Цитаты

Цитаты в теме «многоточие», стр. 2

Задумался о предсказаниях самим себе в стихах... Так ли это, зовем ли мы своими строками в жизнь определенные события?!.. или это уже прошедшее, как эхо, окунается в чернильницу и строку… немолчное цветение литер, память мгновения... Знаешь, бывают строки мертвые, как смерть, ты читаешь их и ничего не чувствуешь... а бывают строки, когда прочтение равно ощущаемому... и долго долго ещё плывешь в их водах...
"Иные строки, как предчувствие того, что однажды уже было… Может память мгновения и есть исток нового мига? Новая строка… заглавная буква?"*
Заглавная буква - это метрика момента, это начальная точка отсчета, по коридору которого бежит строка... это всегда импровизация, это всегда раскаленный ветер произнесения...прыжок веры с белых крыш воспоминаний, прыжок в высоту глубины... где пульсация становится запредельной, где ты ласкаешь строку, еще не явную, еще не доверенную тебе до конца, но уже проявленную в тебе самом... предчувствие и обладание... что то обволакивает тебя, что то, что ты сможешь потом облечь в паузы...Власть над литерами происходящих и произошедших мгновений...они пришли служить тебе, ты пришел в их тесноту, ты их хозяин.. хозяин того, что не произносят вслух... Прикосновение к Лику Любви...и они любят твой трепет, любят за то, что ты молишься их служению...молишься их красоте, которую никогда не сможешь сказать так, как способен ощущать...Ты касаешься их уже иной музыкой, иной риторикой, с благоговением выстилая белый лист бумаги капельками многоточий имени тебя... и многоточия, прямо на глазах изумленно молчащей импровизации подлинника души, превращаются в белые буквы на черном листе повседневности.
Я дважды пробуждался этой ночью
И брел к окну, и фонари в окне,
Обрывок фразы, сказанной во сне,
Сводя на нет, подобно многоточью,

Не приносили утешения мне.
Ты снилась мне беременной, и вот,
Проживши столько лет с тобой в разлуке,
Я чувствовал вину свою, и руки,

Ощупывая с радостью живот,
На практике нашаривали брюки
И выключатель. И бредя к окну,
Я знал, что оставлял тебя одну

Там, в темноте, во сне, где терпеливо
Ждала ты, и не ставила в вину,
Когда я возвращался, перерыва
Умышленного. Ибо в темноте —

Там длится то, что сорвалось при свете.
Мы там женаты, венчаны, мы те
Двуспинные чудовища, и дети
Лишь оправдание нашей наготе.

В какую-нибудь будущую ночь
Ты вновь придешь усталая, худая,
И я увижу сына или дочь,
Еще никак не названных,- тогда я

Не дернусь к выключателю и прочь
Руки не протяну уже, не вправе
Оставить вас в том царствии теней,
Безмолвных, перед изгородью дней,

Впадающих в зависимость от яви,
С моей недосягаемостью в ней.
Все еще. Благодарю её за тишину.
За берег, на котором не был брошен.
За душу, что шагнула в темноту,
Заставив меня вспомнить о хорошем.

Да, я любил, но только так как мог.
Срываясь, пил и радуясь, смеялся.
Я просто знал, что я не одинок.
Не каялся, но и не притворялся.

Молился сам, все больше за нее.
Своим богам, бывало, что и прочим.
И не делил на два, свое, ее,
Когда писал «люблю» из многоточий.

Я воевал. Со всеми и с собой.
Брал мельницы и строил в небе замки.
За то, что есть она, а я такой.
Несовершенный. С виду и с изнанки.

Но жизнь, напомнит правды бытиё.
Где вместо «мы» поставим оба прочерк.
Мне осень, так напомнила её.
Страницами невыплаканных строчек.

Сказав спасибо, молча поклонюсь.
Не проклиная дальность расстояний.
За то, что я по прежнему молюсь,
Услышав «SOS» несбывшихся желаний.

Еще скажу спасибо сентябрю.
За шторм на море, что скрывает крики.
За правду. Что я все еще люблю
За эти многоточия-улики.
А завтра. Я жив ещё.
Щедрее будьте, люди, покуда есть я, балуйте, спешите, пишите мне, что любите, пишите об осени, о склонности к простуде. О самом незначительном и нужном. О том, что бесконечно вас тревожит. О нежности к ребёнку и о муже, который дня без вас прожить не может. Пишите, как опять взлетели цены на овощи и шляпки из велюра. Как кто-то исписал в подъезде стену: «Да я тебя люблю, ты слышишь, дура!». Не прячьтесь за бездушие многоточий. Пишите о любовницах и жёнах. Спешите рассказать, что снилось ночью в постелях, одиночеством сожжённых. Не бойтесь примитивности утопий. Делитесь. Говорите мне любое. Как ветрено с утра. Как плохо топят. Как солнце золотится на обоях. Как крылья отмирают без полёта. Как не угнаться вслед за стервой-модой. Как хочется на море. Как работа сжирает беспощадно ваши годы. Как ярко горизонт кровит под вечер на полюсе страстей Жан-Поля Сартра
И я вам обещаю: я отвечу. Пишите мне. Я жив ещё. А завтра....
На площади стреляют поэтов. На главной площади нервные люди с больными глазами находят своё бессмертие. Но бессмертие пахнет могилой, это эхо молчания в затхлых залах вечной немоты, это плесень апатии, это мгновение, ставшее тягучей, душной, статичной вечностью. На площади люди слизывают с побледневших пересохших губ вкус жизни, запоминая его навсегда, влюбляясь в яростную боль, несущую в себе семена любви и экстатичной жажды вдохнуть в пробитые легкие хотя бы ещё один глоток солёного воздуха. На площади люди отчаянно смотрят в небо, судорожно понимая, что человеческая смертность — всего лишь залог остроты чувств, горячности идей, вечного стремления успеть, не жалея себя: жить, любить, дышать, смеяться, кричать в распахнутые окна, подставлять неумолимо стареющее лицо дождям, ветрам, снегопадам, солнцу Потому что в конце этого предложения будет точка, восклицательный знак, а не шлейф уходящего в никуда многоточия. На площади стреляют поэтов. И поджарые животы в предчувствии пули прячут в чреве своём несказанные слова, тяжёлым комом поднимающиеся к сжимающемуся горлу, вырывающиеся в холодный воздух хрипом последних итогов. На площади, где стреляют поэтов, стоит мальчик. И небо давит на него, и снег кажется каменным, и тишина пугает И он пишет на изнанке собственной души детскую мораль взрослой сказки: Бог создал нас разными. Смерть — сделала равными.