Цитаты в теме «свеча», стр. 4
Молодой рекой без устали плыви
И не бойся, простудившись, заболеть.
Возраст — это понимание любви
Как единственного чуда на земле.
Я живу, судьбу свою кляня,
Не желая для себя судьбы иной.
Возраст — это размышление о днях,
Проведённых за родительской спиной.
За столом моим разнузданный портвейн
Превратился в респектабельный кагор.
Возраст — это радость за друзей,
Не сумевших превратиться во врагов.
Верно ли сумели мы прочесть
Десять фраз, оставленных Христом?
Возраст — это стоимость свечей,
Превышающая стоимость тортов.
Кто ты есть? Чего в себе достиг?
Чей ты друг и кто твои друзья?
Возраст — это приближение мечты
В окончании земного бытия.
А смерть, конечно, человечество страшит,
Но какие там у нас года!
Возраст — это состояние души,
Конфликтующее с телом иногда.
В три часа ночи я сидел в чужой квартире и слушал немецкие марши эпохи Адольфа Гитлера. Мой приятель Генрих, «черный следопыт», фетишист и наркоман, отмечал день рождения своего пса по кличке Тротил. Это был старый пудель: ленивый, глупый, беспрерывно пердящий. Генрих любил его всем сердцем.
Я пришёл сюда с пустыми руками, потому что не любил дарить подарки, и сразу сел пить. Генрих надел парадный эсэсовский китель и посадил пса к себе на колени. Я подумал, что собачьим вшам должен прийтись по вкусу отменный материал, из которого много лет назад пошили форму неизвестному мне наци. Стол был накрыт на кухне. Генрих купил много водки и кроме меня пригласил свою подругу по имени Марлен. Я завидовал Генриху. Я хотел его убить. А её изнасиловать. Не то чтобы всерьез, но все же
Мы сидели, надирались, слушали загробные голоса немецкого хора и славили старую псину. Генрих все время рвался выйти на балкон и устроить в честь Тротила праздничный салют из своего «Парабеллума», но я его сдерживал. Ехать в кутузку из-за этой блохастой твари мне совсем не улыбалось. В конце концов, он, малость, успокоился и положил пистолет в карман кителя.
Марлен сидела на подоконнике и молча, глушила пиво.
Я сходил в туалет, умылся, потом вернулся назад. Марлен и Генрих сидели на подоконнике, уже вдвоем, и что-то негромко обсуждали. Может, планировали устроить групповуху? Я был не против.
— Послушай, — сказал Генрих. – Мы хотим устроить одну вещь.
— Да, — сказала Марлен. – Одну интересную вещь.
— Отлично, — ответил я и стал нагло разглядывать её титьки.
— Хотим устроить сеанс, — сказал Генрих.
— Да, сеанс, — сказала Марлен.
— Что ж, — сказал я. – Можете на меня положиться.
— Сеанс магии, — сказал Генрих.
— Очень древней магии, — сказала Марлен.
— Я готов, — сказал я. – Что это будет?
— Мы хотим вызвать сюда дух Адольфа, — сказал Генрих.
— Хотим с ним пообщаться, — сказала Марлен.
— Еб твою мать, — сказал я.
Они выпили не так уж много и выглядели вполне серьезно. Я им верил. Я не боялся. Я лишь был разочарован, что мне, видимо, так и не удастся задвинуть этой красавице.
— Что скажешь? – спросил Генрих. – Хотел бы в этом поучаствовать?
Я плеснул себе, выпил и кивнул.
— Как это сделать?
— Этим займется Маша, — сказал Генрих. – Она умеет.
— Ты умеешь? – спросил я.
— Я умею, — сказала Марлен.
Я сел на стул, закурил.
— Нам нужна будет твоя помощь, — сказал Генрих. – Иначе ничего не получится.
— Что я должен делать?
— Нам нужен проводник, — сказала Марлен. – Понимаешь? Нужно тело, где будет находиться дух. Иначе мы не сможем разговаривать с ним. Это не займет много времени. Ты ничего и не заметишь.
— Так, — сказал я. – А что будет со мной, пока Адольф находится в моем теле?
— Ты временно займешь его место там, — сказал Генрих.
Марлен метнула на него безумный взгляд, и этого взгляда мне оказалось достаточно.
— Хер вам на воротник, ребятки, — ответил я. – Даже не подумаю в этом участвовать.
— Испугался? – спросил Генрих.
— А ты? Почему бы тебе не поработать телом?
— Он слишком пьян, — вмешалась Марлен.
— В таком случае, я тем более вам не подойду, — сказал я.
Они молчали. Я молчал. Только хор нацистов нарушал тишину.
— Ладно, — сказал Генрих. – Я придумал. Эй, Тротил, иди-ка сюда.
Пёс дремал под стулом. На голос хозяина он не среагировал. Генрих сам подошёл и взял его на руки.
— Малыш, тебя ждет великая миссия.
Марлен слезла с подоконника и подошла к ним.
— Тебя ждет кое-что невероятное, — сказала она собаке. – Лучший подарок на день рождения. Каждый пёс мечтает о таком.
— Уж это точно, — сказал я, довольный, что они от меня отстали.
— Всё будет хорошо, — сказал Генрих.
— Ты ничего не заметишь, — сказала Марлен.
Она убрала со стола посуду, и Генрих посадил туда собаку.
— Долго ждать? – спросил я.
— Неизвестно, — ответила Марлен. – Может быть, вообще ничего не получится. Мне нужны свечи.
Генрих принес свечи, зажег их и погасил свет. Тротил лежал в центре стола, положив голову на лапы. Вокруг него плавно покачивались тусклые огоньки. Марлен потрепала пса по ушам.
В три часа ночи. На двенадцатом этаже панельного дома. На окраине города. Мы решили поболтать с Адольфом Гитлером.
Эта девушка хорошо знала своё дело. Не прошло и получаса, а несчастный, глупый пудель вдруг задрожал и открыл глаза. Я почувствовал, как по спине побежал холод, потом стало холодно ногам и рукам. Марлен читала заклинания, Генрих сидел с открытым ртом и пялился на собаку. Потом пёс забился в конвульсиях и завыл. Генрих решил его погладить и тут же отдернул руку от лязгнувших челюстей. Несколько свечей одновременно погасли. Больше ничего не происходило.
— Получилось? – спросил шепотом Генрих.
— Не знаю, — ответила Марлен.
Мы, молча, уставились на собаку. Тротил стоял на всех лапах, вытянув спину, не двигаясь.
— Сынок, — позвал его Генрих.
Тротил повернул к нему голову.
— Это ты? Или не ты?
Марлен решила взять быка за рога.
— Адольф, мы вызвали тебя, чтобы
— Поговорить, — сказал Генрих.
Интересно, о чем? – подумал я.
— Поговорить, — сказала Марлен. – Адольф, это ты вы?
Тротил повернулся к ней, опустился на передние лапы, отклячив зад, показал клыки, но вместо того, чтобы гавкнуть, истошно заорал:
— Ты что со мной сотворила, тупая еврейская ***а?!
— Еб вашу мать! – заорал я и выбежал из кухни.
Следом за мной сдернул Генрих. В прихожей он врезался мне в спину, и мы повалились на пол, заставленный башмаками и тапками. У меня онемел затылок, а руки ходили ходуном. Генрих бился на мне, как полудохлая рыбина. Из кухни орал мужской голос:
— ***а! ***а! Тупая ты ***а! Как ты посмела?!
— Сука, что делать? – спросил я.
— ***ь, не знаю, — ответил Генрих.
От страха мы оба протрезвели. Оба обделались. Оба превратились в беспомощные тряпки.
— Куда вы убежали, полудурки? – крикнула Марлен. – Идите сюда, козлы.
Мы вернулись. Мокрые и трясущиеся. Тротил катался по полу и вопил. Сплошной мат и проклятья. Это длилось бесконечно.
— Это Гитлер? – спросил я. – Гитлер?
— Похоже, — ответила Марлен.
— Спроси у него что-нибудь, — сказал я.
— Что?
— Не знаю.
В этот момент кто-то забарабанил в стену и заорал:
— Если вы, ***и, там не заткнетесь, я вызову милицию!
— Сам заткнись, *** тупой! – проорал в ответ Генрих.
Мы посмотрели на пса. Он лежал на животе и смотрел на нас глазами умирающего ребенка.
— Вот и пообщались, — сказал я. – Что теперь?
— Надо возвращать вся назад, — сказал Генрих. – Марлен.
— Что?
— Слышала?
— Да. Сажай его на стол.
— Кто? Я?
— А кто?
— ***ь, как бы он мне руку не отхватил.
Я снял кофту и набросил на пса, потом схватил за бока и посадил на стол. Он не сопротивлялся. От его взгляда хотелось удавиться.
Генрих по-новой зажег свечи.
— Садитесь, — сказала Марлен.
Мы сели. Она затянула свои заклинания. Тротил плакал. Меня потряхивало. Но у нас так ничего и не получилось. Давно наступило утро. Свечи сгорели, а псина, с глазами человека так никуда и не исчезла.
Буду тебя беречь
От мимо идущих лиц,
От неизбежности встреч,
От холода чёрных ресниц,
От брошенных даром слов,
От остро летящих секунд,
От жутко играющих снов,
От тяжести горьких разлук,
От пасмурных серых дней,
Туманов, дождей, болот,
От жара немых огней,
От жизни минорных нот.
Во тьме не жалея свеч,
И даже безумно любя
Буду тебя беречь
От самого себя.
И я, как обычно, словно тень шел за интересными мне людьми. А интересовали меня только безумцы, одержимые жаждой жить, говорить, никогда не знать покоя, те, кто никогда не зевают и не говорят банальностей, а горят, горят, горят как римские свечи в ночи.
Что счастье? Проснуться в любимых объятьях.
И завтрак готовя, под нос напевать.
Совета спросить об отглаженном платье,
С улыбкой, коль надо, его поменять.
Во время работы читать смс-ки,
О том, что минуты до встречи-года.
А в ворохе слов и красивых, и лестных,
Лишь фразу одну замечать: Ты моя.
Бежать после трудного дня трудового,
В объятия те, что даруют покой.
И в сладком коктейле признаний бредовых
Простое, желанное слышать: Я твой.
За руки держаться, гуляя под вечер,
Мечтать о грядущем при свете свечей,
Не думать, что счастье порой скоротечно,
И в ночь засыпать на любимом плече.
Когда ты рядом, я в огне горю,
А без тебя — в воде заледенею.
Я за любовь судьбу благодарю,
Жаль, что молиться только не умею.
Ты — все, чем мое сердце дышит,
Ты — ветра шум и шелест тростника.
Я не боюсь, что кто-нибудь услышит,
Как рвется из груди моя тоска.
Ты — купол голубого небосвода,
Комета, промелькнувшая в ночи.
Ты — хмурая и ясная погода
И яркий пламень восковой свечи.
Пусть километры лягут между нами,
Пронзит иглой живое сердце боль,
Ты станешь для меня двумя словами —
Мой горький сахар и морская соль.
Не исчезай во мне ты навек,
Не исчезай на какие-то полчаса.
Вернешься ты вновь через тысячу, тысячу лет,
Но все горит твоя свеча
Не исчезай из жизни моей,
Не исчезай сгоряча или невзначай.
Исчезнут все, только ты не из их числа,
Будь из всех исключением — не исчезай!
В нас вовек не исчезнет наш звездный час:
Самолет, где летим мы с тобой вдвоем.
Мы летим
Мы летим
И мы летим,
Пристегнувшись одним ремнем,
Вне времен
Дремлешь ты на плече моем,
И как огонь чуть просвечивает
Твоя ладонь,
Твоя ладонь
Не исчезай из жизни моей,
Не исчезай невзначай или сгоряча.
Есть тысяча ламп у каждой из тысячи свеч,
Но мне нужна твоя свеча!
Не исчезай — в нас чистота,
Не исчезай, даже если подступит край,
Ведь все равно, даже если исчезну сам,
Я исчезнуть тебе не дам!
Не исчезай
(Есть чудесный романс на эти стихи. Музыка Таривердиева.
Исполняют Галина Беседина и Сергей Тараненко.)
Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она, —
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.
Их речь уже немногословна,
Без слов понятен каждый взгляд,
Но души их светло и ровно
Об очень многом говорят.
В неясной мгле существованья
Был неприметен их удел,
И животворный свет страданья
Над ними медленно горел.
Изнемогая, как калеки,
Под гнетом слабостей своих,
В одно единое навеки
Слились живые души их.
И знанья малая частица
Открылась им на склоне лет,
Что счастье наше — лишь зарница,
Лишь отдаленный слабый свет.
Оно так редко нам мелькает,
Такого требует труда!
Оно так быстро потухает
И исчезает навсегда!
Как ни лелей его в ладонях
И как к груди ни прижимай, —
Дитя зари, на светлых конях
Оно умчится в дальний край!
Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она, —
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.
Теперь уж им, наверно, легче.
Теперь все страшное ушло,
И только души их, как свечи,
Струят последнее тепло.
Над фитилём свечи танцуют две души,
Огнём любви едва-едва касаясь края.
Под бархатом небес, шаги легки в тиши,
Мгновенья на двоих сердца запоминают.
От нежности дрожит прозрачный полумрак,
В объятьях света каждый шаг сближает вдохи.
Рождают волшебство биения пульсов в такт,
В узоре звёздных чувств сплетаются эпохи.
Меняются миры, кружится лёгкий дым,
Касания лаской опускаются на плечи.
Им хорошо вдвоём, молчанием святым
Быть скованными в этом пламени навечно.
Не обжигает жар, любовь теплом кружит,
В изгибах пламени, послушным воском тая,
Над фитилём свечи танцуют две души,
Своим огнём едва-едва касаясь края.
Ты слышал - она сумасшедшая?
Ты слышал — она обезумела? — Верь.
Наверное, более тысячи дней,
Точнее — три года в ней мечется зверь
Затравленный, в сумраке полутеней.
Зверь облик меняет — то робкая лань
С глазами-озёрами, полными слёз,
В тот миг ей любовь подает нежно длань,
И чудится дивная речка и плёс
То дикой волчицей становится вмиг,
Ощерившись, воет с тоской на луну,
И вой переходит на сдавленный крик,
Ей плохо — попала в твою западню.
Ты слышал — она сумасшедшая? Да?—
Ещё не совсем только сходит с ума,
В ней зверь поселился, такая беда,
То лань, то волчица. За светом — вновь тьма.
Но знаешь, вдали не погас огонёк,
Горящего сердца живая свеча.
Пока не дотлеет фитиль у неё -
Останется зверь в ней калифом на час
Стареет мама.
Ей уже не в радость
Звонки подруг и шалости внучат.
На плечи давят годы и усталость,
И руки подниматься не хотят.
А ноги не идут – иссякли силы.
Глаза слезятся, голос чуть дрожит.
Я слышала – она вчера просила:
«Ты дай ещё мне, Господи, пожить»
Болеет мама. Ночью ей не спится -
Все сновидения кончились давно.
Лежит и ждет: вдруг юркая синица
Под утро стукнет клювиком в окно?
Поставлю свечи – помоги мне Боже -
Добавь здоровья ей и сил моих.
Пусть станет мама хоть чуть-чуть моложе,
А мудрости нам хватит на двоих.
Сама я мать. Ни от кого не скрою –
Бываю и несносна и резка,
И знаю, что обидные, порою,
Эпитеты слетают с языка.
Конечно, не со зла, а от досады
Могу слова ненужные сказать .
Не обижайтесь, сыновья, не надо -
Простить порою легче, чем понять...
И ты, родная, улыбнись отважно,
Смотри – весна на подступах опять.
Живи подольше. Знаешь, нам так важно
Что рядом с нами бабушка и мать.
Добро, Свет самодостаточен он не нуждается в зле..Когда ориентиры размыты, то человек становится рабом своих желаний, он теряет ту связь, что дана ему как Спасение....Претерпевший до конца спасется, но и не могу не сказать еще одной вещи - что грех в нас, в том числе, начинается и тогда, когда мы решили что кто-то сдался, отклонился от пути... где пришла благодать, где ушла благодать - не видно нам... каждому дано мгновение, главное не продать его.
Держись за эту правду в тебе, держись чего бы не стоило.. молись, молись крепко... даже если легионы будут твердить обратное.. любой из нас как свеча на ветру...укрой ладошками это Пламя Света... защити, ибо никто кроме тебя...
Все твои имена
Великолепие твоего сумасшествия,
Твоего взгляда, твоего касания...
Тут, на земле, тебя плачут, тобой восхищаются, тебя боготворят...
Чтобы выучить навсегда широту и высоту твоего прикосновения...
Тут, на земле, поступь твоя желанна.
Хочешь, я назову все твои имена?...
Моя смертоносная невеста,
Моя нежная рана,
Моя единственная вера,
Моя безудержная магия,
Моя обетованная...
Любовь моя...
Наследник твоих снегов,
Роскоши, вольных строк и откровений,
Благословленный белыми строками,
Черным шелком, алым пронзительным цветением, твоей грустью...
Я ступил на твой порог, откуда нет возврата...
Где пишется длинное завещание
В каждом прикосновение к твоей глубине...
Мой Демон, здравствуй!..
Мой Ангел, здравствуй!
Дерзнувшие стать вечностью - прах рядом с роскошью...
Ты - молитва для живых и мертвых...
Ты...бриз, который пролетает над телом
И который был предназначен слышащим тебя.
Последняя комната сердца, которую жаждет открыть человек...
Приветствую всех, кто уцелеет, всех, кто потеряет всё.
Удостоенный смертоносным символом близости испить твой поцелуй.
Коснись меня, любовь моя... удержи, урони, останься...
Сердце моё птицей в твою пропасть.
Ты идешь в чужеземных нарядах, в шепоте твоем качается пламя.
Никто не танцует изящней того,
Кто умирает в ночь, где погибают все времена одиночества...
Посмотри на этот алый, он самый сильный, его кровь ярче всех!
Каждый коснувшийся тебя, жарко целовал жизнь -
Страницы этого кратчайшего из кратких воплощений...
Моя любовь, моя женщина, моя вечность...
Сохраняю все твои буквы...
Все твои откровения... все твои имена, ставшие для меня одним...
Елей предплечий алеюще-открытый, танец шелковых теней...
Иду к тебе сквозь скальпель тишины,
Где слово - плод на ветке переспелой
Для медленного поцелуя...
Слагающие вспять,
Упавшие на руки весны,
Играя жестами блаженных тел,
Когда сыпятся ночи звездопадом,
Пропускающие в кровь красоту и гильотину,
Когда плеть моей жажды затягивает твои запястья шелком...
Сбиваясь и царапая воздух огня жаром слов...
Шиповника цветение
Глаза в глаза.
И в голосе твоем играет теснота,
И слышно, как бьется птица, готовая взлететь,
Сжигая наши сказочные ночи в ладонях невесомых трат...
Еще Южней...
Раздень все тени...
Я пыль, бездонность, жар, я пульс огня.
Летим по ветру, распятых между тел звучаний
Вновь возрождаясь, в пепле яркой крови...
Южным крестом оставляя свои поцелуи
У сожженных солнцем губ.
Написаны в крови теплые выдохи...
Пытаясь высчитать оставшееся время...
Строка пытается уловить твой аромат...аромат любви
В пылких окнах закатов, в травах густых и сотканных из нас.
Буквы капают со страниц,
Белая свита свечей,
Винтовые Лестницы желаний...
Погружение...
Сад, в котором мы были созданы когда-то...
Партитуры срывает ветер...и музыка звучит,
И поют вулканы наших вен...
На священные подмостки выходит жизнь, именуемая - ты...
Обожженные воздухом бабочки близости...
Стобуквенная дрожь...
Руки купать в твоем огне,
Где изнанка касаний легка,
Где мы - свидетельство глаз, предчувствий...продлений.
Где пламя с ветром исполняют танец,
Причащаясь огнем
На краю моих рук....
По обе стороны Неба
Я хочу, чтоб ты назвала все мои имена.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Свеча» — 482 шт.