Цитаты

Цитаты в теме «стих», стр. 45

Дождь, звонкой пеленой наполнил небо майский дождь.
Гром, прогремел по крышам, распугал всех кошек гром.
Я открыл окно, и веселый ветер разметал все на столе -
Глупые стихи, что писал я в душной и унылой пустоте.

Грянул майский гром и веселье бурною, пьянящею волной
Окатило: "Эй, вставай-ка и попрыгай вслед за мной.
Выходи во двор и по лужам бегай хоть до самого утра.
Посмотри как носится смешная и святая детвора."

Капли на лице - это просто дождь, а может плачу это я.
Дождь очистил все и душа захлюпав, вдруг размокла у меня.
Потекла ручьем прочь из дома к солнечным некошеным лугам.
Превратившись в парус, с ветром полетела к неизведанным, мирам.

И представил я: город наводнился вдруг веселыми людьми.
Вышли все под дождь, хором что-то пели, и плясали, черт возьми.
Позабыв про стыд и опасность после с осложнением заболеть,
Люди под дождем, как салют, встречали гром - весенний первый гром.
Не бедану вот и кончилась наша история. Я жива, теперь спокойно идём по жизни "по бестолковой".
Ты мне не муж. тебе, конечно, я не жена. И мы, бесспорно, найдём получше себе и новых.
у нас совсем не осталось общего города — и те сменили "ведь так хотелось скорей забыться".
Да, так случается. И со многими, не беда. И нам к тому же ещё пока что совсем не тридцать.
И нам ещё покупать собак и растить детей, менять квартиры, менять работы, опять влюбляться. И может снова нам попадутся глаза не те ну не родные но нам пока лишь слегка за двадцать.
и я желаю тебе спокойствия, теплоты, достойной женщины и стихов моих впредь не видеть,
чтоб между нами господь не свёл никогда мосты, и новогодних каникул в Праге или Мадриде,
и чтобы был у тебя большой деревянный дом с вишнёвым садом ну и, пожалуй. На этом хватит
и в этой жизни я пожалею лишь об одном — что не проснуться мне с Элвисом Пресли в одной кровати.
Не кричу «Будь моим!» — онемели от
холода губы.
(Я давно осознала — слова ничего не
решат).
Я согреться мечтала давно —
автостопом до Кубы,
А теперь согревает меня твой
поношенный шарф.
Не вцепляюсь в рукав. Разучилась
просить — «оставайся».
Я умею приказывать. Только тебе —
не хочу.
Это после тебя я увенчана венским
вальсом?
Он звучит в голове. Мне пора
показаться врачу?
Не рыдаю, не плачу, не хнычу. Все
как-то стихами
Алым парусом топится печь на моем
корабле.
Лучше дряхлый трамвай, чем до
блеска начищенный Хаммер,
Лучше просто улыбка, чем тысяча
легких рублей.
Он пытался купить. (Обещал мне
просторы Америк,
и Австралий, и Африк, и что только
не обещал) —
Почему мне приятнее моря
заснеженный берег,
где с тобой — до упаду — о диких
сердечных вещах?
Почему с ним была —
оскорбительной и аскорбинной?
А с тобой позапрошлым останется
только гореть?
Если честно, отдам ресторанный
обед с нелюбимым
За дешевую красную пачку твоих
сигарет
Уже не сорок, и еще не пятьдесят,
Я наслаждаюсь "золотою серединой",
Мудрее и печальнее стал взгляд,
И щедро голову украсили седины...

Всё больше философии в словах,
И хочется не удали, а смысла,
Всё чаще прошлое ко мне приходит в снах,
И никуда мне от него не скрыться...

Всё чаще хочется жалеть чужих детей,
(Ну раз свои нужды в том не находят),
Как, чёрт возьми, хотелось сыновей,
Всё в соответствии своей мужской природе...

Всё чаще хочется на кладбищах молчать,
И говорить на свадьбах и на юбилеях...
Всё реже мне приходится встречать
Знакомых старых... Свет в конце аллеи

Мне навевает мыслей череду,
О том, что кто-нибудь меня понять захочет,
И я ступаю осторожно как по льду,
В мир возвращаясь, на границе ночи.

Уже не сорок, но еще не пятьдесят,
Я наслаждаюсь "золотою серединой",
Не устаю любить, жить, познавать,
Писать стихи и не срамить свои седины.
Вот и всё, это было вчера,
Наша тайна с тобой оказалась напрасной
И последнюю ночь я не спал до утра,
Я прощался с тобой, говоря тебе: «Здравствуй».

Вот и всё, это было вчера.
Вот и всё, это было вчера.
А хотел, я бы смог без причины остаться,
Свет в прихожей горит, в комнате полумрак,

А ты ждёшь, я приду и начну объясняться,
Вот и всё, это было вчера.
Вот и всё, это было вчера.
Словно сладостный сон, ни на что не похожий,

Только ворох золы, всё, что есть от костра,
Только дождик и музыка в день непогожий,
Вот и всё, это было вчера.
Вот и всё, ничего не вернёшь,

Недопитый бокал недолюбленной ночи,
Мы расстались с тобой, играл музыку дождь,
Мы расстались, а он ничего знать не хочет.
Вот и всё, ничего не вернёшь.

Вот и всё, пожелтела листва,
Осень, грустная осень, прости, я жалею,
Что стихами лежат для других все слова,
Как листва в Гор саду на промокших аллеях. Вот и все
Женская меркантильность
О мужчины, вы устарели,
Раз вам кажется, что хватает
Нам лесных соловьиных трелей

И стихов в вечернем трамвае.
Это было в двадцатом веке,
А уже двадцать первый, похоже.
Дорожает жизнь человека,

И любовь дорожает тоже.
Мы владеем любыми талантами,
Но, чтоб знать их по-настоящему,
Вы почаще сорите Грантами

Или Франклинами хрустящими.
Нам так нравится любоваться
Безупречностью бриллиантов —
Вам останется лишь удивляться

Появлению новых талантов.
Чтобы мягче была подушка,
И водичка нежней в джакузи,
Нужно только шепнуть на ушко: — 

У подъезда новый «Лэнд-Крузер»
Вот ключи, дорогая, удачи,
И купи себе новую шубку
Сколько стоит не надо сдачи

Я в бутике приметил юбку.
Ужин точно будет вкуснее,
Ну, а ночью — любые капризы!
Мы не алчны! Сказать вернее,

Просто любим от вас сюрпризы.
Вы ж хотели, чтоб снова и снова
Вам завидовали тусовки. Красота не бывает дешевой,
А бесплатный сыр — в мышеловке.
Единица Безумия. И сейчас бы подняться, расправиться, отрезветь. Взять по курсу на юг, или просто идти направо. Перестань говорить, перестань на неё смотреть, музыкант под ребром, практикующий андеграунд, ожидающий права распеться и быть своим в окружении пестрой, плюющей под ноги стражи, перестань улыбаться им, смолкни, не говори, притворись что мы вышли /что мы не входили даже/ среди них нет своих — среди них существует лишь Единица Безумия в облике нежной Боли, от которой когда-нибудь что-то перегорит и не сможет закрыться крепче, сменить пароли и оставит тебя бесполезным простым ядром в терпкой мякоти плода, упавшего ей под ноги — тихой Боли, умело шагающей каблуком, этой нежной, не преодолимо желанной Боли.
Сделай визу к другим берегам, отступай волной, выдирай из струны за монеты чужие, песни в переходах метро. Ты услышишь, как стихнет Боль. И настанет тоска, убивающая нас на месте.