Цитаты в теме «цыганка», стр. 2

Несколько дней назад Тереза снова запала ему в душу: как обычно, она вернулась утром домой с молоком, и когда он открыл дверь, она стояла и прижимала к груди ворону, завёрнутую в красную косынку.
Так в охапке держат цыганки своих детей. Он никогда не забудет этого: огромный, печальный клюв вороны возле её лица.
Она нашла её зарытой в землю. Так когда-то поступали казаки с пленными недругами. «Это сделали дети», – сказала она, и в этой фразе была не только простая констатация, но и неожиданная брезгливость к людям. Он вспомнил, как недавно она сказала ему: «Я становлюсь благодарной тебе, что ты никогда не хотел иметь детей».

Мне цыганка нагадала
Короля на букву «Д»,
Встречу мне пообещала —
Не сказала только, где

Я, конечно, не принцесса
И строптива как коза,
Но местами интересна
Плюс зеленые глаза.

Я одна на печке сплю
Да копаюсь все в саду.
Передайте королю:
Я себя блюжу блюду.

Я б детишек нарожала:
Королевок, корольчат
Всех бы в строгости держала:
Пусть, поганцы, папку чтят!

Передайте, коль случится
Повстречаться с королем,
Я согласная жениться,
То есть взять его мужьём,

То есть стать его принцессой,
Королевой, твою мать!
Только страшно интересно:
Сколько можно принца ждать?

Не страдаю суеверием,
Черных кошек не боюсь,
Но цыганке свято верю:
Короля на «Д» дождусь!

Я жду Вас! В день весенний окаянный,
Когда грохочет гром — грозы творец,
Когда из туч прольётся, наконец,
Прохладный дождь Так ждут небесной манны!

Я жду, как ждут прохладу в летний день,
Когда не в радость буйное цветение
Когда терзают смутные сомненья —
Наступит ли спасительная тень?

Я буду ждать Кривляния судьбы
Не остудят мой пыл так ждут награды!
Я жду Вас и в кружении листопада
Мне шепчет каждый лист — абы, кабы

Я жду ещё! Ау! Ну где же Вы?
В мечтах о Вас, как пленница в неволе
И у окна я с мыслью «Доколе?»
Считаю телеграфные столбы

Тоскливый вечер гасит свет в окне
А вот и снег упал на елей лапки
Ну где же? Где же «бешеные бабки»,
Цыганкою на гаданные мне!

В течение целой недели они любили друг друга все ночи подряд.
Страсть к цыганке никак не становилась привычною, и Гаспар всякий раз находил свою подругу еще более необычной, не такой, как накануне, и от этого любил её все больше, и с каждым разом наслаждение их было всё острее, а объятья — всё требовательнее и крепче, и по-прежнему она после отталкивала его и погружалась в свой одинокий сон, дышавший эгоизмом и пресыщением, и опять он смотрел на неё, спящую, взором, полным тревоги и нежности, сознавая хрупкость их счастья и самого их бытия.
Благодаря ей весь мир вокруг преобразился: солнце было вольно сиять или не сиять, всходить или заходить, трава дерзко пробивалась к свету, цветы распускались, а люди кричали или улыбались. Отныне всё было единственным и неповторимым, а Гаспар становился всего лишь восхищенным зрителем несравненной картины мира. Понемногу он это постигал.
Вся его философия растаяла в объятиях цыганки, он это понимал и нисколько об этом не печалился, ибо он был счастлив. Он вновь рождался на свет

Начнём с криминальной субкультуры литературоведов.
Её преступная сущность очевидна и легко доказуема. Настораживает уже тот факт, что литературоведение ничем не способно помочь автору. Эта лженаука не имеет ни малейшего отношения к процессу писанины и годится исключительно для разбора законченных произведений. Или, скажем, не законченных, но уже намертво прилипших к бумаге и утративших способность к развитию.
Знаменательно, что сами литературоведы опасаются иметь дело с живыми авторами, дабы тайное надувательство не стало явным. < >Как провозгласил однажды в припадке циничной откровенности мой знакомый, ныне завкафедрой литературы: «Выпьем за покойников, которые нас кормят! » < >
Ещё в меньшей степени литературоведение необходимо простому читателю. Этот тезис я даже доказывать не намерен. Скажу только, что читающая публика для учёных мужей и жён – не менее досадная помеха, чем автор, поэтому всё, что публике по нраву, изучения, с их точки зрения, не достойно.
Итак, городская субкультура литературоведов криминальна уже тем, что никому не приносит пользы, кроме себя самой, то есть паразитирует на обществе и тщательно это скрывает.
Способ мошенничества отчасти напоминает приёмы цыганок: неустанно убеждать власти в том, что без точного подсчёта эпитетов в поэме Лермонтова «Монго» всё погибнет окончательно и безвозвратно, а запугав, тянуть потихоньку денежки из бюджета. Навар, разумеется, невелик, с прибылями от торговли оружием и наркотиками его сравнивать не приходится, но это и понятно, поскольку литературоведы в уголовной среде считаются чуть ли не самой захудалой преступной группировкой. Что-то среднее между толкователями снов на дому и «чёрными археологами».
Само собой, изложив просьбу раскошелиться в ясных доступных словах, на успех рассчитывать не стоит. < > Поэтому проходимцами разработан условный язык, специальный жаргон, употребляемый с двумя целями: во-первых, уровень владения им свидетельствует о положении говорящего во внутренней иерархии, во-вторых, делает его речь совершенно непонятной для непосвящённых. Последняя функция создаёт видимость глубины и производит на сильных мира сего неизгладимое впечатление. Услышав, что собеседник изучает «гендерную агональность национальных архетипов», сомлеет любой олигарх, ибо сам он столь крутой феней не изъяснялся даже на зоне.
Глядишь, грант подкинет.

Но не становится ли событие тем значительнее и исключительнее, чем большее число случайностей приводит к нему? Лишь случайность может предстать перед нами как послание. Все, что происходит по необходимости, что ожидаемо, что повторяется всякий день, то немо. Лишь случайность о чем-то говорит нам. Мы стремимся прочесть ее, как читают цыганки по узорам, начертанным кофейной гущей на дне чашки.

САМЫЕ ПОПУЛЯРНЫЕ ТЕМЫ бесконечность бред глубина горе горечь деталь довод дым дыра знакомый зрелость куст кухня легкие лягушка мечта молитва мораль общество осколок особенность откровение открытие плечо подлец процесс рассвет ребенок решение следствие смерть страх тепло урок утро