Цитаты в теме «нога», стр. 101
— Мама, скажи — это ангел? Но серые крылья
Разве у ангелов крылья не белые, мама?
— Может, родной мой, они припорошены пылью?
— Мама, он смотрит с тоской на оконную раму
— Спи, дорогой мой, он ангел далекой дороги.
В крыльях немного песка от полуночной трассы.
Спи, мой хороший, давай мы укутаем ноги
Бежевым пледом с конями различных окрасок.
— Мама, скажи мне, а ангелов кто-нибудь метит?
Мой серый ангел со шрамом на тонких запястьях
Я бы спросил у него, но а вдруг не ответит?
— Видно, поранился там, где искал тебе счастье.
Страшно заснуть, ведь проснуться намного страшнее.
В доме сегодня от ангелов слишком тревожно.
Так непривычно-далек шелест крыл в тишине и
— Можно чуть-чуть полежать?
— Ну, конечно же, можно.
Ангел вздохнул, отряхнул свои серые крылья.
Вышел в окно, как иные выходят за смертью.
Может быть, правда, они припорошены пылью?
Может быть, правда, случается чудо на свете?
Почти как любовь
Под стынущий кофе прикольно ржавеет клен.
Симптомы осенней болезни укутав в шарф,
В шестнадцатый раз вспоминаю, что я влюблен
В медовую рыжесть, в которой живет душа.
Бездомной собакой бросаюсь к ее ногам,
Чтоб выпросить ласку и, может, чего пожрать.
А птицы, пакуя манатки, летят в юга,
В свой птичий полет, где в прогнозе живет жара.
Мне б с ними махнуть, но, увы, сопли, кашель, лень,
Боязнь высоты, миллионы других причин.
Придумаю их, если завтра придешь ко мне,
И буду болеть, если будешь меня лечить.
Под стынущий кофе ты будешь меня спасать
И трогать мой влажно-собачий сопливый нос,
Менять холодилки на лоб и давать лизать
Кислющий лимон с пожеланием сладких снов.
Укутав меня в одеяло, ты будешь ждать,
Чтоб я поостыл, чтоб я стал 36.6
И это почти как любовь, как напиться дать
Студеной водицы иссохшей моей душе.
Ну, что стоите, сказал он книгам. Бездельники! Разве для этого вас
писали? Доложите, доложите-ка мне, как идет сев, сколько
посеяно? Сколько посеяно: разумного? доброго? вечного? И какие
виды на урожай? А главное -- каковы всходы? Молчите... Вот ты,
как тебя... Да-да, ты, двухтомник! Сколько человек тебя
прочитало? А сколько поняло? Я очень люблю тебя, старина, ты
добрый и честный товарищ. Ты никогда не орал, не хвастался, не
бил себя в грудь. Добрый и честный. И те, кто тебя читают, тоже
становятся добрыми и честными. Хотя бы на время. Хотя бы сами с
собой... Но ты знаешь, есть такое мнение, что для того, чтобы
шагать вперед, доброта и честность не так уж обязательны. Для
этого нужны ноги. И башмаки. Можно даже немытые ноги и
нечищенные башмаки...
Слушайте, книги, а вы знаете, что вас больше, чем людей?
Если бы все люди исчезли, вы могли бы населять землю и были бы
точно такими же, как люди.Улитка на склоне, 1966г.
Вот тёща жарит колбасу,
С работы зятя ждёт.
А под ногами у неё
Мяучит рыжий кот.
Она его и так и сяк
Пытается прогнать,
Но кот упрямый, как осёл,
Не хочет уступать.
Вот он, вконец, её достал,
Она его метлой,
И с гордо поднятым хвостом,
Ушёл котяра злой.
Вот зять с работы прикатил,
И сел за стол пожрать,
И тёща зятя начала
Обедом угощать.
А кот уже, как тут и был,
Мурлыкает, орёт,
И зять, погладивши кота,
Кусок ему даёт.
Вот кот сошмякал колбасу,
И, вдруг, как застонал,
Закашлял, выпучил глаза,
И замертво упал.
- Меня хотела отравить?
Ей зять задал вопрос,
Сгрёб всю посуду со стола,
И треснул тёще в нос.
А тёща рухнула на пол,
Не удержав свой вес,
Котяра лапу вверх поднял
И громко крикнул: ЙЕ-е-е-е-С!
В одном лесу жил-был медведь. Он в страхе всех держал.
Инакомыслящих зверей он на запчасти рвал.
Никто в лесу давным-давно медведю не дерзил,
И всякий кланялся ему, подарки подносил.
И слово против возразить ему никто не мог,
Медведь себе вообразил, что он и царь, и бог.
И вот, однажды, он решил за мёдом не ходить,
Сказал, что пчёлы этот мёд должны ему носить.
Но на медвежий наглый рёв сказали пчёлы: «Нет».
Для них медведь ни царь, ни бог и ни авторитет.
Медведь от злости закипел, вот-вот повалит пар.
И он на пасеку рванул, чтоб нанести удар.
Но пчёлы — это не хорьки, у них, один за всех.
Медведю пчёлы дали бой, ему, подпортив мех.
Он ноги кое-как унёс, за речку убежал,
В бинтах, в больнице целый год, замотанный лежал.
Хочу медведю дать совет, и будет он таким:
В чужой не суйся монастырь с уставом со своим.
На соседний на завод ездил я в командировку.
Надо было мне забрать из латуни заготовку.
Вот участок слесарей, как у нас станки, тисочки,
Трубки разные, прутки, солидол в железной бочке.
Только где же весь народ? Никого в цеху не вижу.
Вдруг, от страха, братцы, мне напрочь чуть не сносит крышу:
Прямо тут, передо мной, чьи-то ноги пробежали
В сапогах и галифе, с карманов ключи торчали.
— Это что за Копперфильд по цехам у вас тут ходит?
Видно, слесаря душа себе места не находит?
— Не пугайтесь, — говорит мастер этого участка,
— Вот такие чудеса здесь у нас бывают часто.
Мы недавно из Москвы директиву получили
Сокращение провести. Половину сократили!
Я обожаю дерзить и кусаться, прятаться в старый плед,
По-вашему мне с небольшим за 20, зато по-моему, нет.
Я чисто — пушиста, пока не спустилась с какой-нибудь дикой скалы,
Где ветрено, мшисто, и парашютисты, и планеры в виде стрелы.
Я часто резка, даже неосторожна, бросаю хозяев и дом,
Я очень люблю шоколад и мороженое, и газировку со льдом.
Я славно — приветлива, млеюще — ласкова,
Я, может, улягусь у ног — до первого летнего
С яркими красками, до первых лучей на восток.
Простите, мои одиноко — двуногие, я, может, еще забегу.
Есть только свобода, подъемы и броды,
И солнце на том берегу.
Кто нас пишет, кто нас сводит, из разных стран собирая, как четки, нанизывая на нить? Я слежу за тобой, смотрю, как твоя игра заставляет меня волноваться и говорить. Я почти разучилась, я же привыкла тут обитать в молчании, в шелковой тишине. Но твой голос я почуяла за версту, потому что этот голос идет ко мне. Ты не будешь мне ни матерью, ни женой, ни подругой - слово за слово, поболтать. Просто сердце наше будет обнажено, наше общее сердце, гулкая темнота. Просто кожа наша будет обожжена, наша общая кожа — жаром звериных шкур мы друг друга будем нежить и пожирать, и сжимать пружиной, силу отдав прыжку. Звери, звери, звери дикие, кровь за кровь, мы вживаемся друг в друга, глаза в глаза Мои тексты скоро станут твоей игрой. Мне тебе придется многое рассказать.
Мне тебе придется многое принести — как добычу гордо бросить к твоим ногам.
Тот, кто пишет нас, заранее все простил. И, похоже, собирается помогать.
Мы.
Выдержка коньяка да закалка стали, неумолимость слов, преломленье призмы Мы друг без друга чувствовать перестали. Это, мой милый хищник, опасный признак. Это начало пытки, начало ломки, это клыки на полку и когти спрятать. Это не ты отныне большой и ловкий. Новая эра, чуешь? Иной порядок. Ходишь и видишь всполохи да зарницы, хочешь бежать в укрытие, да не можешь. Ты продолжай, продолжай, продолжай мне сниться так, чтобы я тебя ощущала кожей. Это и слишком страшно, и слишком ценно — очеловечить слабостью сквозь касанье. Шкуры лежат у ног — тяжело, как цепи. Мы так хотели, хищник. Хотели сами. Выдержка коньяка да закалка стали, ночи темны, как сажа, нужны, как воздух. Мы друг без друга чувствовать перестали. Это чертовски больно. И очень просто.
Восьмое марта
Мне февраль кашлянул в глаза,
И прощаясь с сезонною ролью,
Прохрипел: «А мои тормоза
Ты мне вышлешь потом бандеролью».
И на смену пришел месяц март,
И ему, безусловно, все рады —
Начинается новый парад
Все прощенья, цветов и помады.
Наша физика солнечным зайчиком
Вся к ногам твоим будет бросаться,
Ты возьми, помани его пальчиком,
Прикажи посильней целоваться.
Обновляются надписи парт —
Впереди, в стороне, на галёрке,
Начинается новый азарт,
Пусть меня эти стены простят,
Я царапаю жирно восьмерку.
Теперь то время ассоциируется у меня с туалетом фешенебельного клуба. Вокруг мрамор, огромные зеркала, дорогая парфюмерия, одежда, которая будет модной только завтра, деньги, которые появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда, проникновенные беседы до утра, круговорот девчонок, которые входят и выходят, сантехника причудливой формы. И ты сидишь на троне, с закрытыми глазами, понимая, что по стилю жизни ты либо арабский шейх, наследник нефтяной империи, либо модный промоутер, и непонятно, что важнее. В любом случае, весь мир у тебя под ногами. Но потом веки непроизвольно дергаются, ты открываешь глаза и понимаешь, что сидишь всё-таки в туалете, а внизу, под тобой, всё-таки дерьмо.
иногда мне кажется, что я карабкаюсь по отвесной скале. Судорожно цепляюсь за чуть приметные впадинки окровавленными пальцами, всем телом прижимаюсь к холодным камням, а надо мной — серое равнодушное небо и пронзительный крик кружащего над пропастью ястреба.
И стоит мне на мгновенье расслабиться, ощутив под ногами широкий, и, казалось бы, надежный уступ, как он внезапно трескается и мелкой крошкой осыпается в бездну, оставляя меня вообще безо всякой опоры.
Удача. Дружба. Любовь. Долг.
Гранитные камушки, шуршащие вниз по склону.
В мире нет ничего прочного. Ничего вечного.
И по скале лучше взбираться с выпущенными когтями, безжалостно засаживая их в удобные для тебя щели.
И никогда не оглядываться.
Их все равно не вернуть. А мне — не вернуться
Кантору предложили спеть для королевы. Мальчик встал на одно колено, пробежал пальцами по струнам и запел:
— Барабаны, гремите, — сказал король, — Пусть девушек всех пригласят сюда. — И сердце пронзила сердечная боль, Так прекрасна была она.
— Кто это? — король у маркиза спросил, Внезапное чувство в душе затая. — И быстро ответил маркиз — Сир, Робкая эта — невеста моя.
— Ты более счастлив, маркиз, чем я.
Нет равных твоей невесте.
И если, вассал мой, ты любишь меня, Оставь меня с нею вместе.
— Мой долг служить вам, не щадя головы и не жалея сил.
Но если бы это были не вы, Жестоко бы я отомстил -
Королеве собрали букет цветов Прекрасные юные девы, Маркиз же, вдохнув аромат лепестков, Пал мертвым у ног королевы
Осень ранняя. Падают листья.
Осторожно ступайте в траву.
Каждый лист — это мордочка лисья
Вот земля, на которой живу.
Лисы ссорятся, лисы тоскуют,
лисы празднуют, плачут, поют,
а когда они трубки раскурят,
значит — дождички скоро польют.
По стволам пробегает горенье,
и стволы пропадают во рву.
Каждый ствол — это тело оленье
Вот земля, на которой живу.
Красный дуб с голубыми рогами
ждет соперника из тишины
Осторожней: топор под ногами!
А дороги назад сожжены!
Но в лесу, у соснового входа,
кто-то верит в него наяву
Ничего не попишешь: природа!
Вот земля, на которой живу.
— Я не позволю! Я хочу, чтоб никто, кроме меня. Я убью всякого, кто Потому что вас — я вас — -
Я увидел: лохматыми лапами он грубо схватил её, разодрал у ней тонкий шёлк, впился зубами — я точно помню: именно зубами.
Уж не знаю как — I выскользнула. И вот — глаза задёрнуты этой проклятой непроницаемой шторой — она стояла, прислонившись спиной к шкафу, и слушала меня. Помню: я был на полу, обнимал её ноги, целовал колени. И молил: «Сейчас — сейчас же — сию же минуту »
Острые зубы — острый, насмешливый треугольник бровей. Она наклонилась, молча отстегнула мою бляху.
— «Да! Да, милая — милая», — я стал торопливо сбрасывать с себя юнифу. Но I — так же молчаливо — поднесла к самым моим глазам часы на моей бляхе. Было без пяти минут 22.30. Я похолодел. Я знал, что это значит — показаться на улице позже 22.30. Все мое сумасшествие — сразу как сдунуло. Я — был я. Мне было ясно одно: я ненавижу её, ненавижу, ненавижу!
Дело в том, что он полюбил безумною любовью, сам не зная почему, вопреки своему тонкому вкусу, вопреки своему разуму,вопреки даже собственной воле. Он упал в пропасть этой любви,как падают в яму, полную жидкой грязи. Нежный и утонченный от природы, он мечтал о связи изысканной, идеальной и страстной, а его захватила, пленила, овладела им целиком с ног до головы, душою его и телом,эта женщина Он подчинился этим женским чарам,загадочным и всемогущим, этой таинственной силе, этой изумительной власти,неведомо откуда берущейся, порожденной бесом плоти и повергающей самогоразумного человека к ногам первой попавшейся девки, хотя бы ничто в ней и не могло объяснить ее рокового и непреодолимого господства.
В сущности человек — славное животное. Все ему впору. Он одинаково хорошо сживается и с радостью, и с горем, и с обжорством, и с голодом. Дайте ему четыре ноги или отнимите обе, сделайте его глухим, слепым, немым, он ухитрится приспособиться и каким-то образом, про себя, видеть, слышать и говорить. Он словно воск, который можно растягивать и сжимать; душа плавит его на своем огне. И радостно ощущать, что обладаешь этой гибкостью духа и мышц, что можешь, если надо, быть рыбой в воде, птицей в воздухе, в огне саламандрой, а на земле человеком, который весело борется с четырьмя стихиями.
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Нога» — 2 454 шт.
