Цитаты в теме «яд», стр. 8
У тебя такие формы, что нельзя смотреть спокойно, я идя на тебя глядя, головою бахнул столб. И когда тебя я вижу, у меня съезжает крыша, отравляя сердце ядом, плавно ползаю под стол. Ты идешь в Дольче Габбана и так вкусно ешь бананы, я, когда увидел это, пропустил открытый люк. Я лежу сейчас в больнице, мне твой образ часто снится, но мне врач сказала прямо; «Это просто странный глюк» и лежа в своей кровати, вижу сны такие, мать их, я, когда в них тебя вижу, с койки падаю на пол. И ходя по тротуарам, о тебе мечтая даром, из-за этих пошлых мыслей, я целую каждый столб.
Непреодолимая бездна недопонимания
Леденящим холодом пробирает до самых костей
Клетки разрушает кристаллами замерзших челюстей
Вгрызается, разъедает силу притяжения
Порождает сомнения взаимные обвинения
Непроходимая пропасть пустых обид
Отталкивает друг от друга
Ядом гнева в глазах рябит, бьёт, разит
Вдребезги разбивая сердца
Перекрёстный обстрел, обидные слова
И в глазах вместо ясного света — жгучий огонь
Пожар в душе, отойди, не тронь
Подожди, остынь, овладей собой
Погаси огонь, не жги, береги доверие
Храни любовь!
Портрет мужчины
(Картина в Лувре работы неизвестного)
Его глаза — подземные озёра,
Покинутые царские чертоги.
Отмечен знаком высшего позора,
Он никогда не говорит о Боге.
Его уста — пурпуровая рана
От лезвия, пропитанного ядом.
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным укладам.
И руки — бледный мрамор полнолуний,
В них ужасы неснятого проклятья,
Они ласкали девушек-колдуний
И ведали кровавые распятия.
Ему в веках достался странный жребий —
Служить мечтой убийцы и поэта,
Быть может, как родился он — на небе
Кровавая растаяла комета.
В его душе столетние обиды,
В его душе печали без названия.
На все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминания.
Он злобен, но не злобой святотатца,
И нежен цвет его атласной кожи.
Он может улыбаться и смеяться,
Но плакать плакать больше он не может.
Вдруг — рука вокруг моей шеи — губами в губы нет, куда-то ещё глубже, еще страшнее Клянусь, это было совершенно неожиданно для меня, и, может быть, только потому Ведь не мог же я — сейчас я это понимаю совершенно отчетливо — не мог же я сам хотеть того, что потом случилось.
Нестерпимо-сладкие губы (я полагаю — это был вкус «ликёра») — и в меня влит глоток жгучего яда — и ещё — и ещё Я отстегнулся от земли и самостоятельной планетой, неистово вращаясь, понёсся вниз, вниз — по какой-то не вычисленной орбите
Я возьму руками твои тревоги,
Научусь молиться и ставить свечи.
Я пройду достойно твои дороги,
Подниму на ноги, когда не лечат.
Я войду в твой дом непокорно, свыше,
Разделю с тобою все то, что делят. —
Я с тобою буду, когда не слышат,
Я в тебя поверю, когда не верят.
Я не буду первой, но буду лучшей,
Я рабом не буду, но буду рядом.
Я тебя не буду любовью мучить —
И сама травиться не стану ядом.
Никогда не стану твоею тенью,
Никогда не буду болеть тобою.
Я вошла к тебе, не прося спасенья.
Я пришла к тебе, чтобы стать собою.
Косвенное, но бесспорное доказательство того, что люди чувствуют себя несчастными, а, следовательно, таковы и на самом деле, в избытке дает еще и присущая всем лютая зависть, которая просыпается и не может сдержать своего яда во всех случаях жизни, как только возвестят о себе чья-нибудь удача или заслуга, какого бы рода они ни были. Именно потому, что люди чувствуют себя несчастными, они не могут спокойно видеть человека, которого считают счастливым; кто испытывает чувство неожиданного счастья, тот хотел бы немедленно осчастливить все кругом себя и восклицает:
Ради моей радости да будет счастлив весь мир вокруг.
Некоторые писатели, создав в молодости значительные, прекрасные произведения, с возрастом вдруг
обнаруживают, что наступило творческое истощение. Это довольно метко обозначают словом «исписаться». Новые работы этих авторов могут быть по-прежнему хороши, но всем очевидно, что их
творческая энергия иссякла. Полагаю, это происходит потому, что им не хватает сил, чтобы противостоять воздействию токсинов. Физические возможности, которые поначалу позволяли справляться с ядом, в какой- то момент, достигнув своего предела, потихоньку пошли на убыль.
Белее белого сукна,
Твоих волос легла волна.
И потонули плечи в ней,
Апрель себя со мной лишает сна.
Две капли неба — взгляд и тень,
Подола хитрый лабиринт
По зеленеющей траве,
Апрель снимает старый палантин.
И уже осатанело,
Ноют губы, ноет тело.
День прожить, тебя не видеть,
Словно чашу яда выпить.
Пустыня горла, сад ресниц,
Магниты ног — в педаль, и даль
Мелькнет калейдоскопом лиц.
А что ушло, того совсем не жаль.
Над апельсиновым кустом,
Еще мертва луна, но хмель
И мед из каждого ствола
Сочит, сочит разнузданный апрель.
И уже осатанело, ноют губы, ноет тело.
День прожить, тебя не видеть,
Словно чашу яда выпить
Послушать можно здесь.
Пусть не будет ни слов, ни уютной спальни,
Ни спокойного сна на мужском плече,
Пусть не будет побед — ни больших, ни малых,
Пусть не кончится эта война ничем,
Пусть не будет ни стопки со сладким ядом,
Ни колючих укусов не сбытых мечт,
Пусть не будет «хочу», «не могу» и «надо»,
Пусть не будет умения всё уметь,
Пусть не будет ни шаха, ни рокировки
И ни пешек, предавших своих ферзей,
Пусть не будет ни сыра из мышеловки,
Ни задравших бесед о добре и зле,
Пусть не будет ни встреч, ни дорог,
Ни смысла и ни поисков смысла в других мирах,
Пусть не будет ни тех, что бегут по-крысьи,
И ни тех, что всегда говорят «пора»,
Пусть не будет ни радости, ни печали,
Пусть не будет никто никогда ничей
Пусть не буду я плакать в чужой мне спальне
На горячем чужом мне мужском плече.
Ну что тебе надо еще от меня?
Чугуна ограда. Улыбка темна.
Я музыка горя, ты музыка лада,
Ты яблоко ада, да не про меня!
На всех континентах твои имена
Прославил. Такие отгрохал лампады!
Ты музыка счастья, я нота разлада.
Ну что тебе надо еще от меня?
Смеялась: «Ты ангел?» — я лгал, как змея.
Сказала: «Будь смел» — не вылазил из спален.
Сказала: «Будь первым» — я стал гениален,
Ну что тебе надо еще от меня?
Исчерпана плата до смертного дня.
Последний горит под твоим снегопадом.
Был музыкой чуда, стал музыкой яда,
Ну что тебе надо еще от меня?
Но и под лопатой спою, не виня:
«Пусть я удобренье для божьего сада,
Ты — музыка чуда, но больше не надо!
Ты случай досады. Играй без меня».
И вздрогнули складни, как створки окна.
И вышла усталая и без наряда.
Сказала: «Люблю тебя. Больше нет сладу.
Ну что тебе надо еще от меня?».
Все, не злись. Исчерпана Устала
Линий жизни нету на ладошках.
Оставляя прочим пьедесталы,
Раскидаю из кармана птицам крошки.
В этом городе давно не видно чувства,
Ни приезжим, ни прописанным по клеткам.
В этой осени, одетой так безвкусно,
Нет тепла и сладости конфетной.
Все, не злись. Смотри, как я упала.
В грязь лицом — и по щекам размазать.
Я давно собой быть перестала.
Только стала ярче губы красить.
До утра проговорить о вечном
Пустяки, запрятав глубже сердца.
Ты такой нелепый и беспечный,
Мне тобой вовеки не согреться.
Все, отстань. В финальном акте пьесы
Сдохнут все — от куклы до урода.
Только полоумная принцесса,
Убежит от принца к кукловоду.
Помолись у постера с Шакирой,
Пригвозди меня окурком к полу.
Покажи, чем закрываешь дыры,
Как тебе все это — по приколу.
Все, уйди. Сейчас смотреть не надо.
Залпом и до дна — со мною в первый.
Как не отравился этим ядом ?
Все, не злись Я кончилась, наверно.
Вот, meine kleine, пускай по вене.
Эти — к обеду и натощак.
Эти — имеют обыкновение
Спазм вызывать. Яды как-никак.
Вот тебе, kleine, цветная горстка,
Хочешь — запей /но вода не в счет/
Лучше, конечно, делить на порции.
Горько естественно, как еще.
Прошлой весной замыкало клеммы,
Но ноябрит-то всегда сильней.
Так что рецепты обыкновенны —
Вот тебе яду, давись, но пей.
Что же касаемо антидота —
Будем надеяться, нет его.
Бестию можно в любого бота,
Главное — доза «чтоб от всего».
Кутайся глубже в высокий ворот,
Лечишься ядом — давай до дна.
Видишь, тобою гордится город —
Ты тут единственная. Одна.
Пройди, пожалуйста, мимо
Четвертой Градской больницы
Ты будешь самой любимой,
Ты будешь мною гордиться.
Зачем в сомненьях терзаясь,
Стоишь на Рижской под аркой?
Твой старый плюшевый заяц
Мне станет лучшим подарком.
Поверь, мне много не надо, —
Тепла, заботы и только
Не отрави меня ядом,
Не дай истыкать иголкой.
Я буду самым послушным,
Ты даже плач не услышишь.
Не дай врачам равнодушным
Меня с кровавую жижей
Смешать спокойно, без драмы
В четвертой Градской больнице
Не убивай меня, мама,
Дай мне хотя бы родиться.
Он странный был, его боялись.
Шептали: "Демон иль святой?"
Глаза его, с отливом стали,
Сияли странной глубиной.
Он покорял в одно мгновенье
Простолюдинов и вельмож.
Он проповедовал ученье,
Где с правдой смешивалась ложь.
Простой извозчик из Сибири,
Личину святости одев,
Лечить умел гемофилию,
Снимать хандру у юных дев.
То поражал всех добротою,
То мог внушить ужасный страх.
То скудная слеза, порою,
Могла мелькнуть в его глазах.
Он говорил царю: " Когда — то,
Когда враги убьют меня,
Россия рухнет в яму ада.
Все сгинут: ты, твоя семья».
Его в ловушку заманили,
Травили ядом — он живой.
Стреляли — выжил. Утопили.
Он захлебнулся под водой.
И что же? Рухнула Россия.
Убита царская семья.
Кто он? Мессия? Искуситель?
Решайте каждый для себя.
А ты мне можешь сниться вечно?
В твоих глазах закат играет,
Рыжинки бликов на ресницах
И я уже не понимаю,
Как мне могли другие сниться?
Как мне смотреть, не улыбаясь,
Когда, с тобой столкнувшись взглядом,
Я как в пучину погружаюсь,
Отравленная сладким ядом
Твоих манящих губ их плена
Не избегаю я отныне.
Как будто бы в моей Вселенной
Теперь твое лишь только имя
И я шепчу его украдкой,
Как будто счастье в нем таится
Оно на вкус так терпко-сладко,
Оно летит, скользит, струится
Позволь твоих волос касаться,
Порыв почувствовать твой встречный
Я сплю? Не буду просыпаться
А ты мне можешь сниться вечно?
Пусть сон превратится в явь!
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Яд» — 173 шт.
