Цитаты в теме «сумерки», стр. 6
Уходя уходи по серебряной лунной дороге,
Забывая закрыть заскрипевшую в сумерках дверь.
Уходя уходи, не поддавшись сомненьям, тревоге,
Разуверившись в самой надёжной из вер.
Уходя уходи, чтоб вернуться к истоку, к началу,
Чтоб дрожащим губам не хватало ни слов, ни тепла.
Уходя уходи, разменяв мишуру обещаний,
На рассветы вдали от живящего душу огня.
Уходя уходи, осознав неизбежность разрыва,
Как ладонью сдержать утекающий тёплый песок.
Уходя уходи, чтоб не стало для сердца постылым,
То, что стало далёким, несбыточным, сказочным сном.
Уходя уходи, не сори понапрасну словами,
Не проси, не жалей, так больнее, поверь, уходить.
Уходя уходи, погасив зашалившее пламя,
Чтобы где-то вдали новый свет и надежду найти.
Кто знает, через что еще пройти,
Нам суждено чтоб рук коснулись руки,
Крылатым ветром над землей летит,
Мечта о том, чтоб не было разлуки.
Ночные сумерки сжигают фонари,
Еще один, ушел и не вернется,
Унылый день, день от тебя вдали.
И лишь луна, мне тихо улыбнется.
А поутру мы встретим вновь рассвет,
Но только губ не суждено коснуться.
А я тебя ждала сто тысяч лет,
Чтобы однажды рядышком проснуться.
Но чтобы не случилось на пути,
Мы чувствуем друг друга в мире этом,
И чтоб помочь тебе ко мне идти,
Я своей верой, разверну планету.
Ждать тебя...
Ждать тебя на мосту над бегущим временем,
Только вниз не смотреть — застегнуться волею,
В заблуждение небо введя смирением.
И понять, что разлука — лишь миг, не более.
Ждать тебя на границе у новой полночи,
Попытаться окликнуть вдруг севшим голосом,
Но с рассветом опять ощутить беспомощно,
Как по радугам снов побежали полосы.
Ждать тебя на перроне в ноябрьских сумерках,
Под рубашкою греть шерстяные варежки,
Как в том кадре, не меркнущем в мире суетном,
Беспокоясь опять — как меня узнаешь ты?
Ты приходи сегодня или завтра
В любой из дней, как на голову снег.
С февральской стужей, с непогодой марта,
В апреле, вместе с половодьем рек.
Ты приходи, когда устанешь мерзнуть
И в межсезонье вечном ждать тепла
Ты приходи и даже если поздно,
Знай, для тебя я солнце сберегла
Ты приходи, когда звенит весельем
Мой дом (обычно, как монаший скит).
И мы с тобою справим новоселье
А заодно и проводы тоски
Но если вдруг из сумерек прохладных
«Заглянешь на минутку», «невзначай»
(Ох, как же врать ты научился складно)
Скажу: «Ну что же, проходи на чай.»
А ты не в силах будешь "Нет " ответить,
Посмотришь долго словно в первый раз.
И прошептав десяток междометий,
Закончишь: «Хорошо, что дождалась».
Я люблю, когда город, уставший от дел,
Засыпает под шёпот опавшей листвы,
Когда ветер, который деревья раздел,
Отмывает дождём серый плащ пустоты.
Когда сумерки с небом, сливаясь в мазок,
Прячут звёзды, давая и им отдохнуть,
Когда лето уходит в положенный срок,
Не пытаясь надеждой людей обмануть.
И на мокром асфальте почти как в стекле
Отражаются жёлтым пятном фонари,
Чья-то тень промелькнёт в полусонном окне,
И покажется вдруг, что она – это ты
Не привыкнув к перчаткам, плащам и зонтам,
Все спешат по домам, сокращая свой путь,
Чтоб согреться, прижавшись губами к губам,
И постель расстелить, и, обнявшись, уснуть.
А потом, из-за шторы, на цыпочках сны
Выйдут в тёмную комнату в скрип половиц,
И покажется снова, что где-то здесь ты
Среди, днём промелькнувших на улице, лиц.
Будет осень бродить по притихшим дворам,
Будет царствовать пасмурно до ноября,
Я люблю тосковать по тебе и снегам
Под негромкую музыку капель дождя.
Спускались сумерки и царственная ночь
Невольно о себе напоминала,
Мы по аллее шли, укутавшись в любовь,
Моя рука твою ладонь не отпускала.
День незаметно к своему закату подошёл,
За горизонтом уже солнце давно скрылось,
На небо месяц медленно взошёл,
И серебром роса на землю опустилась.
Любовь дурманила, глаза были пьяны,
Пьяны от чувств, нахлынувших волною,
Сердца стучали яростно в груди,
Уста пылали, обожженные любовью.
В ту ночь, я знаю, вспыхнула искра
И из нее огонь стал разгораться,
Горели пламенно влюбленные глаза,
Мы больше не могли с тобой расстаться.
Не болей от одиночества,
Не томись от пустоты
Место-имя, время-отчество
И тире меж ними-ты.
Занавесь окошко бедное,
Поплотнее дверь закрой.
Это самое невредное-
Посидеть с самим собой.
Отрешись от мира лживого
Суесловия, болтовни,
Прогони любовь фальшивую,
Стань жестоким-прогони!
Приглуши в себе все страстное,
Позабудь узор платка,
Чувство локтя-вещь прекрасная,
Локтя-но не локотка.
Откажись от каждодневного,
Лишь поддерживай очаг.
Чуешь?-мрачный ветер древности
Вздул рубашку на плечах.
Одиночество как творчество,
Вдохновение-оно.
Стать общительным захочется-
Не томись, ступай в кино.
От товарищей непрошеных
Огради своё жильё,
Незамутненное, хорошее
Одиночество своё.
Призови на душу сумерки.
Перережь все провода
Но представь, когда б все умерли,-
Что бы делал ты тогда?
И вот он снова в Париже, и вечер мягок, как грудь женщины, и кажется — иначе и не может быть. Всё принимается со спокойствием обреченности — этим единственным оружием беспомощности. Небо всегда и везде остается одним и тем же, распростертое над убийством, ненавистью, самоотверженностью и любовью, наступает весна, и деревья бездумно расцветают вновь, приходят и уходят сливово-синие сумерки, и нет им дела до паспортов, предательства, отчаяния и надежды. Как хорошо снова оказаться в Париже, не спеша идти по улице, окутанной серебристо-серым светом, ни о чем не думать До чего он хорошо, этот час, еще полный отсрочки, полный мягкой расплывчатости, и эта грань, где далекая печаль и блаженно-счастливое ощущение того, что ты еще просто жив, сливаются воедино, как небо и море на горизонте: первый час возвращения, когда ножи и стрелы еще не успели вонзиться в тебя Это редкое чувство единения с природой, ее широкое дыхание, идущее далеко и издалека, это пока еще безотчетное скольжение вдоль дороги сердца, мимо тусклых огней фактов, мимо крестов, на которых распято прошлое, и колючих шипов будущего, цезура, безмолвное парение, короткая передышка, когда, весь открывший жизни, ты замкнулся в самом себе Слабый пульс вечности, подслушанный в самом быстротечном и преходящем
Правда, надо признать, что с сумерками в эту долину опускались чары какого-то волшебного великолепия и окутывали её вплоть до утренней зари. Ужасающая бедность скрывалась, точно под вуалью; жалкие лачуги, торчащие дымовые трубы, клочки тощей растительности, окружённые плетнем из проволоки и дощечек от старых бочек, ржавые рубцы шахт, где добывалась железная руда, груды шлака из доменных печей — всё это словно исчезало; дым, пар и копоть от доменных печей, гончарных и дымогарных труб преображались и поглощались ночью. Насыщенный пылью воздух, душный и тяжёлый днём, превращался с заходом солнца в яркое волшебство красок: голубой, пурпурной, вишневой и кроваво-красной с удивительно прозрачными зелеными и желтыми полосами в темнеющем небе. Когда царственное солнце уходило на покой, каждая доменная печь спешила надеть на себя корону пламени; тёмные груды золы и угольной пыли мерцали дрожащими огнями, и каждая гончарня дерзко венчала себя ореолом света. Единое царство дня распадалось на тысячу мелких феодальных владений горящего угля. Остальные улицы в долине заявляли о себе слабо светящимися желтыми цепочками газовых фонарей, а на главных площадях и перекрёстках к ним примешивался зеленоватый свет и резкое холодное сияние фонарей электрических. Переплетающиеся линии железных дорог отмечали огнями места пересечений и вздымали прямоугольные созвездия красных и зелёных сигнальных звёзд. Поезда превращались в чёрных членистых огнедышащих змеев
А над всем этим высоко в небе, словно недостижимая и полузабытая мечта, сиял иной мир, вновь открытый Парлодом, не подчиненный ни солнцу, ни доменным печам, — мир звёзд.
Как странно: у этих слепцов, потерявших зрение на войне, движения другие, чем у слепорожденных, — стремительнее и в то же время осторожнее, эти люди еще не приобрели уверенности долгих темных лет. В них еще живет воспоминание о красках неба, земле и сумерках. Они держат себя еще как зрячие и, когда кто-нибудь обращается к ним, невольно поворачивают голову, словно хотят взглянуть на говорящего. У некоторых на глазах черные повязки, но большинство повязок не носит, словно без них глаза ближе к свету и краскам. За опущенными головами слепых горит бледный закат. В витринах магазинов вспыхивают первые огни. А эти люди едва ощущают у себя на лбу мягкий и нежный вечерний воздух. В тяжелых сапогах медленно бредут они сквозь вечную тьму, которая тучей обволокла их, и мысли их упорно и уныло вязнут в убогих цифрах, которые для них должны, но не могут, быть хлебом, кровом и жизнью. Медленно встают в потускневших клеточках мозга призраки голода и нужды. Беспомощные, полные глухого страха, чувствуют слепые их приближение, но не видят их и не могут сделать ничего другого,
как только, сплотившись, медленно шагать по улицам, поднимая из тьмы к
свету мертвенно-бледные лица, с немой мольбой устремленные к тем, кто еще
может видеть: когда же вы увидите?!
Всё в этой жизни имеет свой конец и своё начало. Закончится и этот спектакль, и уставшие артисты разойдутся по своим гримёрным, а зрители покинут свои места и в наступивших сумерках полудрёмного города торопливо заспешат разъехаться по своим квартирам. И тишина наполнит опустевшее пространство, и только часы, висящие на стене в фойе театра, продолжают свой ход, неумолимо отсчитывая время до начала действия следующего представления ...
А дождь стучит в окно,
А дождь стучит по крышам.
Как будто ход часов,
Вдали идущих, слышен.
И мокрые следы,
На полотне асфальта.
И душу рвёт струна,
Тоскующего альта.
Окончится спектакль,
И опустеют ложи.
Уставший музыкант
Помятый фрак отложит.
И время не вернуть,
Не сделать рокировки.
И мчит ночной трамвай
К конечной остановке.
Разведены мосты,
Кончаются маршруты.
Считают уж часы
Последние минуты.
В ночной проём окна
Врывается ненастье.
И не найти следов
Потерянного счастья.
Ненастье за окном,
Стекает дождь по крышам.
И только ход часов
Чуть уловимый слышен.
Что положено, отослано,
Что задумано, написано.
И не криком — отголосками,
До земли кружиться листьями.
Позабыть, где жарко послано,
Долетев, остыть от холода
По мечтам воздастся после нам —
Просто так, совсем без повода.
Мир — особенная выкройка
Сшит иголочкой серебряной.
Как дожить, скажи, до выдоха,
Исходив твоими дебрями.
Подсветив седые сумерки,
Улыбаться просто встреченным
Написать, что не задумано,
Отослать вот только нечего.
От меча или от медленной старости Арагорн умрет. И ты не найдешь утешения. Ничто не умалит боль этой утраты. Он встретит смерть, воплощая величие короля людей, увенчанный славой, которая не померкнет до последнего дня существования мира. Но ты, моя дочь, будешь влачить свою долю во мраке и сомнениях, которые накроют тебя неожиданно, как зимние сумерки Здесь ты будешь жить, обрученная со своим горем, под сенью увядающих деревьев, пока мир не изменится, и твоя бесконечно долгая жизнь не угаснет.
На куски сумерек распадаться...
Прошлого много, обильно, как месячные.
Прятаться в петтинг, в сёрфинг, в дансинг,
В тел темное липкое месиво.
А мне нужно, нужно: губы и руки твои,
Руки и губы - Всего-то малость. Целуй меня учащенно.
Я прихожу с шатаний (читай - с прогулок),
Подставляю тебе прохладные щеки.
И ты пахнешь так детско, что хочется стать деталькой
Конструктора "Лего" - крути из меня робокопов.
Прошлого много, прошлого с именем тайным
(Играйся с буквами - непременно найдешь кого-то).
А мне нужно, нужно: ожог от твоего вдоха,
В ложбинке межгрудной.
Всего-то малость. Целуй меня учащенно.
Я прихожу с Голгофы (читай - с прогулок),
Подставляю тебе розовые от робости щеки.
Когда на сердце тяжесть
И холодно в груди,
К ступеням Эрмитажа
Ты в сумерки приди,
Где без питья и хлеба,
Забытые в веках,
Атланты держат небо
На каменных руках.
Держать его, махину,-
Не мёд со стороны.
Напряжены их спины,
Колени сведены.
Их тяжкая работа
Важней иных работ:
Из них ослабни кто-то —
И небо упадёт.
Во тьме заплачут вдовы,
Повыгорят поля,
И встанет гриб лиловый,
И кончится Земля.
А небо год от года
Всё давит тяжелей,
Дрожит оно от гуда
Ракетных кораблей.
Стоят они, ребята,
Точёные тела,-
Поставлены когда-то,
А смена не пришла.
Их свет дневной не радует,
Им ночью не до сна.
Их красоту снарядами
Уродует война.
Стоят они, навеки
Уперши лбы в беду,
Не боги — человеки,
Привычные к труду.
И жить ещё надежде
До той поры, пока
Атланты небо держат
На каменных руках.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Сумерки» — 120 шт.
