Цитаты в теме «сад», стр. 9 ▷ Socratify.Net

Под тенью сладостной полуденного сада,
В широколиственном венке из винограда
И влаги вакховой томительной полна,
Чтоб дух перевести, замедлилась она.

Закинув голову, с улыбкой опьянения,
Прохладного она искала дуновения,
Как будто волосы уж начинали жечь
Горячим золотом ей розы пышных плеч.

Одежда жаркая всё ниже опускалась,
И молодая грудь всё больше обнажалась,
А страстные глаза, слезой упоены,
Вращались медленно, желания полны.

Но только и было, что взгляд издалека,
Горячий сияющий взгляд на ходу.
В тот день облака проплывали высоко
И астры цвели в подмосковном саду.
Послушай,- в каком это было году?
С тех пор повторяю: а помнишь, а знаешь?
И нечего ждать мне и все-таки жду.
Я помню, я знаю, что ты вспоминаешь
И сад подмосковный, и взгляд на ходу.

Целовать женщину говорить глупости
По утрам нежится не будить сонную
Из рябин красными баловать бусами
Ворожа звёздами на луну полную
Рисовать пальцами на окне смайлики

По утрам нежится на листах в клеточку
Расскажи милая сны свои вещие
Разгадай линии что сама вышила
Забывай прошлое вспоминай вечное
Пей вино лёгкое из садов вишенных.

Надоело страдать, надоело играть
И с судьбой, и с самой собою.
Мы за сказкой пойдем, мы друг друга найдем,
Будем счастливы мы с тобою.

Облетит старый сад, скроет снег листопад,
Вспоминать будем теплое лето.
Ты сильнее прижми и меня не пусти
За порог, где разлука там где-то.

Я тебя полюблю. Слышишь?
Слово даю, для меня ты из всех дороже.
Мы с тобой посидим, мы семью создадим.
И пускай нас извне не тревожат.

Папа-десантник привел в детский сад пятилетнего сына.
Пока ребенок самостоятельно раздевался, папа обсуждал проблемы родительского комитета.
Собираясь уходить, спросил:
— Егор, всё убрал?
— Да, всё!
Тут подошла воспитатель и спросила, чья куртка лежит на пуфике.
Егор: Моя!
Папа: Десять отжатий!
Ребенок где стоял, там упал и начал отжиматься.
занавес
Мужчины! Воспитывайте сыновей!

Поспело яблочко в саду,
В краю Эдемском.
И отдаёт, как на беду,
Чертовским блеском.

Не пожелаешь, а сорвёшь
Помимо воли.
А где в нём истина, где ложь,
Не всё равно ли?

Разделим чудо пополам,
И - будь, что будет.
Легко ходить по небесам
Счастливым людям!

На нижний случай есть Земля —
Она нас примет.
Иди за мною, Жизнь моя,
Любви во имя! Любви во имя.

— Зачем ты вернулся?
— Ты сомневаешься во мне, я знаю. И всегда сомневался. Ты прав, я часто вспоминаю дом. Я скучаю по книгам. По моему креслу и саду. Да, моё место там. Это мой дом. Поэтому я вернулся, ведь у вас его нет. Дома. Его отняли у вас. И я помогу вам его вернуть.

— Я люблю цветы, так же как и моя жена. Она помешана на них.
— У неё есть сад?
— Вряд ли это можно назвать так, скорее цветочная клумба Нечто вроде могильного холма.

Надпись на лавочке в парке:
«Для Джун, которая любила этот сад, от Джозефа, который всегда сидел рядом».

— Чувства — это гормональное расстройство, которым я не страдаю.
— Будь чувства растениями, ты бы превратился в ботанический сад.

Что толку в моей мудрости, чувствах, памяти? Я сухая колючка, а не травинка. И мне скучно, как бывает скучно оставшимся без Господа.
Я не мучаюсь, мучается человек, а я пустое место. Мне так скучно, что хоть разоряй от скуки сад, по которому я слоняюсь взад и вперед, словно жду кого-то. Жду и жду среди расплывающейся Вселенной. Я молился Господу, но молится человек, а я — оболочка, свеча, которую не зажгли. «Вернись ко мне, мое рвение, мое усердие», — просил я. Я знаю: свяжи все воедино, и возникнет рвение. Оно есть, когда у корабля есть капитан. Когда есть паломники в часовне. Но что остается, кроме бессмысленного камня, если невнятен замысел ваятеля?

Бывают дни, сотканные из одних запахов, словно весь мир можно втянуть носом, как воздух: вдохнуть и выдохнуть, – так объяснял Дугласу и его десятилетнему брату Тому отец, когда вез их в машине за город. А в другие дни, говорил еще отец, можно услышать каждый гром и каждый шорох вселенной. Иные дни хорошо пробовать на вкус, а иные – на ощупь. А бывают и такие, когда есть все сразу. Вот, например, сегодня – пахнет так, будто в одну ночь там, за холмами, невесть откуда взялся огромный фруктовый сад, и все до самого горизонта так и благоухает. В воздухе пахнет дождем, но на небе – ни облачка. Того и гляди, кто–то неведомый захохочет в лесу, но пока там тишина.

— Слушайте, а вот почему можно изменить только жене или мужу? Почему нельзя изменить, к примеру, детям?
— То есть?
— Ну, представь, тебя видели выходящим из Макдональдса с чужим ребенком, а?
— Или нашел у тебя ребенок в кармане чек от конструктора «Лего». А ты ему «Лего» не покупал
— Или купил незнакомому ребенку на улице.. мороженое. Ничего серьезного, душевный порыв. А твои дети это заметили.
— Да, и твой ребенок тебя спрашивает еще так: «Так, папка! Ты его знаешь, а? »
— А ты такой: «Да нет, просто купил мороженное, честно "
— «Да? И в который это раз ты ему просто купил мороженое, а? »
— «Да что тут такого? Пошел нахер, мальчик! Я ж тебе говорю, я я первый раз его вижу, посмотри на него! Пошел нахер, мальчик!!! »
— «Еще лучше! Первый раз видит человека, и сразу ему мороженое! Я между прочим мороженого годами не вижу! »
— Да И все; и на утро — шкафы пустые, игрушек нет и записка: «Прощай. Из детского сада нас заберет мама! Буу »

Для пыток крест изобрели когда-то.
Он предвещал мучения и смерть.
Был для преступников за зло расплатой,
Позорным устрашением для всех.

Страшны Христа последние мгновенья:
Иуда предал и отрекся Пётр,
Ученики в саду лежат в забвение.
Он в одиночестве на Суд идёт.

Циничен Ирод. Как плевки, насмешки.
Умоет руки струсивший Пилат.
В руках первосвященников, как пешки,
Сограждане «Распни его» кричат.

Испив весь ужас Гефсиманской ночи,
Страданье крестной смерти претерпев,
Он, повторяя: «Не вмени им, Отче»,
Своим убийцам милости хотел.

И нам, бездумно потерявшим Бога,
Своей забывчивостью и грехом,
Крестом в бессмертие указал дорогу
И сделал Крест святым проводником.

Путь к радости идет через страданья
И ноша крестная порою нелегка.
Но как сладки минуты покаяния,
Когда спасает Божия рука.

Мне снилась осень в полусвете стекол,
Друзья и ты в их шутовской гурьбе,
И, как с небес добывший крови сокол,
Спускалось сердце на руку к тебе.
Но время шло, и старилось, и глохло,
И, поволокой рамы серебря,
Заря из сада обдавала стекла
Кровавыми слезами сентября.
Но время шло и старилось. И рыхлый,
Как лед, трещал и таял кресел шелк.
Вдруг, громкая, запнулась ты и стихла,
И сон, как отзвук колокола, смолк.
Я пробудился. Был, как осень, темен
Рассвет, и ветер, удаляясь, нес,
Как за возом бегущий дождь соломин,
Гряду бегущих по небу берез.1928

Мы называем свой век утилитарным, а между тем мы не умеем пользоваться ни единой вещью на свете. Мы позабыли, что Воде дано омывать, Огню — очищать, а Земле — быть матерью. Поэтому Искусство наше пренадлежит Луне и играет с тенями, тогда как греческое Искусство, принадлежащее Солнцу, имело дело с реальными предметами. Я уверен, что силы стихий несут очишение, и мне хочется вернуться к ним и жить среди них. Конечно, такому современному человеку, как я, всегда радостно хотя бы просто глядеть на мир. Я трепещу от радости, когда думаю, что в самый день моего выхода из тюоьмы в садах будут цвести и ракитник, и серень и я увижу, как ветер ворвется в струящееся золото ракитника — и весь мир вокруг меня станет арабской сказкой.

Что касается ума,
Он светлехонек весьма:
Слава Богу, отличаем
Незабудку от дерьма!
******
Баба Яга:
Я - фольклорный элемент,
У меня есть документ.
Я вообще могу от седа
Улететь в любой момент!

Ну, случайно, ну, шутя,
Сбилась с верного путя!
Дак ведь я — дитя природы,
Пусть дурное, — но дитя.
*****
Ну и ушлый вы народ,
Аж но оторопь берет!
Всяк другого мнит уродом,
Несмотря, что сам урод.
*****
Царь
Ну-кось, нянька, подь сюды
Принимайся за труды —
Рви из темечка волосья

Те, которые седы. А какие не седы —
Те расчесывай в ряды.
Да полегче гребешком-то —
У меня там не сады! Нянька

Что ж чесать-то, старый черт,
Коли лысину печет?!
У тебя ж здесь каждый волос
Надо ставить на учет!

Ты постучишь, и я тебе открою,Войдёшь в мой дом и сядешь у огня Почти седой до странности красивый Так сколько ж я не видела тебя?Быть может, это было в прошлой жизни —Твоя любовь и губ твоих тепло Цвели сады и где-то спели вишни Скажи, так, сколько ж времени прошло?Наверно, много, но услышав голос,Забилось сердце как-то невпопад Не верю я теперь, что время лечит Неправду, значит, люди говорят.Мы помолчим, нам слов совсем не надо,Пусть говорят за нас сердца теперь.Ты — боль души моей, но как тебе я рада,Ты подожди пойду закрою крепче дверь

Я все придумал сам...

Прости я всё придумал сам —
И эту ночь и снег за шторкой,
Наш разговор на три часа
На простынях, пропахших хлоркой.

Обои в чёрных васильках,
Скрипящий пол твоих соседей,
И ямки на твоих щеках,
Когда ты говоришь о детях.

Как нежно дышишь мне в лицо
И как без сил — почти не дышишь,
Как жадно пьёшь томатный сок,
Который с детства ненавижу.

Как мы придумали наш сад,
Твою страну с названием «Лето»,
И поезд к станции «Мечтa»,
Куда мы купим два билета

Как в этом поезде в «Мечту»
Я буду выглядеть неловко
И как на цыпочках сойду
На предпоследней остановке.

Дедов закуток — это место, где мне лучше всего на свете. Хотя, казалось бы, что там такого особенного — сараюшка из досок и листового железа в углу сада, зимой в ней холодно, летом жарко. Я стараюсь забегать туда как можно чаще. Что-нибудь смастерить, позаимствовать инструмент или деревяшку, посмотреть, как работает дед Леон (он сейчас делает на заказ мебель для ресторана), посоветоваться с ним пли просто посидеть. Мне здесь нравится, мое это место, вот и все. Помните, я говорил. что от запаха школы меня тошнит? Так вот, здесь — наоборот: входя в эту захламленную — не повернуться — сараюшку, я раздуваю ноздри, чтобы поглубже вдохнуть запах счастья. Запах горячей смазки, электронагревателя, пайки, клея, табака и еще многого всякого. Обалденно. Я давно решил, что когда-нибудь выделю этот запах в чистом виде, создам духи и назову их «Закуток».
Чтобы нюхать, когда становится тошно от этой жизни."35 кило надежды"