Цитаты

Цитаты в теме «тело», стр. 23

Отношения души и тела напоминают отношения несовершеннолетнего наследника и вороватых опекунов. Бывает, что наследником большого богатства оказывается несовершеннолетний. И опекуны, пользуясь его неопытностью, обворовывают его и сами наслаждаются жизнью. В положении ограбленного наследника оказывается и обусловленная душа. Самой ей не справиться с вероломными жуликами, которые в данном случае олицетворяют пять чувств. Ей необходима помощь «старшей» души. При её поддержке она сможет усмирить своевольных управляющих и свободно распоряжаться наследством. Душа беспомощна, как несовершеннолетний наследник, в то время как чувства-узурпаторы на правах хозяев пользуются её богатствами. Она пассивна и одинока. Внешние оболочки души: тело, ум, интеллект и ложное эго — действуют в собственных интересах, при этом душа уверена, что это друзья.
А девочка выросла. Видите, девочка выросла.
Вот только искусственна вся — от ресниц до эмоций.
Немного за двадцать, а столько уже в жизни вынесла,
Что ей временами плевать, если вдруг не проснется.
И если быть честной, она и сама знает парочку,
Таких же, которым плевать на нее с высока.
Но девочка выше таких, она вовсе не парится:
Улыбка, презрительный взгляд и походка легка,
И ветер развеет послушные длинные волосы,
А девочке хочется — в пепел — и с ветром летать,
Ведь люди бездушны — кричала сорвавшимся голосом
И многие видели: плохо. Не стали спасать
Ей только немного за двадцать, а верить не хочется
Совсем. Никому, ни на грамм. Это опыт из прошлого.
И девочке проще теперь принимать одиночество —
Ей больше не хочется искренней быть и хорошею.
Смеется. Не верьте. У девочки просто истерика:
«Не лезь ко мне в душу! А тело? А тело — бери »
«Ты так повзрослела!» — открыли мне тоже Америку!
Да, выросла, мать вашу выросла, черт побери.
Потерялась (или вовсе брошена)
Девочка притихшая, хорошая.
Личико чумазое, серьезное.
Белый день. Вокзал. Дитя бесхозное.

На груди у потеряшки-девочки
Тряпочная кукла, самоделочка.
Рядовой милиции застенчиво
За руку, как мама, держит птенчика.

Он и сам еще не шибко взрослый-то,
Страж румяный, свыше ей ниспосланный.
Водит по вокзалу, озирается:
Может, кто опомнится — признается?

Но никто никто не вспомнил, к сожалению,
На вокзале люди — ошалелые.
Да и ни при чем тут люди-граждане:
Есть свои ребеночки у каждого.

Глядя на беспомощную рожицу,
Кто вздохнет, кто вздрогнет, кто поежится
Можно после виденного-здравствовать.
Пить в купе коньяк. Листать Некрасова.

Что бы смочь до совести дотронуться —
Перечислить сотню для детдомовцев.
Душ принять. Ругать себя по батюшке.
Можно все, но чистым — не бывать уже.

Колыбелит тело зыбь рессорная.
Снится мне малышка беспризорная.
В душу мне глядит глазами сонными.
На руках у мальчика с погонами.
— У меня есть закон, — говорит он. – Называется «Ноги в воду». Каждые три-пять лет надлежит сесть на берегу реки, опустить ноги в воду, ничего не делать, сидеть и думать: что ты сделал за эти годы? Зачем? Нужно ли это было делать? Куда ты едешь?... Каждые три пять лет нужно сворачивать. Обновление, понимаешь? Ты не можешь все время идти вот так, — он прямо и резко рубит рукой. – Даже если идешь к какой-то определенной цели, то идти нужно вот так, — рука выписывает змеиный зигзаг. – Идти все время по одной дороге – скучно, неинтересно, неправильно. Ужас повторения: здесь я уже сидел, здесь лежал, с этим ел, с этим пил, с этим плясал. Невозможно. Словом, ты должен устраивать себе ревизию: счастлив ты или нет. Это самоконтроль — регулярная, обязательная процедура. Как умывание. И если ты чувствуешь на теле чесотку несчастья — ее необходимо устранить.
Вокзал, поросший человечьей суетой, шум поездов, стремящихся растянуть цикл своего движения до бесконечности, агонии разлук и эйфории встреч, циферблат неумолимых часов, качающих на своих стрелках судьбы путников, пришедших в этот храм Пять минут до поезда. Пять минут, принадлежащих только тебе. Пять маленьких минут, время последней сигареты, усталого взгляда назад и прощальной улыбки на дорогу. Пять бесконечных минут, время, отпущенное тебе и достаточное, чтобы перекроить весь мир по новой выкройке. Взвесить собственную жизнь, расчленить душу, препарировать бездну мыслей, познать прошлое глазами уходящего и этим навсегда изменить будущее. Пять минут принять решение, сесть на уже видимый сквозь беспокойство глаз поезд, развернуться и уйти, вернуться в тёплый дом, под сытый кров, отдаться без боя любящим рукам, или порвать билет, посмотреть долгим взглядом на медленно кружащую в сыром небе птицу, пожать плечами и спрыгнуть на рельсы, слабым телом встречая массив надвигающегося поезда, пешком отправляясь в новый неизвестный путь. Пять минут. Время, время, время Время жизни и смерти, время судьбы, неумолимо ползущей перекрёстками тонких линий на руке, время рвать тонкую грань между «да» и «нет» Время, которого нет. И ты выбираешь
Я не понимаю, зачем нужен секс. Говорят, что он приносит людям удовольствие. Не знаю. Мне кажется, что это просто самогипноз. Люди хотят почувствовать себя счастливыми и не могут, а поэтому придумывают себе всякие «удовольствия».
Главным выбрали секс. Все удовольствия можно купить. Секс тоже можно купить. Но это особый случай. Люди хотят, чтобы их хотели без денег. Поэтому и выбрали секс. С удовольствием всегда так — чем больше препятствий и проблем, тем больше удовольствие.
Впрочем, если у человека сколько угодно секса или нет совсем, или нет такого, какого он хочет, у него начинается депрессия (депрессия — это отсутствие удовольствия). А значит, секс — удовольствие выдуманное.
Весь секс — это мифы о сексе. Много мифов. Мифы о том, что это приятно, что секс делает человека счастливым, приносит радость, сближает людей. Еще говорят, что это лучшая разрядка. «Секс полезен для здоровья! »
На самом деле секс — это мечта о несбыточном счастье. Сам секс, конечно, возможен — дурное дело не хитрое, но он не приносит ожидаемого счастья. Он только щекочет людям нервы, обещает блаженство, дразнит. Но не дает.
Секс — гимнастические упражнения. Тела сплетаются, словно дерущиеся друг с другом тараканы. Они пыхтят, сопят, трутся друг о друга, а главное — тыкаются разными своими частями.
И все для того, чтобы сбросить напряжение, которое и возникло-то лишь из-за мыслей и мечтаний о сексе. Замкнутый круг — подумал, помечтал, напрягся и пошел «сбрасывать». Все мазохисты.
Об удовольствии от секса только говорят, а если приглядеться — это крик, стоны и обиды. Секс — это основной повод для обид между людьми.
Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
- Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.

Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.

Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.

Старик у вокзального входа
Сказал:- Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы...
А то ведь простая дворняга!

Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.

В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали...
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.

Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит задыхаясь!

Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!

Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела...

Труп волны снесли под коряги...
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце - чистейшей породы!
Guillotine

В божественной тесноте Твои губы текут в меня...
Мои руки на твоих страницах... Медленно, по высокому дну.

Любовь моя, я предпочитаю пламя,
Где в каждой белой точке на конце строки,
Вновь качается таинство этого невесомого «мы»...
Anima - Animus.

Почерк сердца,
Тебе сегодня пить белый сок пера А cappella...
Рассыпаясь трепетом по плечам, пригубив стихи сближения,
Жажду ощущая в обожженных губах...
Там, где жизнь в пару всегда выбирает себе смерть...
В губах поящего обещание не щадить тебя этой ночью.

Тронутое поцелуем в позвонках наготы...
И уже не отыскать границ в раскаленном и хрупком.
Уязвимость близости...
Унеси меня глубже, в каждый изгиб желания
Тяжелеть сладостью смерти,
Ненасытностью возрождаясь.

Пригуби до дна полный влаги пепельный воздух...
Чёрное вино в красном бокале...
Повинуясь внутренней обреченности наших тел...
Рождая иное горение -
Горение всех оттенков нежности... медленней.

Великодушие казнящих глаз, слияние губ
Двоих, упавших к гильотине...
Пламенеет воздух
Повелительной жаждой гортанной
В этот звук, полосовавший спину...
На губах моих капелька терпкого сока граната –
Алая буква твоего поцелуя.

Напиши на моем теле чернилами близости...
В стихах прижатых телом к телу,
В предсмертии ночной сакуры вспышки звучания
Губ разомкнувшихся твоих.
Отдавая дань, обнажаются страницы откровения
Уже желающих сгореть друг в друге.
Заклинания этих слов...
Я позволяю тебе выжигать их на мне,
Я позволяю тебе скользить свободно.

Вечность не разлюбит этот танец, пока в нем жива любовь.