Цитаты в теме «помощь», стр. 46
Обеты, которые жених и невеста дают друг другу, не менее серьезны, чем монашеские, они даются навсегда, до самой смерти. Эти обеты нельзя «попробовать исполнять», и бросить, если что-то не получится. Можно приложить все свои силы, и просить о помощи свыше, но что-то всегда будет получаться не так, чего-то всегда будет не хватать. Для потребительской позиции любая серьезная трудность означает, что «прошла любовь и пора разбегаться», для христианской – что любовь нужно открывать, как далекую страну, строить, как дом, и защищать от непогоды, как нежное растение. А данные обеты – как стена, ограждающая стройплощадку или сад. Внутри не всегда всё в порядке, но если не оградить – придут чужие, вытопчут, расхитят.
Нет, я не хотела об этом, но я скажу,
Знаешь, как это — дыра в груди, свистящая на ходу,
Знаешь, как это — вдруг поскользнуться на льду,
И протянуть за помощью руку, и она в пустоту
Проваливается, в ледяную черную жуть?
Знаешь, как это — обернуться, и увидеть, что ты одна?
Как ребенок в супермаркете, которого бросила мать,
Как выходишь покурить и отстаешь от поезда на
Затерянной станции, знаешь ли ты,
Каково это понимать?
Нет, не будем об этом, не надо, я не о том,
Лучше — как мы смеемся, сидим на кухне втроем
С серым, не очень гладящимся котом,
Как идем по осени, и рука в руке,
Как отправляемся в путешествие налегке.
Только дай тебе бог никогда об этом не знать,
Потому что это надолго лишает сна,
Потому что все мои страшные сказки — то ерунда
По сравнению с этим падением в никуда.
И который раз я поскальзываюсь,
И руку к тебе тяну, как в тяжелом сне,
И который раз встаю,
И дальше живу,
Ну и что же еще остается мне.
На бойне жил Козел седой.
Когда был зряч, водил стада Баранов.
Они, не ведая обмана,
За ним шли смело на убой.
За мной, вперед! — кричал Козел, —
Нет никакой ловушки,
Вас ждут обильные кормушки!»
Он за собою стадо вел,
Хихикая исподтишка
И в потайную дверь ныряя,
А стадо, слепо доверяя,
Шло прямо в руки мясника.
За то Козел имел Козу
И вдоволь пойла в ужин.
Но вот ослеп и, став ненужен,
Пошел, как все — на колбасу.
Смысл басни объяснять не надо,
Мораль ясна без слов:
Вглядись — увидишь ты козлов,
У каждого баранов стадо
Идет пусть не на колбасу,
Но уж туда, где выгода Козлу,
Который может стать тираном,
Увы, при помощи Баранов.
Даже если сон ускользает тихо,
Унося с собой ощущенья лета,
Даже если выход — совсем не выход,
А большой туннель без конца и света,
Даже если голос похож на скрежет
Ржавого железа по спинам стёкол,
Даже если слёзы не жгут, а режут,
Оставляя шрамы от струек тёплых,
Даже если ты не одна — с тоскою —
Прячешься в углу за обиды шторой,
Хочешь, я поглажу и успокою,
Даже если помощь не будет скорой?
Даже если пальцы опять немеют —
Словно чьё-то горло, сжимаешь гриф ты —
Хочешь, я спою тебе, как сумею,
Под усталый шорох кабины лифта? Одной девушке. Или не одной...
Моей маме и всем родителям.
Никого нет ближе, чем родители,
Лишь они тебя поймут,
Даже если неба жители,
Крылом обнимут — силу придадут.
Кто тебе придет на помощь,
В час, когда стучит беда,
Только мать с отцом согреют,
Даже если холода.
Пусть отец бывает молчалив,
И угрюмый он заходит в дом,
Кто тебя поддержит в трудный миг
Сильным волевым плечом?
Мама тихо встанет у окошка
И попросит Бога за тебя:
«Ты пошли моей кровинушке немножко
Здоровья, счастья. Я ж не для себя»
Никого нет ближе, чем родители,
Ты их береги, не вечны мы,
Их укутай солнечными нитями —
Позвони им посреди зимы.
Святой Боже дай нам сил,
Сохрани нас и спаси,
От словец и от словца,
От льстеца и хитреца,
И мудреца.
И на помощь не зови,
Ни в болезни ни в любви,
Чья тут боль и чья вина,
Но чашу горького вина
Испей до дна.
И на ложь, и на обман
Ты души не трать скорбя
Верь развеется туман,
Верь господь спасет тебя
Святой Боже, сохрани,
От сатрапа и судьи,
От доноса и прута,
От петли и хомута,
И от кнута.
И на ложь, и на обман,
Ты души не трать скорбя,
Верь развеется туман,
Верь господь спасет тебя.
Святой боже, дай нам сил,
Сохрани нас и спаси,
От кумиров и рабов,
От пророков и гробов,
И дай нам кров.
Святой боже дай нам сил,
Сохрани нас и спаси,
От кумиров и рабов,
От пророков и гробов,
И дай дай нам кровь.
Всем нам рано или поздно приходится взрослеть. Брать на себя ответственность за тех, кто в нас нуждается. Держать себя в руках, поступать так, как правильно, а не так, как хочется Принимать чужую помощь, даже если мы хотим казаться независимыми и сильными. А главное, вовремя понимать, что нет-значит нет, и мы не всегда будем получать то, что хотим. Даже если мы хотим этого всем сердцем. Но иногда, так важно забывать, что мы выросли: вести себя по-детски, делать глупости, попадать в неловкие ситуации и искать на свою голову приключений.
— Катя, а ты не задумывалась, что много тысяч лет тому назад тебя на этой земле не было? Ну не родилась ты еще! И когда ты умрешь, чего я тебе желаю сделать в сто лет, тебя уже больше никогда не будет. Что же ты в свой короткий путь допускаешь уныние? Хочешь, чтоб я тебя пожалела? А мне не жаль тебя! У нас кого в колонии ни спроси, все без вины осужденные. А это же не так! И я за дело сижу. Мне снятся те, кто с моей помощью на иглу сел. Детей у тебя не будет? Так ведь ты сама из детдома, знаешь как там невесело. Возьми малыша, двух, трех, вкалывай для них, пироги пеки, целуй их на ночь, в цирк води. А ты ноешь и себя жалеешь! У тебя часы есть? Так посмотри на свои часы. Видишь стрелки только вперед идут?
— Есть люди, которые постоянно воюют с кем-то — с окружающими, с самими собой, с жизнью. И постепенно у них в голове начинает складываться некое театральное действо, и либретто его они записывают под диктовку своих неудач и разочарований.
— Я знаю многих таких.
— Беда в том, что они не могут разыграть эту пьесу в одиночку, — продолжает он. — И тогда прибегают к помощи других актеров.
Здесь произошло нечто подобное. Старик хотел за что-то на ком-то отыграться, кому-то за что-то отомстить и выбрал нас. Если бы мы послушались его, вняли его запрету, то испытывали бы сейчас горечь поражения и раскаивались бы. Мы бы стали частицами его убогой жизни и его неудач.
Но его враждебность бросалась в глаза, и потому нам нетрудно было уклониться от нее. Куда хуже, когда люди «вызывают нас на сцену», начиная вести себя как жертвы, жалуясь на то, что жизнь полна несправедливости, прося у других совета, помощи, заступничества.
Он заглянул мне в глаза.
— Берегись, — сказал он. — Ввяжешься в такую игру — проиграешь непременно.
Квазимодо остановился под сводом главного портала. Его широкие ступни, казалось, так прочно вросли в каменные плиты пола, как тяжелые романские столбы. Его огромная косматая голова глубоко уходила в плечи, точно голова льва, под длинной гривой которого тоже не видно шеи. Он держал трепещущую девушку, повисшую на его грубых руках словно белая ткань, держал так бережно, точно боялся ее разбить или измять. Казалось, он чувствовал, что это было нечто хрупкое, изысканное, драгоценное, созданное не для его рук. Минутами он не осмеливался коснуться ее даже дыханием. И вдруг сильно прижимал ее к своей угловатой груди, как свою собственность, как свое сокровище < > Взор этого циклопа, склоненный к девушке, то обволакивал ее нежностью, скорбью и жалостью, то вдруг поднимался вверх, полный огня. И тогда женщины смеялись и плакали, толпа неистовствовала от восторга, ибо в эти мгновения Квазимодо воистину был прекрасен. Он был прекрасен, этот сирота, подкидыш, это отребье; он чувствовал себя величественным и сильным, он глядел в лицо этому обществу, которое изгнало его, но в дела которого он так властно вмешался; глядел в лицо этому человеческому правосудию, у которого вырвал добычу, всем этим тиграм, которым лишь оставалось клацать зубами, этим приставам, судьям и палачам, всему этому королевскому могуществу, которое он, ничтожный, сломил с помощью всемогущего Бога.
Что ни говори, март — самый женский месяц в году. За короткий март всякая женщина рождается заново — превращается из гусеницы в бабочку, из утенка в лебедя, из лягушки в царевну В общем, если формулировать экономно, женская мартовская задача — стать волшебной красавицей, и любая особа женского пола вынуждена ее решить за 31 холодный день. Самое сложное в этом деле — сфокусироваться на себе, как обычно пишут в женских журналах, «полюбить себя» (брр!). Женщины на это отвечают журналам, мол, мне не для кого, вот появится принц, тогда и начну, а журналы настаивают, что если не будешь себя любить, то принц на белом коне тебя уж точно не полюбит. Мне по душе более радикальные идеи. Шанель, например, говорила, что если после 30 женщина не красавица, то она полная дура. А по-моему, тема «мне не для кого» просто увиливание от своих обязанностей. Женщина рождается с предназначениями, и одно из них — быть красивой. Поэтому попробуйте воспринимать свою красоту как работу, которую нельзя делать плохо. Учитывая при этом, что быть красивой только снаружи невозможно. Внешние данные потрясают две минуты, потом нужно доказать, что ты по праву носишь свое красивое платье. Кстати, если кто-то будет себя выдавать за принца на белом коне, срочно звоните в милицию и в «скорую помощь». В природе не существует принцев на конях, а существуют только нормальные мужчины, которые будут знать, что именно вы и есть самая красивая, если вы сами это им расскажете и покажете. И если вы не постесняетесь так поступить, вы будете царить безраздельно. Воспринимайте как пособие для цариц. И нечего отнекиваться, смотреть букой и застенчиво прятаться в углу. Смело залезайте на трон и царите! Да-да, и это тоже ваше предназначение, ваша работа, ваша обязанность, в конце концов.
Пойми, друг мой, что женщина — существо низшее и что должно не воздвигать на ее пути препятствия, иначе она споткнется и упадет, а, напротив того, убирать их и расчищать ей путь, дабы она легко и без огорчений достигла совершенства, заключающегося в добродетели. Естествоиспытатели рассказывают, что у горностая белоснежная шерсть и что когда охотники за этим зверьком охотятся, то пускаются на такую хитрость: выследив, куда он имеет обыкновение ходить, они мажут эти места грязью, затем спугивают его и гонят прямо туда, а горностай, как скоро заметит грязь, останавливается, ибо предпочитает сдаться и попасться в руки охотника, нежели, пройдя по грязи, запачкаться и потерять белизну, которая для него дороже свободы и самой жизни. Верная и честная жена — это горностай, честь же ее чище и белее снега, и кто хочет, чтобы она не погубила ее, а, напротив того, сохранила и сберегла, тому не следует применять способ, к коему прибегают охотники на горностая, не должно подводить ее к грязи подарков и услуг навязчивых поклонников, — может статься, даже наверное, по природе своей она недостаточно добродетельна и стойка, чтобы без посторонней помощи брать и преодолевать препятствия, необходимо устранить их с ее пути и подвести ее к чистоте добродетели и той прелести, которую заключает в себе добрая слава. Еще добрую жену можно сравнить с зеркалом из сверкающего и чистого хрусталя, — стоит дохнуть на нее, и она туманится и тускнеет. С порядочною женщиной должно обходиться как со святыней: чтить ее, но не прикасаться к ней. Верную жену должно охранять и лелеять так же точно, как охраняют и лелеют прекрасный сад, полный роз и других цветов, — сад, которого владелец никого туда не пускает и не позволяет трогать цветы, — можете издали, через решетку, наслаждаться благоуханием его и красотою.
Можно разными способами пытаться преодолеть депрессию. Можно слушать органные произведения Баха в церкви Христа Спасителя. Можно с помощью бритвенного лезвия выложить на карманном зеркальце полоску хорошего настроения в виде порошка, а потом вдыхать его через трубочку для коктейля. Можно звать на помощь. Например, по телефону, так, чтобы точно знать, кто именно тебя услышит. Это европейский путь. Надеяться, что можно, что-то предпринимая, найти выход из трудного положения. Я выбираю гренландский путь. Он состоит в том, чтобы погрузиться в черное настроение. Положить свое поражение под микроскоп и сосредоточиться на нем. Когда дело обстоит совсем плохо — как сейчас — я вижу перед собой черный туннель. К нему я и иду. Я снимаю свою дорогую одежду, свое нижнее белье, свой шлем безопасности, оставляю свой датский паспорт и вхожу в темноту. Я знаю, что пойдет поезд. Обшитый свинцом паровоз, перевозящий стронций-90. Я иду ему навстречу. Мне это по силам, потому что мне 37 лет. Я знаю, что в глубине туннеля, под колесами, между шпалами есть крошечный просвет.
— Как вы добры. Вы восстанавливаете мою веру в людей. Я уже не знала, куда обратиться за помощью.
Принцесса рассказала Анжелике о той борьбе, которую она выдерживала в течение ряда лет, чтобы выбраться из того болота грязи и разврата, куда ее затягивали. Она бы никогда не вышла за монсеньора, если бы все было так плохо с самого начала.
— Он ревнует меня к моему уму, и страх, что никто не любит меня или просто или просто не думает обо мне хорошо, будет преследовать меня всю жизнь.
Она расчитывала стать королевой Франции, но об этом сейчас не говорила. Это была ее главная претензия к монсеньору — он был лишь братом короля. А слова ее о самом короле вызывали горечь.
— Если бы он не боялся так моего брата Карла, он бы никогда не дал согласия на этот брак. Мои слезы, стыд, печаль — все это ничего не значило для него. Его совсем не беспокоит деградация собственного братца.
" "
— Я не сомневаюсь в своей победе, и все же порой мне становится страшно. Меня со всех сторон окружают ненавистью. Монсеньор несколько раз пытался отравить меня.
" "
— И помните, при дворе неоткуда ждать помощи, надо уметь самой защищать себя или или умереть.
Обратно они шли молча. На губах принцессы застыла улыбка. Ничто не могло отвлечь ее от чувства страха за свою жизнь, и это чувство постояннопреследовало ее.
— Если бы вы только знали, — неожиданно сказала она, — как бы я хотела остаться в Англии и никогда, слышите, никогда не возвращаться сюда!
И наконец, в этом обострившемся до пределов одиночестве никто из нас не мог рассчитывать на помощь соседа и вынужден был оставаться наедине со всеми своими заботами. Если случайно кто-нибудь из нас пытался довериться другому или хотя бы просто рассказать о своих чувствах, следовавший ответ, любой ответ, обычно воспринимался как оскорбление. Тут только он замечал, что он и его собеседник говорят совсем о разном. Ведь он-то вещал из самых глубин своих бесконечных дум все об одном и том же, из глубины своих мук, и образ, который он хотел открыть другому, уже давно томился на огне ожидания и страсти. А тот, другой, напротив, мысленно рисовал себе весьма банальные эмоции, обычную расхожую боль, стандартную меланхолию. И каков бы ни был ответ — враждебный или вполне благожелательный, он обычно не попадал в цель, так что приходилось отказываться от попытки задушевных разговоров. Или, во всяком случае, те, для которых молчание становилось мукой, волей-неволей прибегали к расхожему жаргону и тоже пользовались штампованным словарем, словарем простой информации из рубрики происшествий — словом, чем-то вроде газетного репортажа, ведь никто вокруг не владел языком, идущим прямо от сердца. Поэтому-то самые доподлинные страдания стали постепенно и привычно выражаться системой стертых фраз.
— Можно ведь сказать, что все мы верим в коллективную культуру, — сказала я.
— Это как?
— Ну, в коллективный язык. Понимаешь, ведь у нас у всех и в самом деле одна общая культура, состоящая из вещей, которые мы сами разбили на части и на каждую повесили ярлык — как ученые девятнадцатого века, которые все классифицировали. Конечно, люди по-прежнему продолжают спорить из-за этих классификаций. Две похожие рыбы — это один сорт рыбы или два разных? Отличается ли все от всего остального, или никаких различий нет? [ ] Какими критериями ты пользуешься, чтобы сказать, что вот эта вещь заканчивается здесь, а вот тут начинается другая? И что это вообще такое — «быть»? Пока не доберешься до атомарного уровня, между вещами, похоже, вообще нет промежутков. Даже пустое пространство кишмя кишит частицами. Но если взглянуть на атомы, то становится понятно, что кроме пустого пространства вообще ничего не существует. Ты ведь, наверное, слышал про такую аналогию: атом — это спортзал, в середине которого лежит теннисный мячик. В действительности ничто не связано ни с чем. Но мы создаем эти связи между вещами — с помощью языка. И с помощью такой классификации и с помощью промежутков между этими вещами создаем культуру вроде той, в которой и живем сейчас.
Я в качестве мысленного эксперимента задавала себе старый как мир вопрос: «Есть ли в этой комнате призраки? » Я напомнила себе, что, будь я рационалисткой, я могла бы с полной уверенностью ответить «нет», если прежде уже успела определить с помощью логических и умозрительных заключений, что призраков не существует. Если ты рационалист, то можно вообще сидеть с закрытыми глазами. Я знаю, что призраков не существует, значит, в комнате нет никаких призраков. Если ты рационалист и твой мир построен на логике, которая утверждает, что вещи, которые умерли, мертвы, и точка, тогда, будь ты даже в комнате, полной орущих вурдалаков, ты все равно придешь к выводу, что никаких призраков тут нет. Будь я эмпириком, я бы стала искать доказательств в своих ощущениях. Увидев, что в комнате нет призраков, я бы заключила, что, раз я их не вижу и не слышу, значит, их нет. Все это я поняла. Но, по-моему, феноменологии неинтересно, существуют ли призраки. По-моему, она задает вопрос: «И кстати, что это вообще за хрень — призраки? » < > Ну, в общем, феноменология утверждает, что да, мол, ты существуешь, и мир существует, но вот отношения между тобой и миром — это уже сложнее. Как мы вообще даем чему-нибудь определение? Где заканчивается одно и начинается другое? Структурализм вроде как утверждал, что объекты — это всего лишь объекты и их можно называть как угодно. Но мне куда интереснее вопросы о том, что становится объектом. И как может объект иметь значение за пределами языка, с помощью которого мы дали ему определение.
— Выходит, в конечном итоге все сводится лишь к языку. Есть только слова, а за ними — больше ничего. Главная мысль — в этом?
— Ну, примерно. Хотя дело тут не только в словах. Возможно, «язык» — не то слово, которое требуется в этом контексте. Может, правильнее было бы говорить «информация». — Я вздохнула. — Все это так трудно выразить словами. Возможно, Бодрийяру это удается лучше, когда он говорит о копии без оригинала — симулякре. Типа, как у Платона — знаешь? Он ведь считал, что на земле все — копия (или тени) Идеи. Ну, а что, если мы создали такой мир, где даже тот уровень реальности, в котором за правду принимают тени, еще не последняя копия? Вдруг в нашем мире не осталось ничего из того, что раньше считалось реальным, а отсылающие к вещам копии — то есть язык и знаки — больше ни к чему не отсылают? Что, если все наши идиотские картинки и знаки больше не отображают никакой реальности? Что, если они вообще ничего не отображают и отсылают лишь внутрь себя самих или к другим знакам? Это гиперреальность. Если воспользоваться терминами Деррида, это мир, в котором реальность от нас постоянно скрыта. Причем скрыта с помощью языка. Он обещает нам стол, призраков или камень, но дать нам всего этого на самом деле не может.
Шероховатость деревьев, вкус воды — все это тоже мне знакомо. Запах травы и звезды, иные ночи и вечера, от которых замирает сердце, — могу ли я отрицать этот мир, всемогущество коего я постоянно ощущаю? Но всем земным наукам не убедить меня в том, что это — мой мир. Вы можете дать его детальное описание, можете научить меня его классифицировать. Вы перечисляете его законы, и в жажде знания я соглашаюсь, что все они истинны. Вы разбираете механизм мира — и мои надежды крепнут. Наконец, вы учите меня, как свести всю эту чудесную и многокрасочную вселенную к атому, а затем и к электрону. Все это прекрасно, я весь в ожидании. Но вы толкуете о невидимой планетной системе, где электроны вращаются вокруг ядра, вы хотите объяснить мир с помощью одного-единственного образа. Я готов признать, что это — недоступная для моего ума поэзия. Но стоит ли негодовать по поводу собственной глупости? Ведь вы уже успели заменить одну теорию на другую. Так наука, которая должна была наделить меня всезнанием, оборачивается гипотезой, ясность затемняется метафорами, недостоверность разрешается произведением искусства. К чему тогда мои старания? Мягкие линии холмов, вечерний покой научат меня куда большему.
В жизни можно ориентироваться двумя способами. Можно думать, что все, что ты делаешь, ты делаешь для кого-то, для окружающего тебя мира, словно исполняешь какую-то повинность. А можно думать и по-другому, стоит только посмотреть на это с другой точки. Да, ты что-то делаешь, но ведь в ту же самую секунду и этот мир что — то очень важное делает для тебя. Кажется — ерунда! Какая разница?! А ведь нет, совсем нет! Есть разница!
— Какая разница?.. — я растерялся.
— Слушай, ну вот мир посылает тебе какого-то человека, хорошего или плохого, за помощью или с помощью — не важно. В этом должен быть какой-то смысл?
— Наверное, должен
— А я теперь уверен, что должен! Во всем есть смысл! Этот человек, которого тебе мир послал, очень важное в твоей жизни событие. Может быть, он испытание для тебя, а может быть — тайна, которую тебе предстоит открыть. Общаясь с ним, ты, возможно, узнаешь что-то для себя важное или что-то про себя самого, о чем раньше и не догадывался. Все это мир дает тебе через него! И благодаря этой случайной встрече ты можешь стать сильнее, умнее, больше, тоньше, глубже Все это преображает тебя!
— Одна и та же ситуация может восприниматься и как бремя, и как подарок!
— Я об этом и говорю! В одном случае ты истощаешься, устаешь, словно постоянно теряешь, тратишься на какого-то дядю. Конечно, в определенный момент тебе это надоедает, к горлу подступает ненависть. Ты раздражаешься: «Какого черта?! » А теперь просто изменим «точку отсчета», посмотрим на это же отношение, но с другой стороны: что лично тебе дает эта встреча? И все меняется — напряжение уходит, а ты начинаешь чувствовать, как мир заботится о тебе. А понимая, что весь мир действует для тебя и на благо тебе, ты исполняешься радостью, чувствуешь благодарность.
— Как же это просто быть счастливым! — воскликнул я. — Просто пойми: все, что ты делаешь, и все, что происходит с тобой, это подарок! Ты постоянно получаешь подарки! Ты или видишь это, и тогда ты счастлив. Или нет, и тогда вся твоя жизнь превращается в муку, наполняется одиночеством и теряет всякий смысл! Все зависит от Как ты ее назвал?.. — я забыл это выражение.
— «Точки отсчета»
— Да, все зависит от «точки отсчета»! Ты или смотришь из своего «я», или в самого себя
-
Главная
-
Цитаты и пословицы
- Цитаты в теме «Помощь» — 994 шт.
