаю, что это — обман, что нечего желать. Даже узнать истину я не мог желать, потому что я догадывался, в чем она состояла. Истина была то, что жизнь есть бессмыслица.
Надо бороться с дурной привычкой, свойственной тысячам людей, < > — читать, не думая, страницу за страницей, больше интересуясь приключениями, чем стремясь подчерпнуть эрудицию и знания, которые непременно должна дать книга такого размаха, если её прочитать как следует. Ум надо приучить серьёзно размышлять во время чтения и делать интересные выводы из прочитанного; именно в силу этой привычки Плиний Младший утверждает, что «никогда ему не случалось читать настолько плохую книгу, чтобы он не извлёк из неё какой-нибудь пользы».
На мой взгляд, утверждение, что может быть любовь без страсти, — абсурд; когда люди уверяют, что любовь может длиться, даже если страсть умерла, они имеют в виду другое: привязанность, дружбу, общность интересов и вкусов, привычку. Главное — привычку. Половые сношения могут продолжаться по привычке, вот так же у людей пробуждается голод к тому часу, когда они привыкли есть. Влечение без любви, разумеется, возможно. Влечение — это не страсть. Это — естественное проявление полового инстинкта, и значит оно не больше, чем любая другая функция животного организма. Поэтому-то и неразумны женщины, воображающие, что все пропало, когда их мужья изредка позволяют себе согрешить на стороне, если время и место тому способствуют.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Привычка» — 697 шт.
