Цитаты

Цитаты в теме «повод», стр. 31

А ведь когда-то действительно жили. Когда были детьми. Верили в сказки. Ни в чем не сомневались. Могли заявить о себе на весь мир. Но постепенно их заколдовали и превратили в био роботов. Живите и играйте как дети. Вспомните, как говорил Иисус Христос: «Если не будете как дети, то не войдете в царствие небесное». Понаблюдайте внимательно за поведением ребенка. Он везде и во всем найдет повод для игры. А мы, взрослые, только мешаем ему в этом. Мы слишком серьезно ко всему относимся. Мы думаем, что мир ограничен и в нем нет ничего нового и интересного. Я думаю, что вся проблема в том, что взрослые забыли, что мир — это великая тайна. И то, что мы видим в своей жизни, еще далеко от самой реальности, невообразимой и бесконечной в каждой своей точке. Они перестали относиться к себе и к окружающему миру как к загадке. И это самая главная ошибка взрослых.
А помнишь, как ты пальцы загибал,
Для слова «нет» подсчитывая поводы?
Когда ее на волю отпускал,
Ты верил сам в придуманные доводы?

Да ладно Не об этом разговор
С обиды и не то, порою, скажется
Вернёшься вот — спрошу тебя в упор:
Ну, как тебе в моём сердечке княжится?

Отшутишься — тебе не привыкать.
Аукнется ли? Жизнь непредсказуема
Я научилась многое прощать
И знаю, что Любовь — ненаказуема.

Прости за правду, ладно? Без обид
Я не в упрёк. Так просто, в сердце колется
А хочешь, расскажу, что предстоит
Нам, если мы с тобой не остановимся?

Нас очень долго будут осуждать,
И сплетен будет тьма, слова-пощёчины,
Когда с тобой устанем мы скрывать,
Что на беду друг другу напророчены

Порядочные оба как назло
Грехов на нас немало Может, спишется?
Ну что ж мне так с тобой не повезло,
Что без тебя почти совсем не дышится?
Он сидит на раздолбанном табурете — древнегреческий аполлон. Зажимает во рту мундштук, подкуривает сигарету. Проливает одеколон на расстеленную газету, чертыхается, мол, не прибрано, извини. Я не ждал тебя, да и /Боже правый/ между нами давно уже нет любви. От неё остались стоящий в углу клавир, замолчавший после второй октавы и звенящий громко на ноте «ля»; две колоды игральных карт: от двойки до короля — как не крапь, при любом раскладе нам не выпадет флеш-рояль. И поэтому, Бога ради, уходи, прошу Я устал.
И она собирает клочки бумаги, по привычке сметает сор и не смотрит ему в глаза. Всё, что он ещё не сказал — революция / форс-мажор. У неё внутри: двадцать изб, что ещё горят, необъезженных скакунов, чёрных бездн и дыр, на которых не хватит ни стремени, ни заплат, ни воды.
И нет повода, чтоб остаться. И нет смелости, чтоб уйти.
Не отпускай мою любовь,
Она тебе еще послужит;
Пусть в сердце осень листья кружит –
Ты ей пока не прекословь.

Пусть успокоит листопад
Твою израненную душу,
Ее покой я не нарушу,
Хоть и нарушить был бы рад

Я буду где-то за дождем,
Но ты позволь остаться рядом,
И я ни словом и ни взглядом
Нам не напомню о былом.

Оставь мне тоненькую нить,
Не дай ей повод оборваться –
Легко нам будет потеряться,
А вот легко ли все забыть?

И на Земле, такой большой,
Нас не сведут дороги снова
Да, ты сегодня не готова
Начать все заново со мной.

И осень сменит век зимы,
В котором сердце ровно бьется
Но вдруг весной оно проснется?
Или проснется до весны?

Ему захочется вернуть
Хотя бы часть того, что было,
И что бы ты ни говорила,
Тебе его не обмануть.

Не отрекайся сгоряча,
Моя любовь не помешает –
Согреет или тихо стает,
Как отгоревшая свеча.
— Алё Ларису Ивановну хачу. * * *— Пойдём ресторан, туда-сюда потанцуем * * *— Валик-джан, я тебе один умный вещь скажу, но только ты не обижайся: ты и она не две пары в сапоги * * *— Слущий, какой нормальный человек в Москву без денег приедет? Ну пошёл в ресторан туда-сюда, закусил и кончил. * * *— Садитесь, пожалуйста.— Спасибо, я пешком постою * * *— Такую личную неприязнь я испитываю к потерпевшему, что кушать не могу! * * *— Я так думаю! * * *— Что вы можете сказать по поводу данного инцидента?— Я все могу рассказать. Этот — Потерпевший.—  потерпевший открыл дверь, а Валико-джан — Подсудимый.—  а подсудимый сказал: «Здравствуй, дарагой». А потерпевший сказал: «Извините, я в туалет хочу». А она вискочился на улица и кричала «Милиция, милиция». А я сказал: «Валик-джан, пошли домой». И пошли
Мы творцы. Демиурги реальности, окружающей нас. Именно мы создали её такой. Ты когда-нибудь задумывался, что мы не можем жить без повода? Нам нужен повод, чтобы подружиться, нам нужен повод, чтобы любить, нам нужен повод, чтобы просто заговорить с человеком, нам нужен повод, чтобы уснуть и проснуться. И мы мучительно его ищем, переминаясь с ноги на ногу на грязном асфальте, ковыряя пальцем душу в попытке придумать ловкие слова тогда, когда хочется просто подойти и сказать: привет, давай поговорим? Просто так. Потому что у тебя красивые глаза. Потому что уже осень, а вместе теплее. Потому что мы просто люди и смотрим в одно небо. Потому что каждая душа человеческая — индивидуальна, неповторима и прекрасна, и не хватит жизни, чтобы узнать каждую, но так хочется И ты подходишь, говоришь, глядя в лицо: давай просто поговорим.. и получаешь встречный вопрос: по поводу? Мы делаем мир сложнее, чем он есть. Я смотрю на мальчиков, мнущихся на ветреных улицах: я сейчас подойду и скажу ей, что и дальше мучение на лице. Нет повода. Сколько времени, как пройти в библиотеку, Вы обронили.. Девушка, Вы обронили разноцветный листопад в моё сердце, Вы закружили в танце ресниц мой взгляд, девушка, посмотрите на меня, улыбнитесь и пойдём гулять по парку, выпуская на зеркало луж солнечных зайчиков смеха. Но всё же иногда встретишь человека, который не ищет повода, чтобы жить, который чем-то похож на тебя, который видит этот мир простым, который не любит масок, потому что воздух под ними тяжёлый и пропахший гримом, который учился ходить не касаясь земли.
– Любые призывы к миру во всем мире, – говорит мистер Уиттиер, – это все ложь. Красивая ложь, высокие слова. Просто еще один повод для драки. Нет, мы любим войну. Война. Голод. Чума. Они подгоняют нас к просвещению.
– Стремление навести в мире порядок, – любил повторять мистер Уиттиер, – есть признак очень незрелой души. Такие стремления свойственны лишь молодым: спасти всех и каждого от их порции страданий.
Мы любим войну, и всегда любили. Мы рождаемся с этим знанием: что мы родились для войны. Мы любим болезни. Мы любим рак. Любим землетрясения. В этой комнате смеха, в этом большом луна-парке, который мы называем планетой Земля, говорит мистер Уиттиер, мы обожаем лесные пожары. Разлития нефти. Серийных убийц.
Мы любим диктаторов. Террористов. Угонщиков самолетов. Педофилов.
Господи, как же мы любим новости по телевизору. Кадры, где люди стоят на краю длинной общей могилы перед взводом солдат, в ожидании расстрела. Красочные фотографии в глянцевых журналах: окровавленные ошметки тел невинных людей, разорванных на куски бомбами террористов-смертников. Радиосводки об автомобильных авариях. Грязевые оползни. Тонущие корабли.
Отбивая в воздухе невидимые телеграммы своими трясущимися руками, мистер Уиттиер скажет вам так:
– Мы любим авиакатастрофы.
Мы обожаем загрязнение воздуха. Кислотные дожди. Глобальное потепление. Голод.
Нет, мистер Уиттиер даже и не догадывался