Цитаты в теме «стыд», стр. 17
Маскарад
Все хочешь ты иметь, а жертвовать не знаешь;
Людей без гордости и сердца презираешь,
А сам игрушка тех людей.
******
— Вы человек иль демон?
— Я? — Игрок!
******
— Но бог всевидящий Прости ее, благослови.
— Но я не бог, и не прощаю!
******
Плачь! Плачь — но что такое, Нина,
Что слезы женские? Вода!
Я ж плакал? Я, мужчина!
От злобы, ревности, мученья и стыда
Я плакал — да!
А ты не знаешь, что такое значит
Когда мужчина — плачет!
О! в этот миг к нему не подходи:
Смерть у него в руках — и ад в его груди
******
Жизнь — вечность, смерть — лишь миг!
И что это было — сумма разностей, которая их разделила поровну
Она задыхалась порой от радости, но часто смотрела в другую сторону,
Где тихо шагали по жизни парами, где чинно рожали детишек — двойнями
И где умирали седыми, старыми, не слишком счастливыми, но спокойными.
А с ним не могло быть. И значит, не было — покоя и правил. Стыда и совести,
Когда он легко добегал до неба с ней, и там они плавали в невесомости,
Когда он ловил ей пушистых ангелов, забавных и ласковых, словно кролики
Она без него догорала — факелом. Он пил свой коньяк. За соседним столиком.
— Мы все как-то вдруг синхронно уяснили, что следует прикидываться умненькими, ироничными, расчетливыми, хладнокровными тварюшками. Но ведь Мы не совсем такие?
– Мы совсем не такие, ясен пень. Мы – нежные, сентиментальные, чувствительные, недолговечные комочки органики. Мы – страшно сказать! – добрые и хорошие. Признаваться в этом чрезвычайно, неописуемо стыдно. Поэтому мы стараемся не выдать себя даже в мелочах. А совершив оплошность, сгораем со стыда, отворачиваемся к стене, губы – в кровь, зубы – в крошку. Непереносимо!
На утре памяти неверной
Я вспоминаю пестрый луг,
Где царствовал высокомерный,
Мной обожаемый индюк.
Была в нем злоба и свобода,
Был клюв его, как пламя, ал,
И за мои четыре года
Меня он остро презирал.
Ни шоколад, ни карамели,
Ни ананасная вода
Меня утешить не умели
В сознаньи моего стыда.
И вновь пришла беда большая,
И стыд, и горе детских лет:
Ты- обожаемая, злая,
Мне гордо отвечаешь: "НЕТ!"
Но все проходит в жизни зыбкой-
Пройдет любовь, пройдет тоска,
И вспомню я тебя с улыбкой,
Как вспоминаю индюка.
Адам
Адам, униженный Адам,
Твой бледен лик и взор твой бешен,
Скорбишь ли ты по тем плодам,
Что ты срывал, еще безгрешен?
Скорбишь ли ты о той поре,
Когда, еще ребёнок-дева,
В душистый полдень на горе
Перед тобой плясала Ева?
Теперь ты знаешь тяжкий труд
И дуновение смерти грозной,
Ты знаешь бешенство минут,
Припоминая слово — «поздно».
И боль жестокую, и стыд,
Неутолимый и бесстрастный,
Который медленно томит,
Который мучит сладострастно.
Ты был в раю, но ты был царь,
И честь была тебе порукой,
За счастье, вспыхнувшее встарь,
Надменный втрое платит мукой.
За то, что не был ты как труп,
Горел, искал и был обманут,
В высоком небе хоры труб
Тебе греметь не перестанут.
В суровой доле будь упрям,
Будь хмурым, бледным и согбенным,
Но не скорби по тем плодам,
Не искупленным и презренным.
Груз робости и социальных условностей спадает с их плеч по мере того, как они напиваются Внезапно им становится очень легко высказываться по любому поводу, а в особенности по поводу вещей сложных, болезненных, личных, о чем не расскажешь даже самым близким людям: в этом состоянии слова срываются с языка сами собой, а затем чувствуешь огромное облегчение. Назавтра они будут краснеть от одного только воспоминания о сказанном. Они будут жалеть о своей откровенности, кусать пальцы от стыда. Но — слишком поздно: незнакомым людям уже известно о них все, и остается только слабая надежда на то, что при следующей встрече они сделают вид, что не узнали их.
То, что здесь происходило, нельзя было, в сущности говоря, назвать ни трагедией, ни комедией. Это вообще было трудно как-нибудь назвать, такая была тут смесь самых разных противоречий — и смех и слезы, и радость и горе, томительная скука и самый живой интерес (все зависело от того, как на это посмотреть), столько было здесь кипучей жизни — страсти, глубокого смысла, смешного и печального, пошлого простодушия и душевной сложности, были тут и счастье и отчаяние, материнская любовь и любовь мужчины к женщине; по этим кабинетам влачило свои тяжкие стопы сладострастие, бичуя без разбора и виновных и невиноватых, беспомощных жен и беззащитных детей; пьянство порабощало мужчин и женщин, заставляя их платить роковую дань; смерть наполняла эти комнаты своими вздохами; в них слушали биение зарождающейся жизни, наполняя душу какой-нибудь бедной девушки стыдом и отчаянием. Тут не было ни добра, ни зла. Одна только действительность. Жизнь.
Никогда не понимала, как могут люди ностальгировать по своей молодости и умиляться ей. Вспоминая себя в том возрасте, я чаще всего чувствую досаду, а бывает, что и жгучий стыд. Такое ощущение, словно в тринадцать лет я — это еще не я, а десятая часть меня; в двадцать семь — максимум четвертинка. Даже пребывая в нынешнем беспомощном положении, я лучше и больше, чем была двадцать, сорок или, того паче, восемьдесят лет назад. Иначе, по-моему и не может быть. Чего стоит человек, если, двигаясь по жизни, он становится хуже, слабее, неинтересней?
Вряд ли моя грядущая жизнь будет столь чудесной, чтобы ради неё стоило отказываться от прекрасной возможности умереть, каковую предоставляла мне армия. Я сам не понимал, какая сила заставила меня со всех ног мчаться подальше от казармы. Неужто я всё-таки хочу жить? Причём жить бессмысленно, неосознанно, словно сломя голову несясь к противовоздушной щели. В этот миг во мне зазвучал некий новый голос, сказавший, что на самом деле я никогда не хотел расставаться с жизнью. Меня захлестнула волна стыда. Это было болезненное осознание, но я не мог больше себя обманывать: вовсе не желание смерти влекло меня, когда я мечтал об армии. Меня толкал туда мой чувственный инстинкт. А подкрепляла его присущая каждому человеку первобытная вера в чудо – в глубине души я твёрдо знал, что погибнет кто угодно, только не я
Мне пришло раз на мысль, что если б захотели вполне раздавить, уничтожить человека, наказать его самым ужасным наказанием, так что самый страшный убийца содрогнулся бы от этого наказания и пугался его заранее, то стоило бы только придать работе характер совершенной, полнейшей бесполезности и бессмыслицы. < > Разумеется, такое наказание обратилось бы в пытку, в мщение и было бы бессмысленно, потому что не достигало бы никакой разумной цели. Но так как часть такой пытки, бессмыслицы, унижения и стыда есть непременно и во всякой вынужденной работе, то и каторжная работа несравненно мучительнее всякой вольной, именно тем, что вынужденная.
Но ведь я всегда искала любви, и если ошибалась и не находила её там, где искала, я с отвращением отворачивалась и уходила прочь, шла за счастьем к иным берегам, хотя знаю, как было бы просто забыть свой девический сон о любви, начисто забыть о нём, преступить границу и оказаться в царстве странной свободы, где нет ни стыда, ни препятствий, ни морали, в царстве редкостно гнусной свободы, где всё дозволено, где человеку достаточно лишь прислушаться, а не бьётся ли в его утробе секс, это неуёмное животное.
И ещё кое-что я знаю: преступи я эту границу, я потеряла бы самое себя, стала бы кем-то другим, неведомо кем, и меня приводит в ужас эта возможность, возможность этой чудовищной перемены, и потому я ищу любви, отчаянно ищу любви, в которую могла бы уйти такой, какая я есть, со своими устаревшими снами и идеалами и не хочу, чтобы жизнь моя разломилась надвое, хочу, чтобы она оставалась цельной от начала до конца.
Детка, но если честно — он про тебя не помнит.
Вечный мотив «i miss you» мирно уходит в спам.
Можешь смотреть на фото, плотно сжимать ладони,
Тихо молиться Богу, громко трещать по швам.
Детка, но если честно — хватит давить на совесть,
Просто прими как данность: вот, и таких полно.
Выплачься всем подругам, выпиши ямбом повесть,
Высчитай общий бонус, вымой в душе окно.
Детка, но если честно — это серьезный случай,
Рыбка хвостом вильнула, сказка сошла на нет.
Тут не пробиться к телу — девочки много круче
Плотно забили график в десять ближайших лет.
Детка, но если честно — стоит ли так терзаться?
Страсть не присуща кобрам, львицам неведом стыд
Ладно, кому ты гонишь. В общем, пора признаться:
Лучший из лучших найден — новый сезон открыт.
Будет ночь.
Будет белая снежная чёрная тьма.
Будут город и окна.
И шёпот.
И вдохов лавина.
Будет поздно.
И будет так жаль невпопад задремать.
Будет трудно понять,
Что виновна, и знать,
Что невинна.
Будут тени метаться по стенам,
Ища темноты.
Будет кожа краснеть от стыда
И от ласки жестокой.
Будет сложно отбить sms
Из одних запятых,
Уместив фальшь и ссоры
В притворно-лукавые строки.
Будет медленно сыпаться власть
Из песочных часов.
Будут восемь восьмых,
Как две вечности,
Литься в стаканы.
Будет снегом тяжёлым засыпан
Под утро висок.
Будет нам одиноко
И ветер попутным не станет.
Будут нервы,
Как локоны, виться на зябком ветру.
Лунный свет будет колким,
Сухим и наивно-проточным.
Ты закончишь банальную
Садо-и-мазо игру —
Станет ноль абсолютным.
И я успокоюсь бессрочно.
Господь,а этот мир воздвигнутый для счастья,
Ты только для любви вселенской создавал?
Смотри,как тут цветут порочные пристрастия,
Кто в этом веке на планете правит бал?...
Небо окропил из россыпи нам звёздной,
Подарок-солнце для тепла планеты сей!
Но мы не осознали и слишком поздно,
Поймёт наша планета,воистину мир Чей...
В стыде погрязли целым поколением,
Всё продаётся , дети, души и тела...
И что же станет нашим искуплением?
Как видно, Твоя кара будет не мала...
Прости,Господь,не посчитай роптанием,
Вопросы глупой,непонятливой рабы...
Ответ мне ясен - Мы только покаянием,
Планету нашу удержать себе должны...
Все идешь и идешь,
И сжигаешь мосты.
Правда где, а где ложь,
Слава где, а где стыд?
А Россия лежит
В пыльных шрамах дорог,
А Россия дрожит
От копыт и сапог.
Господа офицеры,
Мне не грустно, о нет.
Господа офицеры,
Я прошу вас учесть,
Ссуд людской или Божий
Через тысячу лет,
Господа офицеры,
Не спасет вашу честь.
Кто мне враг, кто мне брат,
Разберусь как-нибудь.
Я российский солдат,
Прям и верен мой путь.
Даже мать и отца,
Даже дом свой забыть,
Но в груди до свинца
Всю Россию хранить.
Я врагов своих кровь
Проливаю моля,
Ниспошли к ним любовь,
О, Россия моя.
Господа офицеры,
Голубые князья,
Я конечно не первый
И последний не я.
Господа офицеры,
Я прошу вас учесть,
Кто сберег свои нервы,
Тот не спас свою честь.
О, мой застенчивый герой,
Ты ловко избежал позора.
Как долго я играла роль,
Не опираясь на партнера!
К проклятой помощи твоей
Я не прибегнула ни разу.
Среди кулис, среди теней
Ты спасся, незаметный глазу.
Но в этом сраме и бреду
Я шла пред публикой жестокой —
Все на беду, все на виду,
Все в этой роли одинокой.
О, как ты гоготал, партер!
Ты не прощал мне очевидность
Бесстыжую моих потерь,
Моей улыбки безобидность.
И жадно шли твои стада
Напиться из моей печали.
Одна, одна — среди стыда
Стою с упавшими плечами.
Но опрометчивой толпе
Герой действительный не виден.
Герой, как боязно тебе!
Не бойся, я тебя не выдам.
Вся наша роль — моя лишь роль.
Я проиграла в ней жестоко.
Вся наша боль — моя лишь боль.
Но сколько боли. Сколько. Сколько.
Паук паутину цепко вяжет
Cединой своей паук,
Мастерство прядения пряжи
Выбрал он из всех наук.
Терпеливо ожидает.
Всем зазнавшимся — капкан.
Затаившись наблюдает,
Ждёт добычу мухоман.
А назойливые мухи,
Потеряв и стыд, и срам,
Разнося грязь, сплетни, слухи,
Жрут и гадят по углам.
В беззаботности веселья
Ищут, где вкусней урвать,
В блудной похоти похмелья
На других им наплевать.
В безнаказанности сытой
Их спасает — пилотаж,
Мухобойкой быть убитой
Не боятся, и в кураж.
Но невидимые сети
Не пустуют до сих пор,
Безнаказанность ответит —
Пауки несут дозор.
Моё безумие — портрет без рамки
I у моего безумия — глаза из тёмного серебра,
Скверный характер и ласковые слова.
Если вижу я сны лоскутные до утра, —
Значит, он их со скуки за ночь нарисовал
Мы гуляем по звёздам и крышам, рука в руке;
Голод его до лунного света — неутолим.
У моего безумия — ветер на поводке;
Он ходит с ним, и тот танцует в земной пыли
И, куда бы я ни вела колею свою, —
В синем смальтовом небе, в холодной талой воде
Я безошибочно взгляды его узнаю,
Но никогда — почему-то, — среди людей.
И у него много вредных привычек — дарить цветы
Незнакомкам на улице, прятать в ладонь рассвет,
Безнадёжно запутывать волосы и следы,
Пить абсент с моей душой вечерами сред.
А я до сих пор не умею ему помочь,
А если он смотрит — то без жалости, без стыда;
А у него такая улыбка, что хочется то ли — прочь,
То ли — остаться с ним навсегда.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Стыд» — 374 шт.
