Цитаты

Цитаты в теме «зима», стр. 47

Тебе, Россия...

Роняет осень пожелтевшую листву,
Звучит Рахманинов в Серебряном Бору,
А журавли, как много лет назад,
Крестами белыми над крышами летят...

Я провожаю взглядом белый клин,
И плачет небо, потревоженное им...
Я не сумею без тебя прожить и дня,
Моя родная, непонятная страна.

Снова зимы за вёснами
Над кремлёвскими звёздами,
Годы времени смутного
К покаянию зовут меня.

Я ничего не изменю в твоей судьбе,
Лишь буду петь, Россия, о тебе.
Давай присядем на дорожку у окна,
И ты проводишь за околицу меня.

Святое небо малой родины моей
Благословило нас крестами журавлей.
Снова зимы за вёснами
Над Васильевским островом,

Воды смутного времени
Нас уносят течением,
И ничего не изменить в моей судьбе,
Я благодарен Богу и тебе...

Роняет осень пожелтевшую листву,
Звучит Рахманинов в Серебряном Бору,
А журавли, как много лет назад,
Крестами белыми над крышами летят.
На далёком острове посреди океана жила стая маленьких птичек. Каждую осень они трудолюбиво запасали зёрнышки на долгую и суровую зиму. И каждый год, ближе к холодам, мимо острова пролетал журавлиный клин. Каждый раз перелётные птицы останавливались на ночлег в старом замке, где жила стая. И рассказывали маленьким птичкам про далёкие страны, про тёплые края и большие материки. Птички слушали диковинные истории, открыв клювики, и в благодарность делились зёрнышками. Утром журавли улетали, а молодые птенцы, провожая, долго летели за ними.
— Мама, — воскликнул молодой птенчик, вернувшись усталым домой, — а правда, что есть огромные острова, диковинные животные и вечное лето?
— Ну что ты, — тяжело вздыхала мать после трудного дня, проведённого в поисках пищи. — Это всё пустые фантазии. Журавли просто не умеют искать себе пищу и придумывают интересные истории. Будь реалистом, сынок. Иди спать, завтра тяжёлый день.
Не отпускай мою любовь,
Она тебе еще послужит;
Пусть в сердце осень листья кружит –
Ты ей пока не прекословь.

Пусть успокоит листопад
Твою израненную душу,
Ее покой я не нарушу,
Хоть и нарушить был бы рад

Я буду где-то за дождем,
Но ты позволь остаться рядом,
И я ни словом и ни взглядом
Нам не напомню о былом.

Оставь мне тоненькую нить,
Не дай ей повод оборваться –
Легко нам будет потеряться,
А вот легко ли все забыть?

И на Земле, такой большой,
Нас не сведут дороги снова
Да, ты сегодня не готова
Начать все заново со мной.

И осень сменит век зимы,
В котором сердце ровно бьется
Но вдруг весной оно проснется?
Или проснется до весны?

Ему захочется вернуть
Хотя бы часть того, что было,
И что бы ты ни говорила,
Тебе его не обмануть.

Не отрекайся сгоряча,
Моя любовь не помешает –
Согреет или тихо стает,
Как отгоревшая свеча.
Я мог бы чаще бросать тело в кресло, и медитативно перемешивая маленькой ложечкой горячий кофе, снова складывать вечную мозаику на мониторе своего ноутбука, одевая уже привычные метаморфозы душ в новые аллегории, но Жизнь бьется в ритме ночного города, жизнь ревет моторами машин и самолетов, жизнь облизывает теплыми волнами морей стройные берега, жизнь разбегается по рукам, оседает на страницах хороших книг. Я бывал бы тут чаще, если бы мог. Я, конечно, мог бы, если бы захотел. Но я все еще хочу иного. Я хочу узнать женщину, на горле которой сжимает упругие кольца медная змея, я хочу увидеть новорожденного ангела в лице подростка, который, идя по шумной улицы, вдруг нащупал в себе небо, я хочу заглянуть в глаза старика, занавешенные мутной дымкой воспоминаний. Но сохраняя шаткое равновесие на гребне бытия, бьющего через край, мне все сложнее оседать в мягкий покой уютного света экрана, теплого пледа в ногах, медленно остывающего кофе и долгих разговоров ни о чем. Я все реже отвечаю на письма, но все чаще нахожу себя танцующим на гране весны, гуляющим по неуловимо ускользающей зиме с потертым наушником в ухе и полуулыбкой на лице, собирающим щедрый урожай новых тем, новых идей, новых чувств. Больше не рассказывая о том, как красив и огромен мир за окном, а разбивая это окно и впуская его сюда, в твой тихий мерный уют, осевший паутиной на клавишах компьютера.
«Каково это, — спросила однажды Карла, — ломка после прекращения приёма героина?» Я попытался ей объяснить. Вспомни все случаи в своей жизни, когда ты испытывал страх, сильный страх. Кто-то крадётся сзади, когда ты думаешь, что один, и кричит, чтобы напугать тебя. Шайка хулиганов смыкает вокруг тебя кольцо. Ты падаешь во сне с большой высоты или стоишь на самом краю отвесной скалы. Кто-то держит тебя под водой, ты чувствуешь, что дыхание прерывается, и рвёшься, пробиваешься, хватаешься руками, чтобы выбраться на поверхность. Ты теряешь контроль над автомобилем и видишь, как стена мчится навстречу твоему беззвучному крику. Собери в одну кучу все эти сдавливающие грудь ужасы и ощути их сразу, одновременно, час за часом и день за днём. Вообрази вдобавок всю боль, когда-то испытанную тобой: ожог горячим маслом, острый осколок стекла, сломанную кость, шуршание гравия, когда ты падаешь зимой на ухабистой дороге, головную боль, боль в ухе и зубную боль. Сложи их вместе — защемление паха, пронзительные вопли от острой боли в желудке — и почувствуй их все сразу, час за часом и день за днём. Затем подумай обо всех перенесённых тобой душевных муках — смерть любимого человека, отказ возлюбленной. Вспомни неудачи и стыд, невыразимо горькие угрызения совести. Добавь к ним пронзающие сердце несчастья и горести и ощути их все сразу, час за часом и день за днём.
Очень может быть, что он и столь же суров, — возразил Дон Кихот, — но чтобы от него была людям такая же точно польза — вот за это я не ручаюсь. Уж если на то пошло, воин, исполняющий приказ военачальника, делает не менее важное дело, нежели отдающий приказы военачальник. Я хочу сказать, что иноки, в тишине и спокойствии проводя все дни свои, молятся небу о благоденствии земли, мы же, воины и рыцари, осуществляем то, о чем они молятся: мы защищаем землю доблестными нашими дланями и лезвиями наших мечей — и не под кровлей, а под открытым небом, летом подставляя грудь лучам палящего солнца и жгучим морозам — зимой. Итак, мы — слуги господа на земле, мы — орудия, посредством которых вершит он свой правый суд. Но исполнение воинских обязанностей и всего, что с ними сопряжено и имеет к ним касательство, достигается ценою тяжких усилий, в поте лица, следственно тот, кто таковые обязанности на себя принимает, затрачивает, разумеется, больше усилий, нежели тот, кто в мирном, тихом и безмятежном своем житии молит бога о заступлении беспомощных.
Как и у каждого человека, у меня есть мечта. Эта мечта называется «хрустальный купол». Я сейчас объясню. Я хочу, чтобы повсюду, где бы я ни была, меня окружал прозрачный купол. Пуле — , а главное, словонепробиваемый. А лучше мысленепробиваемый купол. Я не желаю знать, что обо мне думают все эти люди, потому что думают они плохо. Я бы ходила, недоступная никому, меня бы все видели и, возможно, даже слышали, но приблизиться не могли бы. Когда я мечтаю, я обычно обустраиваю жизнь под этим куполом. Меня очень заботит, откуда там воздух? Есть ли там зима, или мне можно будет вообще не носить шубу? Как туда доставлять продукты? Как провести мобильную связь и как сделать так, чтобы звонили только те кому я действительно рада? И вот я часами лежу и продумываю это сложное архитектурное сооружение
Интересно, а как там с любовью? — подумала я — Неужели платоническая? Представить свою жизнь без физической близости с мужчиной я не могла Говорят ведь, что все мужчины сволочи. Сволочи мне там, в моём хрустальном мире, не нужны. Если я докажу тождество о мужиках-сволочах, то оставлю этот грешный мир со спокойной совестью и переселюсь в лучший мир, хрустальный.
Зима летом..может только приснится. Закат разгорелся всеми красками,что остались неизрасходованными за ушедший год. Угольно-красное, дымное солнце висело над горизонтом. Небо отцветало спектром:лимонно-жёлтая узкая полоса заката плавно переходила в неземную, изумрудную зелень, которая в зените менялась на мощную,яркую, насыщенную синеву. И к востоку концентрация этой синевы возрастала до глубокой черноты, в которой звёзды, словно от неимоверного давления в ней начался процесс кристаллизации.
Земля же отражала небо наоборот:на западе чёрный, горелый лес неровными зубцами вгрызался в сумрачный диск светила, а под сводом тьмы на востоке лес мерцал будто голубой, освещённый изнутри айсберг. Снега стали зеркальными и кроваво полыхали.
Но самым загадочным было бесшумное движение, охватившие мир. Грузно и устало погружалось солнце. Удлиняясь, зловеще ползли тени, ощупывая перед собой дорогу и змеин о ныряя в складки лощин. Сверху катился прилив мрака, отмывая всё новые и новые огни. Багровый дым, клубясь, устремился вслед за солнцем мимо насыпи..