Цитаты в теме «сумерки», стр. 5
В каждом дне, где ты, — свержена
А в моих ночах слеплены
"Из твоей зимы снеженной"
Рифмы для стихов летние.
Вздрогнут и вздохнут сумерки,
Жась в ноябре ветреном.
Разве ж мы с тобой думали?
Разве ж я тогда верила?
Будет ли зима ранняя,
Если снегопад сбудется?
В каждом дне, где ты, — ранена
В каждом дне, где я, спутаны
Мысли и слова дерзкие,
Слёзы невпопад близкие
На последнем «да» держатся
За моим окном листики
И опять к тебе боязно
Строчками стучусь нежными
И сердечными сбоями
В каждом дне, где ты, — свержена.
Ты остаешься один, когда кончается вера,
Когда в твоих небесах не слышно пения хора,
Когда не ангел крылом, лишь дуновение ветра
Тебя толкает вперед, вдруг превращаясь в опору.
Ты остаешься один, когда уходят родные,
Когда закрыты счета, когда оплаканы судьбы,
Ты закрываешь глаза и понимаешь впервые,
Что так, как было тогда, отныне больше не будет.
Ты остаешься один, когда взрослеют потомки,
И скомкав выцветший плед, ты машешь вслед им рукою,
Ты отступаешь назад в забвение, в старость, в потемки
Последних сумерек дня над истощенной рекою.
Ты остаешься один, когда любовь остывает,
Когда в груди от потерь твоих становится пусто.
Ты остаешься один, не плачь, такое бывает.
Ты остаешься один. И это даже не грустно.
Все они стремятся либо к приключениям, либо к бизнесу, либо к тому, чтобы заполнить шумом джазов пустоту в себе. Она же гонится за жизнью, только за жизнью, она как безумная охотится за ней, словно жизнь — это белый олень или сказочный единорог. Она так отдается погоне, что ее азарт заражает других. Она не знает ни удержу, ни оглядки. С ней чувствуешь себя то старым и потрепанным, то соверешеннейшим ребенком. И тогда из глубин забытых лет вдруг выплывают чьи-то лица, воскресают былые мечты и тени старых грез, а потом внезапно, подобно вспышке молнии в сумерках, появляется давно забытое ощущение неповторимости жизни.
я смутно ощущал присущие земной твари неуловимое одиночество, когда мы оставались в пустой церкви, наедине с сумерками и звуками органа, только мы двое, словно единственные люди на свете, соединенные хмурым светом, аккордами и дождем и все же навеки разлученные, без всякого моста от одного к другому, без взаимопонимания, без слов, и только странно рдели сторожевые огоньки на границах жизни внутри нас — мы их видим и не понимаем, я по-своему, а она по-своему, словно глухонемые слепцы, хотя мы не глухи и не немы, не слепы, а потому оказываемся еще беднее и оторваннее от всех.
В сиреневых сумерках летят снежинки белые,
И в парке заброшена печальная скамья.
В судьбе моей и в памяти любовь не гаснет первая,
Любовь моя далёкая зовёт меня, хранит меня.
В судьбе моей и в памяти любовь не гаснет первая,
Любовь моя далёкая зовёт меня, хранит меня.
Любовь не забудется и никогда не кончится,
Не гаснет в душе моей, как искорка огня.
Летят ветра метельные, никак не успокоятся.
Любовь моя далёкая зовёт меня, хранит меня.
Летят ветра метельные, никак не успокоятся.
Любовь моя далёкая зовёт меня, хранит меня.
В сиреневых сумерках летят снежинки чистые,
Обиды и горести людские хороня.
И давняя любовь моя останется единственной,
Любовь моя далёкая зовёт меня, хранит меня.
И давняя любовь моя останется единственной,
Любовь моя далёкая зовёт меня, хранит меня.
Артур стал на колени и нагнулся над краем пропасти. Огромные сосны, окутанные вечерними сумерками, стояли, словно часовые, вдоль узких речных берегов. Прошла минута — солнце, красное, как раскаленный уголь, спряталось за зубчатый утес, и все вокруг потухло. Что-то темное, грозное надвинулось на долину. Отвесные скалы на западе торчали в небе, точно клыки какого-то чудовища, которое вот-вот бросится на свою жертву и унесет ее вниз, в расверстую пасть пропасти, где лес глухо стонал на ветру. Высокие сосны острыми ножами поднимались ввысь, шепча чуть слышно: «Упади на нас! ». Горный поток бурлил и клокотал во тьме, в неизбывном отчаянии кидаясь на каменные стены своей тюрьмы.
— Padre! — Артур встал и, вздрогнув, отшатнулся от края бездны. — Это похоже на преисподнюю!
— Нет, сын мой, — тихо проговорил Монтанелли, — это похоже на человеческую душу.
— На души тех, кто бродит во тьме и кого смерть осеняет своим крылом?
— На души тех, с кем ты ежедневно встречаешься на улицах.
Я бы мог рехнуться, если бы мне пришлось жить в одной квартире с этим белым котом, который все время путается под ногами, трется о мою ногу, валяется на спине передо мной, прыгает на стол и точит когти о пишущую машинку. Вот он уже на телевизоре, а вот на кухонной доске, он в раковине, он царапает телефон.
Стою, прислонившись к буфету, и пью. Я думал, что кот на улице, но вот он прыгает в раковину, его мордочка в дюйме от моего лица. Наконец я выставляю его за дверь как арабского мальчишку, знающего, что он плохо себя ведет, и ты рано или поздно его прогонишь. Никакого протеста, он просто уходит, растворяется в подступающих сумерках и шорохах аллеи, исчезает, внушая мне смутное чувство вины.
Что встретил в пути Берен, с какими трудностями столкнулся, – неизвестно. Ведомо лишь, что в Дориат он добрался поседевший и согбенный, словно провел в дороге многие годы. Но вот однажды летом, бродя светлой лунной ночью в лесах Нелдорета, он повстречал дочь Короля, Лучиэнь. Стоило ему увидеть дивный силуэт, танцующий на вечно-зеленом холме возле Эсгалдуина, как перед очарованием волшебного видения разом отступили, забылись усталость и муки, перенесенные в пути, ибо волшебно-прекрасна была Лучиэнь, прекраснее всех Детей Илуватара в этом мире. Синий, как вечернее небо, плащ струился за спиной Лучиэнь, мерцая золотым шитьем; темные волосы, словно сгустившийся сумрак, волной ниспадали на плечи, и искрились серые глаза, словно сумерки, пронизанные светом звезд. И вся она была волнующимся бликом в листве, голосом чистых звенящих струй, жемчужным сиянием туманов вечерней земли; нездешним светом, мягким и таинственным, озарено было лицо Лучиэнь.
Но лишь только исчез грязный снег с тротуаров и мостовых, лишь только потянуло в форточки гниловатым беспокойным ветром весны, Маргарита Николаевна затосковала пуще, чем зимой. Она плакала часто втайне долгим и горьким плачем. Она не знала, кого она любит: живого или мертвого? И чем дальше шли отчаянные дни, тем чаще, и в особенности в сумерки, ей приходила мысль о том, что она связана с мертвым.
Нужно было или забыть его, или самой умереть. Ведь нельзя же влачить такую жизнь. Нельзя! Забыть его, чего бы ни стоило — забыть! Но он не забывается, вот горе в чем.
Чем лучше разберешься в деле, тем хуже понимаешь, за кем правда. За каждой стороной – своя. Даже свет и тьма в мире не отделены друг от друга непроходимой гранью: их сводят вместе рассвет и закат, сливают сумерки, перемешивают так, что и не заметишь, когда же, в какой миг, у какой черты кончается ночь и начинается день. Все время ищешь, ловишь этот миг и эту черту, надеешься поймать и подглядеть на этой тонкой грани самое главное в мире. А пока ты ловишь эту тайну, время делает свое дело, уверенно и неизменно, ничего не скрывая и ничего не показывая. Все в мироздании едино, все течет из одного в другое: свет и тьма, тепло и холод, зима и лето, жизнь и смерть. Что же говорить о добре и зле, которые живут не в небе, а в человеческой душе? Каждый человек – как небо, где есть свой свет и своя тьма, тесно слитые и неразделимые.
И все пройдет. Закатятся во тьму
Восторженности, радости, печали,
Оборванные струны чьих-то мук,
Которые любовью отзвучали
Их сумерками спрячет тишина
Под золотом давно опавших листьев.
И та, что не пытаясь вспоминать,
Отложит фотографии и письма,
Укроется за шепотом в ночи,
Чтоб новою любовью исцелиться
Но что-то так похоже прозвучит.
И спрячется тоской в густых ресницах.
И омутом заплещется бокал,
Когда она его вином наполнит.
А тот, кто отпуская, не искал,
Наверно, не узнает и не вспомнит,
Как птицей одинокой среди стай,
К которым она так и не прибилась,
Все продолжает крыльями листать
Слова о нем, которого любила.
И на краю оплаканных молитв,
Среди других признаний и причастий,
Ни с кем, ни с кем никак не от болит
Ее несостоявшееся счастье.
Словно в глубоком омуте прячутся дни и лица
Вы меня не запомните. Я Вам не буду сниться.
Просто однажды вечером, на перепутье улиц,
Взглядом таким доверчивым Вы ко мне прикоснулись
Не обьяснить, не рассказать, странность такая,
То что меня Ваши глаза не отпускают
Вас укрывают сумерки. Прячут, не отдавая.
В городе словно умерли улицы и трамваи
Ночь нарисует заново звезды над темной крышей
Будет меня обманывать снами, где я увижу
Ваши глаза, и утону в омуте тайны.
Я пропаду в этом плену встречи случайной.
Сотни дорог каждый из нас ими отмечен.
Просто, мой Бог, пообещай новую встречу.
Необязательно использовать строку?
Но сумерки меняют очертания
И седина, прильнувшая к виску,
Укроет снегом давние желанья
Необязательно использовать строку —
Но ветвь берёзы бьётся, словно локон,
И ветреному следуя броску,
Меня ударит, будто ненароком
Необязательно использовать строку
Но вечер нам расстелeт покрывало
И перемелет в мелкую муку
Всё то, что днём нам так любить мешало
Необязательно использовать строку.
Но тёплый свет нам тьма процедит в окна,
И мы, поверив хрупкому стеклу,
В надежде на прощение умолкнем
Необязательно использовать строку!
Но «я хочу» сильнее, чем «я должен»,
И «прислонясь к дверному косяку"*,
Я стану в синих сумерках моложе
Необязательно Я знаю. Но строка
Так судорожно рвётся на свиданье!
И, лунного отведав молока,
Я в сумерках меняю очертания
Вредная, неверная, наверно.
Нервная, наверно ну и что ж?
Мне не жаль,
Но жаль неимоверно,
Что меня, наверно, и не ждешь!
За окном,
Таинственны, как слухи,
Ходят тени, шорохи весны.
Но грозой и чем-то в этом духе
Все же веют сумерки и сны!
Будь что будет! Если и узнаю,
Что не нравлюсь, - сунусь ли в петлю?
Я нередко землю проклинаю,
Проклиная, все-таки люблю!
Я надолго твой, хоть и недолго
Почему-то так была близка
И нежна к моей руке с наколкой
Та, с кольцом, прохладная рука.
Вредная, неверная, наверно.
Нервная, наверно
Ну и что ж?
Мне не жаль,
Но жаль неимоверно,
Что меня, наверное, не ждешь!
Ты у меня одна,
Словно в ночи луна,
Словно в степи сосна,
Словно в году весна.
Hету другой такой
Ни за какой рекой,
Hет за туманами,
Дальними странами.
В инее провода,
В сумерках города.
Вот и взошла звезда,
Чтобы светить всегда.
Чтобы гореть в метель.
Чтобы стелить постель.
Чтобы качать всю ночь
У колыбели дочь.
Вот поворот какой
Делается с рекой.
Можешь отнять покой,
Можешь махнуть рукой,
Можешь отдать долги,
Можешь любить других,
Можешь совсем уйти,
Только свети, свети!
Мне никто не сказал, что пришла Весна.
И в таящихся сумерках меньше тьмы.
Пока я безнадежно искала нас,
Попросивших у Бога любовь взаймы.
Мне никто не сказал, что кругом вода
Заливает орбиты моих миров.
И не важно кто выживет, кто предаст,
Потому что по сути любовь — зеро.
А имеющий право, не терпит прав,
Ущемляющих в чем-то его права.
И не важно кто отдал, а кто украл.
Все равно трое кратностью отдавать.
Мне никто не сказал не искать причин.
Потому как, что Богово — то ничье.
И что больше, чем слово, всегда молчит.
Остальное — звенящим течет ручьем.
Подставляй свое имя, и им крестись,
Без любви ощущая себя святой.
Только как в пустоте без нее спастись?
Если все остальное не то, не то.
Север - обиталище страстей
Север — обиталище страстей.
Ветер продувает до костей,
Тропы заметает без следа
И уносит мысли в никуда.
Сумерки — седые вечера —
Звёзды зажигали до утра.
Вылетали поздно, с ночевой.
Дул опасный ветер, боковой.
Занят эшелон. Гудит мотор,
А по курсу прямо — пики гор.
Дремлют пассажиры за спиной,
Вся страна под белой пеленой.
Всё едино: небо и земля,
Люди, самолёты и поля.
Облако мелькает под крылом,
Через два часа — аэродром.
Манит путеводная звезда,
Люди улетают — кто куда.
Скоро позабудут про пургу,
Если сесть в тумане я смогу
Впрочем, не один я экипаж
Город вдалеке, огней мираж.
Разворот четвёртый — рубикон!
Курс, глиссада, полоса, перрон.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Сумерки» — 120 шт.
